— Может и таковое статься, — заметил Дмитрий. — Сказывают, все Петербургские казармы плакали, когда узнали, что государыня умерла. А они — сила!
Николай, сделав недовольную гримасу, изрек:
— Вот Павел и лютует теперь: заставил солдат русских вернуться к прусской форме, косичкам, пудре и тому подобное! Смешно сказать: требует носить токмо треуголки, а круглые шляпы запретил.
Ольга Александровна фыркнула:
— Ужас! К прусской форме… Потемкин в гробу перевернулся!
— Все потихоньку ненавидят императора, — тихонько молвила одна из сестер.
Ольга Александровна возразила ей:
— Ну как же, все? А Екатерина Нелидова? А опричь нее — Мария Васильевна Шкурина, бывшая фрейлина императрицы? Они Павла всю жизнь обожали и обожают. Бедняга Шкурина мечется, не знает, к каковому берегу пристать.
— Сказывают, не ужилась с Мамоновым и Щербатовой, ушла в монастырь, хочет постричься, но император не позволяет.
— Да-а-амс, что тут скажешь… Говорят и в той обители Шкурина не ужилась, переехала в другую.
Finis coronat opus. Сорок дней дух Екатерины витал во дворце и столице империи. Внезапно умер граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский, принесший славу России и ей, Великой императрице. Говорили, что государыня заскучала там, на небесах и забрала к себе своего сподвижника. Но все понимали, что граф был весьма хворым долгое время, и пришло его время уйти в мир иной.
Государыня Екатерина Алексеевна снилась подругам, близкому окружению и совершенно посторонним людям, кои, не зная ее лично, глубоко и искренне почитали ее. Она снилась своим внукам и внучкам, их матери — Марии Федоровне, Платону Зубову и всему зубовскому семейству, Александру Суворову, Орловым, Ивану Чернышеву, Екатерине Дашковой, Марии Перекусихиной, Анне Протасовой, Анне и Льву Нарышкиным, Василию Чичагову, Александру Безбородке, Гавриилу Державину, Михаилу Хераскову, Михаилу Щербатову, Федору Ушакову, Василию Баженову, Николаю Львову, Сергею Львову, племянницам князя Потемкина, Софии де Витт, Якову Сиверсу, Якову Булгакову, Василию Попову, Петру Завадовскому, Станиславу Понятовскому, Николаю Архарову, Ивану Васильчикову, Семену Зоричу, Александру Мамонову, Ивану Корсакову и даже Шешковскому, Волконским, Прозоровским, Голицыным, сотням другим, знавшим ее близко, тысячам едва знавшим ее и миллионам никогда не видевшим ее, но любивших свою императрицу за ее добрые дела. Собираясь, люди токмо и говорили, что о своей любимой усопшей государыне. Не снилась она токмо своему сыну, новому императору Павлу Петровичу.
Всех поразило решение императора Павла Первого извлечь прах своего отца из места захоронения в Александро-Невской Лавре, короновать и перезахоронить в Петропавловской крепости вместе с матерью. (Знал бы он, что Екатерина давно венчана с другим человеком)! Хотя всем было известно, что, не венчанный на царство, император Петр Третий сам написал и подписал свое отречение от трона. Что ж: «quod licet Jovi, non licet bovi». По всему было видно, что император Павел Петрович, еще будучи Великим князем, в деталях обдумал, как он проведет похороны матери, так сказать, — поставит ее на место, хотя бы в гробу, рядом с гробом не любимого мужа. Не забыл он и всех тех, кто хоть как-то был причастен к гибели его отца, уволив их от службы и отправив в ссылку в их поместья.
Он затребовал к себе во дворец Алексея Григорьевича Орлова, дабы он лично нес корону отца за гробом Петра Федоровича. Барятинский был отставлен от двора и отослан в свое поместье. И как бы его дочь, Екатерина Долгорукова, не писала, прося за опального отца, ответа не было. Наконец, от императора пришло короткое письмо: «У меня тоже был отец, сударыня».
Пятого декабря оба тела Их Императорских Величеств были перенесены из дворца в Петропавловскую крепость: сначала ввезли гроб Государыни без короны, засим — государя Петра Третьего с короною на крышке гроба.
В теплый зимний день, восемнадцатого декабря, их отпели после обедни и опустили гробы с телами Их Императорских Величеств, в присутствии Государя и всей фамилии, без всякой малейшей церемонии. У всех внучек был поникший, печальный вид. Старший внук упокоившейся императрицы, Александр, стоял в обнимку с плачущей любимой девятилетней сестрой Екатериной. Так, бренное тело Императрицы Екатерины Второй Алексеевны, обрело покой среди императорских гробов, в стенах Петропавловской крепости.
Прошло много времени. Вырос, возмужал и уже постарел тот самый маленький красивый мальчик Саша Рибопьер, который с детства часто бывал в гостях у самой императрицы. Он оставил свои мемуары о ней. Среди прочего он писал:
«Ах, славное то было время, и как глупо старались время это впоследствии унизить. Каждый чувствовал себя на своем месте. Высшее общество далеко было не то, каким оно сделалось впоследствии. Все крепко держались друг за друга. Нелегко было в общество попасть: нужна была для этого особенная милость Государыни или особенныя личные качества… В былые времена, чтобы принадлежать ко двору, нужно было быть именитого рода, нужно было быть хорошо воспитану и, наконец, иметь состояние. От этого число придворных было крайне ограничено. Кроме первых и вторых чинов, было всего 12 действительных камергеров в чине генерал-майоров и 12 камер-юнкеров в чине бригадиров или статских советников. Они постоянно дежурили при Государыне и Наследнике, составляя их ежедневное общество. Благодаря этому, их хорошо узнавали, оценивали и могли каждаго назначить в гражданские сановники, военачальники: ибо, чтобы быть в числе придворных, никто не покидал того поприща, к которому готовился. Принадлежность ко двору, носить красные каблуки и иметь свободный доступ к Государыне считалось выше всего. Граф Валентин Платонович Мусин-Пушкин уже в чине генерал-аншефа, был крайне польщен, получив камергерский ключ. Граф Александр Андреевич Безбородко, министр и Андреевский кавалер, принял звание гофмейстера (а это токмо второй чин двора) как величайшую милость. Фрейлин было тоже всего 12. Получить шифр Императрицы было блаженством целой семьи…
Милость Екатерины вела к успехам, богатству, чинам, одним словом, к Фортуне. Сколько блестящих положений в свете она создала! Завоеваниями своими она обогатила тех, кто верно служил ей; в завоеваниях этих она черпала средства для вознаграждения усердия и талантов и не могла сделать из них более благороднаго употребления. Новая Россия, отторгнутая у Турок, была голою степью; Императрица, раздав земли в том краю, обратила его в одну из самых прекрасных областей Империи.
Лицо, облеченное милостью Государыни, выводило из ничтожества всю свою родню, которой уже тогда принадлежали по праву и богатства, и места, и знаки отличия, и общее уважение. Обожание Монархини было до того сильно развито в то время, что милость ея давали лицам, ею облеченным, неоспоримыя права на внимание и почет общества. Разумеется, бывали злоупотребления, но где их не бывает? К многочисленным качествам Екатерины надо присоединить редкий, и едва ли не самый полезный для подданных, в государстве самодержавном, талант избирать и находить достойных сотрудников. Никакое царствование не представляло так много замечательных людей по всем отраслям государственной деятельности. Екатерина имела редкую способность выбирать людей, и история оправдала почти все ея выборы Перечесть всех нет возможности… Бывали и при ней более или менее храбрые фрондеры, но, тем не менее, человек облеченный ея милостью, был полновластен. Кто не жил в то время, не может составить понятия о том, каково было положение князя Потемкина, или даже князя Зубова. Перед ними преклонялись не из подлости, а по уважению к выбору Государыни, по той религиозной привязанности, которую все к ней ощущали.
Екатерина, столь могущественная, столь любимая, столь восхваляемая при жизни, была непростительно поругана по смерти. Дерзкие сочинения, ядовитые памфлеты распространяли на ея счет ложь и клевету… Вскоре вошло в моду позорить ту, которую принц Де-Линь так метко прозвал Екатериной Великим. Долг каждого Русского, даже каждого человека любящего правду — не токмо защищать память ея против ругательств, на нее направленных, но еще громко воздать хвалу, подобающую ея высоким качествам. Если даже она не вполне свободна от упреков, все же, как женщина, как Монархиня, она вполне достойна удивления. Славу прекрасного ея царствования не мог затмить ни один из новейших Монархов. Чтобы в этом убедиться, стоит токмо сравнить, чем была Россия в ту минуту, когда она вступила на престол, с тем, чем стала она, когда верховная власть перешла в руки Павла I. Предводительствуя воинственным народом, она была победительницей всегда и везде, на море и на суше. Она присоединила к Империи богатейшие области на Юге и Западе. Как законодательница, она начертала мудрые и справедливые законы, очистив наше древнее уложение от всего устарелого. Она почитала, охраняла и утверждала права всех народов, подчиненных ея власти. Она смягчала нравы и всюду распространяла просвещение. Вполне православная, она, однако, признала первым догматом полнейшую веротерпимость: все вероисповедания были ею чтимы, и законы, по этому случаю изданные ею до сих пор в силе. Одним словом, она кротко и спокойно закончила то, что Петр Великий принужден был учреждать насильственно…
Красивейшие здания Петербурга построены ею. Эрмитаж с богатейшими его коллекциями, Академия Художеств, Банк, гранитныя набережныя, гранитныя облицовка Петропавловской крепости, памятник Петру Великому, решетка Летняго Сада и прочее — все это дела ее рук. Если судить о Екатерине, как о женщине, то и тут надо признаться, что ни одна женщина не соединила в себе толико превосходных качеств. Возвышенный ум, чувствительное и сострадательное сердце, мужественная твердость характера, увлекательная прелесть, тихий и ровный нрав, благородство, изящное обращение, внушающая и в тоже время чарующая наружность. Меня не ослепляют ни мое к ней уважение, ни глубокое чувство признательности, и не токмо я не отвергаю огулом все то, в чем ее упрекают, но даже в иных случаях и сам нахожу, что она была неправа.