с тем же окладом, что получал у меня кассир-артельщик, т. е. семьдесят пять иен. А остальным «мальчикам» прибавил до пятидесяти иен. Все остались довольны и с большим рвением продолжали работу.
Мне было страшно за новых правителей. Трудно добиться власти, но еще труднее удержать ее. Для этого нужны средства. Податной аппарат бездействовал. Правительство, несмотря на малую территорию, должно содержать большой штат чиновников, выплачивать пенсию безработному офицерству, содержать войско да еще в подражание демократическим странам содержать приносящее не пользу, а вред Народное собрание.
Россию охватила революция. Она представляла собой бушующее море, но не морской воды, а вонючих помоев. По этому зловонному морю братьям Меркуловым предстояло вести свою утлую ладью. Что было делать? Неужели капитану корабля в часы бури надо собирать матросов на митинг и спрашивать, куда и как вести судно? Конечно, нужна диктатура, а вместо нее продолжало функционировать Народное собрание. Впрочем, само правительство образовалось из пяти лиц – братьев Меркуловых, Еремеева, Макаревича и Адерсона.
В сущности, это та же диктатура, но скрытая, получившая впоследствии имя «Торгового дома братьев Меркуловых». Название для правительства совсем не лестное…
Как не могли братья понять и столковаться, что оставлять себе два голоса из пяти не совсем удобно? Много лучше верховную власть передать одному Спиридону, а Николаю предоставить министерские портфели военного и иностранных дел, которые он имел. А Народное собрание нужно было или распустить, или собирать раз в год на месяц для контроля и утверждения смет.
Тяжело было и политическое, и финансово-экономическое положение нового правительства. Дело в том, что все отчетливее становилась близость ухода интервентов. В Вашингтон посылалась депутация с просьбами удаления японских войск, а это равносильно самоубийству Приамурского правительства и совершенно ясно, что с уходом японцев здесь водворятся большевики.
Для меня подобное решение было непонятно. Мне казалось, что надо хлопотать перед союзниками о создании на востоке Белого буферного государства под общим протекторатом держав Согласия и под верховным водительством одного из Романовых.
Экономическое положение всех правительств, бывших во Владивостоке, зависело главным образом от количества застрявших во Владивостоке грузов как Императорского правительства, так и частных лиц. Но эти грузы начали расхищаться еще при Розанове, и Меркуловым достались лишь крохи. Золотой запас, около восьмидесяти миллионов рублей, был передан Земским коммунистическим правительством Читинскому правительству Д.В.Р. Таким образом, касса нашего банка тоже оказалась пуста.
Бочкарев
Еще в те дни, когда «товарищи», спустившись с гор, захватили власть в свои руки и устроили избиение арестованного белого офицерства на реке Хорь, я, гуляя по Светланке, увидел густую толпу, движущуюся от вокзала к Китайской улице. Толпа улюлюкала, как на охоте на волка.
Я стоял на возвышении на Китайской улице и при повороте толпы со Светланки увидал посреди нее пленника со связанными за спиной руками. Это был человек высокого роста, хорошего сложения, в черкеске, в казацкой папахе, лихо надетой набекрень. На его молодом и красивом лице не было и тени страха. Оно дышало презрением и гордостью.
– Белобандит! – кричала толпа. – Разорвать тебя надо! Сволочь!
Он шел, как бы не слыша криков, не видя толпы.
– Кто это? – спросил я одного из прохожих.
– Правая рука казачьего атамана Калмыкова из Хабаровска.
– Попался, сукин сын! – пояснил мне другой. – И чего только время зря терять? Давно пора его либо на фонарном столбе повесить, либо на кол посадить.
Мне стало жаль несчастного пленника.
Как-то в одно из воскресений этот человек, столь мне понравившийся, появился в столовой Бирича…
Мы познакомились, и, сидя против него за завтраком, я не удержался сказать, что давно его знаю, и описал виденную картину.
– Я думал, что вам не миновать смертной казни, и сердечно рад видеть вас живым и в добром здравии.
С его появлением на даче и началось то событие, о котором я упоминал ранее. По отрывочным фразам я понял, что он приехал сюда неспроста, а с каким-то секретным предложением.
Оказалось, что Биричи давно знали Бочкарева, когда тот был еще капитаном парохода, делавшего рейсы по Амуру.
Появления Бочкарева на даче стали частыми и сопровождались долгими совещаниями с Биричами, для чего они втроем запирались в спальне, даже позабыв про преферанс.
От меня эти переговоры долгое время скрывались, но однажды старик Бирич посвятил меня в свою тайну.
– Так вы говорите, что Бочкарев произвел на вас хорошее впечатление?
– О да. Первое впечатление было почти восторженное. Ведь, в сущности, его вели на казнь, а он шел ясным соколом и таким орлиным взглядом смотрел на толпу, готовую его разорвать, что не только меня, но и всю толпу подчинил своей воле. Струхни он хотя бы на секунду, и его бы разорвали.
– А когда познакомились, очарование прошло?
– Конечно, Христиан Платонович, ко всему привыкаешь, привык я и к Бочкареву. Но скажу определенно: он и теперь мне нравится.
– И вы не ошиблись в нем. И теперь он не падает духом, а придумал такой блестящий план защиты от большевиков, что я просто диву дался. Он говорит, что с уходом японцев отразить нашествие большевиков на Приморье – дело почти безнадежное. Единственное, что надо сделать, – это захватить теперь же Камчатку, берега Охотского моря, Якутск и, двигаясь на юг по Лене, угрожать Хабаровской железной дороге с севера. И только тогда при совместных действиях с войсками Приморья возможно и поражение большевиков, и дальнейшее наступление на Читу и Иркутск. Лена как единственный путь сообщения с Якутской областью местами так сдавлена скалами, что если их укрепить, то получатся вторые Фермопилы. Что скажете про этот план?
– Я не военный, не стратег, но, насколько помню карту тех мест, думаю, что план говорит сам за себя.
– Очень рад, что вы так думаете. Теперь скажу, что и Меркуловы, особенно Николай, склоняются к данному предложению и предлагают мне стать во главе экспедиции.
– Почему же вам, а не Бочкареву, как его автору?
– Нет, вы не так поняли меня. Конечно, военная власть вручается Бочкареву, но он будет на основании общих законов подчинен в административном отношении непосредственно мне как вновь назначенному генерал-губернатору Камчатки и всего Северного края.
– Почему же, скажите мне, Меркуловы в своем выборе остановились на вас? Ведь вы немолоды и, наконец, невоенный человек.
– Вот потому-то и назначили, что я великолепно знаю Камчатку и весь Северный край. А мои годы служат порукой, что я сумею удержать Бочкарева от чрезмерных увлечений.
– Ну, а откуда же он наберет себе армию? Ведь там население очень редкое?
– Она у него готова: к нему стеклись его бойцы из Хабаровска. Их около пятисот, и все это испытанные люди, скованные дисциплиной и верящие в своего атамана.
– Ну, положим, это так… Но ведь для того, чтобы победить, нужны средства.
– Эх, батюшка, да ведь вся Камчатка засыпана золотом, и мы сумеем его достать. Помимо золота, там масса рыбы и оленины. Нужна мука, спирт и порох. Все это Меркуловы дают в достаточном количестве, чтобы перезимовать двум-трем тысячам людей. Оружие и артиллерию тоже дают, а шкуры оленей будут и обувать, и одевать.
– Ну что же, дай Бог успеха, – сказал я Биричу, пожимая руку. – По правде говоря, хоть и кажется мне все это сказкой из «Тысячи и одной ночи», но я искренне желаю вам успеха.
С этого дня по воскресеньям Бочкарев стал появляться со своей супругой, женщиной из хорошей семьи. С ним почти всегда приезжал пожилой генерал, фамилию которого не могу вспомнить. Его Бочкарев отрекомендовал мне как начальника Штаба. Помимо генерала, приезжали и два адъютанта Бочкарева и титуловали наших хозяев «Ваше Высокопревосходительство», что особенно нравилось Пелагее Петровне.
Во время завтрака и обеда разговоры вертелись главным образом вокруг деталей плана. Мечты Бочкарева доходили и до захвата Бодайбо.
– Вот, Владимир Петрович, где неисчерпаемое богатство. Если бы нам удалось захватить прииски, золота хватило бы для ведения войны с большевизмом в большом, всероссийском масштабе.
– Раз это так, то вам следует с первых же дней установить аффинаж и чеканку собственной монеты, чтобы ею расплачиваться с золотоискателями. По вашим словам, там золото очень высокой пробы и его охотно продают по три с половиной тысячи иен за золотник. Это даст семь-восемь тысяч барыша с пуда купленного золота.
– А ведь правда, – подхватил Христиан Платонович. – Ведь вы знаете аффинаж?
– О да, знаю по нашему банку. Это стоит грош, но нужны кислоты и химическая фарфоровая посуда. Наша небольшая лаборатория в две комнатки могла пропустить в год до двадцати пяти пудов золота. А вот чеканка мне незнакома, но нужен небольшой моторный молот. Золотые листы можно легко изготовить на прокатных станках.
– Эх, Владимир Петрович, бросайте-ка вашу меняльную контору и едем с нами. Там я вас назначу министром финансов. Все мы там разбогатеем, да и служением Родине замолим наши грехи.
– Нет, Христиан Платонович, хоть меня всегда интересовал север, но при таких политических условиях я боюсь его. Да при этом не очень-то и верю в ваш военный успех. Мне думается, что на севере, где больше инородцев, большевизм не успел еще вполне расцвести. От него население еще не потерпело достаточно бедствий. Ведь смотрите, и здесь крестьянство стоит за большевиков, еще недостаточно познав их. Русский человек своим глазам не верит, ему все надо перетерпеть на своей шкуре. Вот почему я мало верю в успех вашего прекрасного плана, как и в то, чтобы Меркуловым с вашей помощью удалось отстоять Приморье от нашествия большевиков, когда уйдут японцы.
– Ну что ж, поживем – увидим, а складывать рук не будем, – возразил мне Бирич.