Перед отъездом наша контора несколько дней работала с невероятным напряжением и с огромной прибылью. При паевом капитале, равном приблизительно тридцати пяти тысячам иен, мы делали более ста оборотов в день. С уходом японцев все бросились обменивать иены на русское золото, серебро, американские и китайские доллары. И эта работа шла при большой конкуренции двух подобных учреждений: меняльного дела сына Николая Меркулова и Славянского. Последний из депутатов Народного собрания образовал крестьянский кооператив для снабжения армии продуктами питания и, помимо этого, на полученные им крупные казенные авансы начал заниматься и эшанжем. За день или два до моего отъезда он пригласил всех своих пайщиков на завтрак, во время которого заявил, что его жена уезжает сегодня в Японию. Все высказали пожелание проводить ее на пароход. Он затянул завтрак до самого отхода парохода и, нежно прощаясь на палубе с женой, на виду у всех провожающих не успел сойти по сходням и уехал в Японию.
Когда пайщики вернулись в контору и поинтересовались состоянием кассы, то оказалось, что таковая пуста. Славянский ее увез, захватив не только деньги пайщиков, но и казенные авансы, коих числилось более семидесяти тысяч рублей.
А вот я оделил всех до последнего гроша и уехал, увозя с собой около одиннадцати тысяч иен, принадлежавших мне и моему семейству.
Я не ограбил своих пайщиков, но меня ограбили собственные служащие в лице Добровольского, Сопетова и вернувшегося с фронта Немчинова. Все, что я им оставил для ведения дела, и все деньги, что они собрали, – всего около четырех тысяч иен – они поделили между собой и уехали в советскую Россию.
Для меня чрезвычайно тяжела не только потеря денег, половина которых принадлежала моей семье, но и разочарование в служащих, коих я спас от голода, дал приют, кормил и платил приличное по тому времени жалованье.
Должен сказать, что последнее время в кассе обнаруживались пропажи денег. Помимо небольших просчетов, однажды пропали китайские даяны на сто иен. Тогда я отнес это к возбужденному состоянию кассира Немчинова, но теперь уверен, что деньги воровал Добровольский.
Итак, прощай, Россия! Прощай, Владивосток, и прощайте, мальчики, к которым мы с женой относились так же, как и к своим детям.
За несколько дней до нашего бегства из Владивостока явился в мою контору Бирич. Он только что приехал с Камчатки и зашел всего на одну минутку.
– Христиан Платонович, я надеюсь, вы не останетесь здесь. Я уезжаю в Циндау и бросаю дело.
– Совсем напрасно, – сказал старик, – я совершенно не боюсь коммунистов и очень прошу вас приехать ко мне на дачу, где я расскажу много интересного о нашей неудачной экспедиции. А теперь нет времени, сейчас отходит поезд. И мы простились.
Побывать у Бирича на даче мне не удалось, а потому я не узнал и подробности его путешествия и управления краем, о чем я теперь очень сожалею. Но несколько лет спустя в Сан-Франциско приехала его супруга Пелагея Петровна. Она была в моем магазине «Русская Книга» и вкратце рассказала о том, что очень скоро после водворения коммунистов ее мужа арестовали и судили за измену Родине. Его в числе нескольких участников экспедиции расстреляли ночью на Эгершельде. Перед казнью старик пал духом и совершенно не мог идти, поэтому его привезли на место расстрела в экипаже.
Так закончил свою полную приключений жизнь Бирич, судьбе которого уделили внимание Чехов, Дорошевич и я, если только мои записки когда-либо появятся в печати.
От Пелагеи Петровны же мне удалось узнать, что Бочкарев, занявшись грабежом местных золотопромышленников и не делясь награбленным со своей дружиной, был затравлен на одном из приисков собаками и зверски добит людьми. Куда делись его жена и дочь, мне узнать не удалось.
Покидая Владивосток, я в последнюю бессонную ночь вспоминал всю свою жизнь и перечислял правительства, при которых мне довелось жить в России.
Я был верноподданным государя Александра II, государя Александра III, государя Николая II, гражданином республиканского Временного правительства, рабом коммунистического правительства на Урале, бесправным пленным чешского командования, подданным Уральского правительства, Директории, правительств адмирала Колчака, генерала Розанова, Земского правительства Приморья, рабом коммунистического Земского правительства, подданным Коалиционного правительства, Воеводы Земской рати Дитерихса, правительства братьев Меркуловых.
И вот теперь превращаюсь в эмигранта, которому придется подчиняться правительству Китая…
19 ноября 1934 г.