Ну, а в чем же была реальность? Она была в том, что со своего возвышенного кресла, Тутор-Рор не наблюдал некоторых из «своих», тех кого он втянул в заговор. Он даже не мог узнать, живы ли они сейчас, в каком состоянии их тела, а уж тем более, души. Наверняка большинство из них все-таки оставались в здравии. Они являлись заложниками, теми, кто обеспечивал лояльность командира «боевой горы». А те, кто корчился, привязанный к «детекторам дознания», оказались платой. Платой за проигранную битву и платой за сегодняшнее предательство генерала-канонира.
Мог ли он отказаться от сделки с вознесенным на трон Мурашу-Дидом? Запросто! Что он терял? Подумаешь, жизнь. Все, рано или поздно, с ней расстаются, и даже прощаются с ней под пытками. Мало ли таких? А из солидарности с молодыми, поверившими ему, соратниками нужно бы было вообще брать на себя повышенные обязательства. Но, не взял. Что-то помешало. Долг перед остальным, ведать не ведающем о перевороте и контр-перевороте, экипажем? Кто же еще выведет его из раскинутого в округе пепелища? Кто сбережет от эйрарбакских супер-калибров? А может еще один долг, тот от которого планировалось на определенном этапе улизнуть? Перед присягой, родимой противолежащей на шарообразности Геи суше? Перед столицей островной, водоплавающей в секретных морях-океанах? Ведь можно теперь действительно, пусть и для своих «горно-боевых» целей, но истребить, перемолотить в труху, еще пару-тройку дивизий Империи, и этим, пусть немного, но снизить «баковский» напор на высаживающиеся по берегу пехотные легионы. Так что все-таки помешало? Конкуренция долгов? Соратники по заговору или все остальные?
Но Тутор-Рор знал, что даже эта конкуренция долгов – не главное. Это только вывеска, реклама для внутреннего пользования, маскирующая совсем другую причину предательства. Страшное слово! Но то, что это предательство сомнений не оставалось сразу. Главное, как не повернись события – а все едино – предательство. В случае успеха того, не удавшегося заговора – предательство по отношению к Республике, и даже к волне десанта накатывающейся на берег. Сейчас, в случае непринятия предложения Мурашу – по отношению к экипажу. Ну, а в настоящем, согласившись на сотрудничество и поклонившись РНК – точнее лично другу Меча – предательство товарищей по духу. Как не верти, а везде клин. И даже если сделать неожиданный ход – наложить на себя руку (сейчас уже имеется возможность: наручники сняты и куча различного оборудования под рукой, включая сильные токи и сверх-частоты), то и тогда это предательство, причем в кубе. Ведь даже соотносительно с корчащимися под ловкими ручками учеников Честного Меча и то. Почему ушел, уклонился от их участи?
Но дает ли оправдание предательству безысходность выбора? Судя по маскируемым под бесстрастностью чувствам, абсолютно не дает. И генерал-канонир цедил через трубочку подслащенное какао, заваливая тяжелый, неперевариваемый ком внутри оперативными разведывательными сводками.
109. Очищение
Шлюзовая камера являлась необходимым атрибутом «боевой горы». Еще бы, ведь гига-машина предназначалась для войны в зараженной радиацией, химией и прочей мерзостью местности. Прибывающие из вне танки запускались вначале под надежность брони, а уже здесь подвергались мойке, дегазации, дезактивации и санобработке. Существовали разные ступени тщательности этих процессов. В самых строгих, каждый «Циклоп-10», обязан был торчать в шлюзе почти час, однако в реальности на это не было ни времени, ни средств. Времени потому, что танки ездили по Эйрарбии не в одиночку, и как бы это выглядело, если б несчастную «квадратную пятерню», вернувшуюся из далекого похода, держали перед воротами много часов. Конечно, общее количество шлюзов на «Сонном ящере» равнялось восьми. Но ведь каждая «пятерня» имела свое собственное место внутренней дислокации, а «гора» – вовсе не испещренное автострадами сооружение, не из каждого места можно попасть в произвольно выбранное другое на четырехгусеничной машине. Бесконечность ожидания своей очереди, когда вот она – перед носом, безопасность от ударной волны атомных взрывов, а главное, от распыленных в воздухи нуклидов, очень плохо действует на психологическое состояние танкистов: в следующий раз их, чего доброго, не выгонишь на боевое задание.
К тому же, есть еще и материально-технические факторы. Лучший из распространенных растворителей – вода. «Ящер», покуда, не пополнял ее внутренние запасы, а значит та, что имелась на борту, гонялась по замкнутому циклу. То есть, даже вода уже несколько зараженная чем-либо, после проведения фильтрации-очищения, снова бросалась в дело. Потому, с каждым разом, дезактивация, по сути, проводилась всё хуже. Кстати, если бы гига-танк и всосал в себя какое-нибудь подвернувшееся под руку озерцо, то и это решило бы проблему не до конца – вся окружающая местность являлась зараженной в той или иной мере. Так что стоило потерпеть до лучших времен, когда период полураспада ядер, несколько нивелирует заражение, а пока гонять по кругу свои собственные водные ниагары.
По всем этим причинам, на обработку одного танка отводилось десять минут, и ни секундой больше. Потом стена брони распахивалась, и «Циклоп» катил дальше. Здесь он снова замирал, поскольку оказывался на мощном подъемнике, способном двигать по вертикале больше тысячи тонн груза за раз. Отсюда танки забрасывались двадцатью-тридцатью метрами выше, согласно схеме их расположения, а порой даже сорока – там находились ремонтные мастерские.
Так что, на приемном шлюзе хватало суеты. Правда, в основном это была суета механизмов, а не организмов. Давно миновали времена, когда «Циклоп» поливали из шлангов облаченные в защитные костюмы техники – всё творила не слишком разумная, но надежная автоматика. А пока наведенные загодя брандспойты обрабатывали танк, его измотанный экипаж дремал. В принципе, единственными, кто обязан был нести какое-то наблюдение, значились только водитель и командир, но чего им следовало опасаться теперь, когда за «Циклопом» задвинулась толстущая бронеплита?
А операторы шлюза, руководящие обработкой запущенных машин? Только за последний час, сюда попала шестая – им уже наскучило пялиться в черно-белые экраны.
Поэтому, в шуме бьющих под давлением струй, никто не услышал, как вывалилась, зазвенев, выломанная с помощью игломета (не за счет стрельбы, а в силу рычажного момента) решетка и как за ней, мешком, абсолютно неловко, ляпнулся попривыкший к ползучему образу жизни Хорис-Тат.
А когда брандспойты выдохлись, то в окутавшем все паре (не забывайте, что подвергаемый обработке танк явился из холодного мира «синхронного задувания солнц», а здесь, внутри, была нормальная, пригодная для жизни температура), никто не обратил внимание на мелькнувшую тень полуголого человека. Миг, и он уже лежал, втиснувшись между башней и принайтованной поперечно, запасной сталерезиновой гусеницей.
Рыкнула короткая сирена. Броне-лейтенант замер, опасаясь что, наконец, пришел его черед умирать. Он ошибся, сирена выла на всякий случай: было замечено, что иногда, за время короткой стоянки, вымотанный экипаж успевает заснуть в полном составе.
Затем впереди двинулась в сторону тяжеленная створка. И трансмиссия танка включилась в дело.
110. Бессонница
Уже абсолютно вымотанный Тутор-Рор наконец-то добрался до собственной каюты. Теперь можно было поспать, пусть и не с чистой совестью, зато удовлетворившись в самоистязании. Он не давал себе заснуть более суток. Несколько раз за последние часы глаза норовили сомкнуться, слипнуться веками и более не поддаваться на провокации, бодрствующего самому себе на зло, разуму, но генеральский рефлекс стискивал виски железом и давил, покуда воспаленные очи снова не растворялись миру. А мир вокруг генерала-канонира был в эти сутки однообразен до жути – «купол» – центральный командный пункт (ЦКП), иногда для смены фона – пост боевого скоординированного управления оружием (ПБСУО). И если уж на ЦКП было в эти часы скучно, ни одного интересного сообщения от радио-разведчиков, ни каких заметных перемещений Восемнадцатой имперской армии, то что говорить о ПБСУО? Тишь да гладь. Не только ни одного выстрела хоть каким-то калибром, а даже прицеливания. Ничего! Дежурной смене можно ногти маникюрить и полировать бляхи, умным исключениям – пялить глаз в секретные наставления и «Правила стрельбы по загоризонтным целям». И в этой тиши-глади шатался, пугая «зеленых» летёх, неприкаянный командир «Сонного ящера», противясь не только природе, но и названию собственной боевой машины.
И ведь зря, зря он себя изматывал. Знал же, предчувствовал, что ничегошеньки в эту смену не произойдет. Да собственно, и интуиции особой не надо было иметь. Поскольку сам гига-танк все еще утрясал внутри себя накипевшие в последние дни проблемы, то внешняя активность его свелась к нулю – предельная маскировка, вот и вся активность – то и внешний мир, раскинувшаяся во все стороны пустыня холода, тоже его не трогал. Обычно, такие дни Тутор-Рор использовал для подтягивания хвостов, всегда накапливавшихся в большой механизированной организации дел. Ведь можно спуститься в недра «горы», вздрючить за нерадивость механиков или реакторщиков? Неплохо внезапно проинспектировать оружейников: лично царапнуть смазочку на гига-снаряде; извлечь белоснежный, накрахмаленный платок, покуда великанские шестерни бесшумно сдвигают прочь двухсоттонную зарядную крышку, провести им по краю бесконечности зеркала круглой внутренности полутораметрового ствола (и невдомек гига-кононирам, что не наличие пыли проверяет начальник, а именно плавность хода чудовищной крышки, и даже не это – куда её тонны денутся? – визуальное наличие такой вот, не представимой разумом и даже механикой прошлого штуки, способной в мгновение разгонять в небо пятидесятитонные, неподъемные цилиндры). Можно попытаться (никогда не удавалось, почему-то) неожиданно нагрянуть с инвентаризацией в канцелярию, к бухгалтерским крысам, если не хочется пачкать платочки и потеть подмышками, спускаясь по вертикали лестниц в бездонности гига-машины. Много чего было можно. Только не сейчас – раньше, до перепереворотов.