31. Гадания
«Итак, снова молодость в шинели, а юность туго перетянута ремнем, – размышлял Лумис Диностарио. – Как хотелось, чтобы хоть в этот раз, если уж началось, то пролетело, прожужжало сторонкой где-нибудь в отдалении. Вроде и без того, подлезли мы под пирамиду тяжелейшего, рискованного, но праведного дела. Хоть нас-то должна была миновать чаша сия. Но не миновала. Мало того, что с иных материков и полушарий прилетевшие техногенные кошмары бьют справа-слева, едва не прихлопывая молодцеватым обухом, так явились не запылись сами их хозяева. Честь имею, отставной «чёрный шлем» имперский парашютист Лумис Диностарио. Чем могу быть полезен, господа колонизаторы? Вас ведь так, наверное, следует называть, я не ошибаюсь? Ведь для вас наша опостылевшая, но единственная родина, является целью, я прав? Но забери меня Мятая луна, мало того, что вы снова пересекли мою маневрирующую по времени судьбу, дострелили меня на излете, трётесь гусеницами вскользь, вы еще… Если, конечно, не ошибаюсь! Хотя, где там. Испари меня Красный Гигант Эрр, если моя догадка не верна. Вы еще сотворили двойное чудо – дополнительно к тому, что явились – приволокли в эти отгороженные от морей-океанов горы свою гигантскую «свинью». Поправь меня мать-звезда Фиоль, если я путаюсь: такое возможно, ибо не видел я её никогда вблизи, да и издали не приходилось, и даже сейчас не наблюдал, а только слушал доклады и рисовал в головушке соответствующие картинки. Но, приголубь меня Мятая, если там, в ущелье, не «свиноматка» южан-республиканцев, то что? У Фейна и компании случилась галлюцинация – сдвиг по фазе на почве зеленой луны? Однако расчеты астронома касательно зависания одного из солнц сошлись, или почти сошлись. Ну, пусть это совпадение – учитывая аппаратную ошибку, все может быть. Но тогда кто, тут и там разъезжает на четырехгусеничных монстрах? И как они сюда добрались со своих, вроде бы плотно зажатых и не ширящихся, плацдармов? Хотя представить, как по соседству с окаменевшей холодом долиной оказалась миллионотонная «свинья» – вообще нельзя. По крайней мере, мне. Почему молчит адмирал Дук? Вдруг его далекая гениальность даст мне какой-то ответ? Ведь не хочется, не желается влезать в творящуюся вокруг бойню совсем слепым котенком. Безусловно, было бы великолепно, попытаться не встревать вовсе, но удастся ли ничего не ведающему и незнающему слепому долго уклоняться от ударов зрячих врагов?».
Последнее время командор Лумис вел такие монологи с собой часто. Что еще оставалось делать? Идти вперед, напролом и прямо, и сходу интересоваться у первого проносящегося мимо танка: откуда, куда, по какому праву и по чьему приказанию он тут раскатывает ландшафт? Ответ, по всей видимости, исходя из старого опыта имперского парашютиста, будет однозначен. Небольшая кнопочная манипуляция где-то там, под многослойным железом, легкий занос многотонного чудища в сторону, и красная, раскатанная блином, мороженная кукла на обочине.
Кстати, за всю свою службу императору, Лумис так никогда и не прыгнул с парашюта. Хуже того, он даже ни единожды его не сложил. Нет, он не являлся каким-то арьергардным придатком эйрарбакских парашютных частей, каким-нибудь кухонным подносчиком, или погонщиком съедобных свино-лягушек. Он был привилегированным бойцом-убийцей передовой линии. Но дело в том, что «парашютистами» элитная пехота называлась по традиции. Даже во времена юности Лумиса, обилие военных летательных аппаратов навсегда ушло в легенду. Кстати уже тогда, «парашютистов» значилось гораздо больше, чем когда-либо в прошлом, ведь теперь их число не требовалось соотносить с реально стоящим на вооружении авиационным парком. По слухам, в настоящее время, до нанесения брашского стратегического удара по гарнизонам, в армии Эйрарбии наличествовало пять миллионов «парашютистов». Если бы такую массу одновременно и над одной и той же местностью выбросили с какой-нибудь мифической летающей армады – она бы закрыла свет обоих еще не погашенных солнц.
Размышляя и на эту тему, Лумис прикидывал возможность появления в Скупой долине загадочных танков по средством такого гипотетического плана. Сколько нужно парашютов и какой они должны быть площади, хотя бы для посадки с неба одного четырехгусеничного монстра? Этого он не знал. Однако даже если б такое свершилось реально, как оно объяснит наличие в ущелье Верблюжьей Шеи металлической горы? Лумису Диностарио крайне требовался совет опытного военного стратега или, на худой конец, подробный рассказ кого-нибудь из местных жителей.
Однако первого у него в отряде не имелось, а адмирал Дук Сутомо сгинул где-то в эфирных далях. Ну, а касательно второго, пока все встреченные мстителями местные оказывались либо кремированы без урн, либо раскатаны в замороженный блин, либо давным-давно заморожены без раскатки, то есть без непосредственной помощи шляющихся по окрестностям брашей. Эти последние сохранились лучше, но в плане добывания новой информации – так же бесполезны. Вот и приходилось заниматься анализом скудных и совсем-совсем недостаточных для принятия решений полу-сказок Фейна и остальных. Именно отсутствие данных рождало в голове монстров, подобных плывущим в чёрных небесах танкам. Но как, рационально и без бредовых допущений, получалось объяснить происходящее вокруг?
32. Особая миссия
И какая же задача стояла перед десантниками-диверсантами? Взорвать, отправить в гости к Оторванной Голове Черепахи все взбунтовавшиеся танки «одноглазых» вместе с экипажами. Нет, их поручение было не столь глобально, но, наверняка, более трудно: «обезглавить» всю оппортунистическую группировку; устранить, а если улыбнется Кровавый Пожиратель, то выкрасть для того же устранения, но уже на борту «горы» и после обработки друзьями Честного Меча, самого главного мятежника – Хориса-Тата. Поскольку в теперешние времена даже генерал Тутор не слишком доверял «пассажирам», а уж совсем не питал иллюзий в отношении их лояльности «верный друг» Мурашу, то группу специалистов по вылазкам, как и в прошлый раз, при штурме «радиоисточника», солидно разбавили представители комитета, самые бравые из всех сотен помещенных под многослойной броней «Ящера». Разумеется, как и прежде, их задача сводилась, в основном, к наблюдению за исполнительностью «аэропехоты» и за их лояльностью. Почему почти? Потому, как на их долю оставались добывания сведений из захваченных пленных, ведь здесь приходилось иметь дело со своими, а не с говорящими на чуждом языке «баками». И значит, мускулистых, узкоспециализированных разведчиков-мясников, зубрящих в свободное время брашско-эйрарбакские разговорники, легко оставили на палубах гига-танка в качестве добровольно-принудительных помощников в регламентно-профилактических работах: тряпки, отвертки и гаечные ключи – вот к чему начали привыкать их руки, вместо любимых карманных щипчиков для вырывания ногтей, походно-переносных «дергунчиков», для дерганья коротких, неухватных волос армейских причесок (разумеется, вместе с кожей головы), и прочих достижений прикладной военно-разведывательной науки.
Понятно, магнитные мины и остальная обыденность боевых походов на «Пустотелом удальце» тоже имелась. Ведь, скорее всего, никто не собирался подавать голову предводителя мятежников на тарелочке, наверняка придется пробиваться через танковые заслоны. Но ведь это дело, которому аэропехоту учили в добром, невозвратном далеке предшествовавшего новой Атомной мира.
Кто на борту «Пустотелого» мог ведать, что в одном из ящиков с боеприпасами… Нет не тикает – ибо электронному будильнику не требуется различимый уху млекопитающего фон – он просто отмеряют бесшумно время и всё. Безусловно, он соединен с детонатором, а тот, в свою недолгую очередь, с миной. Так что на борт не пришлось проносить нечто, не значащееся в тщательно отслеженном списке. И, разумеется, тот, кто это совершил, произвел действие намеренно. Мурашу-Дид вел себя до ужаса правильно, не доверяя всем и вся. Кому-то, действительно, очень не понравилась задуманная акция: возможно, этот техник питал странную привязанность к «одноглазым»; считал их дело правым, а внутри туловища вынашивал жажду мести к вышестоящему начальству. Наверно так. Ну, а Мурашу-Дид оказался не вездесущ и не всезнающ.
Взрыв произошел на сто метров выше очередной группы скал. А где же ему еще осуществляться, если «тянитолкай» старался не лететь слишком высоко, дабы не попасть в зону видимости далеких эйрарбакских радаров, а скалы внизу тянулись бесконечно?
Поскольку, вокруг мины находились ее славные, но лишенные детонаторов, подружки, сам по себе мощный взрыв восполнил эту несправедливость. Несколько ящиков с боеприпасами успешно детонировали и без столь необходимой запчасти.
Все произошло практически мгновенно, и все же, натасканный на тренажерах пилот успел разблокировать замки удерживающие бронированный пехотный модуль, ибо кнопка жмется разово, а электрический сигнал по цепи несется почти со скоростью света. Тем не менее, не смотря на предсмертную заботу летчика – профессиональный подвиг оправдавший академический диплом – уложенный в специальном отсеке строенный парашютный факел, никак не мог успеть сработать на столь малой высоте – точнее, за ограниченное время в течение которого бронированный цилиндр достиг припорошенного инеем ландшафта. Начавшие, но не сумевшие заслонить небо матерчатые культи так и не смогли хоть раз в жизни преобразиться в натянутые встречным потоком гектары шелка. Это было очень обидно.
Зато короткая, родившаяся и тут же умершая невесомость успела предупредить оглохших от предшествовавшего, еще длящегося наверху взрыва десантников о грядущей – нет, нет, уже вершащейся – катастрофе.
Понятно, они не могли ничего успеть. Разве что подумать.
Их мысли были горьки, но недосказаны.
33. Находки, языки и эра гуманизма
Можно констатировать, что Лумису и его отряду повезло. Они первыми, а может и единственными, нашли остатки, еще в небесах развалившегося на части «тянитолкая». Естественно случайность помимо себя самой имела какие-то предпосылки для возникновения. Например, в сегодняшней непрозрачной атмосфере, требовалось постоянное наблюдение за небом, дабы не пропустить что-то интересное. Дирижабль подорвался ближе к мстителям, чем к танкистам. Объяснялось это, видимо, тем что к намеченным для нападения врагам он подбирался с неожиданной стороны, а вот об отряде Лумиса Диностарио ведать не ведал.