– Ты чего, козел, совсем с катушек слетел?! Мы же шутим, не видишь?
Но охранник уже шел за ним, протягивая гранату:
– На, играй. Ты же смелый.
Серега пятился, споткнулся, машинально сжимал в кулаке свою гранату. Охранник подошел, презрительно уставился на него и вдруг бросил гранату под ноги Сереге. Рычаг запала, щелкнув, отскочил в сторону. Серега заорал от ужаса, рухнул, закрыл голову свободной рукой.
По толпе пронесся шумок. Кто-то бросился прочь, кого-то охватила столбовая болезнь. Охранник быстро нагнулся, схватил гранату за секунду до взрыва, шагнул к колодцу, швырнул ее вниз.
Рвануло достаточно глухо, но стены колодца вздрогнули. Внизу что-то обвалилось, покатилось бревно, за ним другое, третье.
Охранник подошел к ошеломленному Сереге, забрал у него гранату, посмотрел надменно, сплюнул на живот герою и отправился прочь.
Возмездие талибы решили отложить. Когда очухавшиеся летчики завертели головами, посторонних во дворе не было. Над разбитым колодцем струился сизый дымок.
– Суки! – Витька жалобно шмыгнул носом. – Что мы им сделали? За что они нас так?
На крыльце стоял Карпатов и смотрел куда-то вдаль слезящимися глазами. Серега добрел до колодца, перегнулся, уставился вниз, кашляя дымом. Потом он растерянно посмотрел на летчиков. Глотов отвел глаза, Вакуленко с досадой сплюнул.
Настала так называемая мирная жизнь. До вечера в разбитом колодце не было никакой воды. Пленники сидели по своим углам и неприязненно разглядывали Серегу, которого посетило чувство вины. Он молчал, ночью покинул лежанку, потащился с фонариком к колодцу и забрасывал туда ведро так, как пушкинский старик невод в открытое море. После третьего заброса Серега обнаружил на дне ведра немного грязной жижи.
Вне себя от радости он прибежал в дом, разбудил летчиков. Все сгрудились вокруг ведра. Серега демонстративно вылил на пол его содержимое, чтобы все видели, что это – вода. На дне осталась копошащаяся кучка червей. Приятели смотрели на них задумчиво, не поддаваясь эмоциям.
– Отлично, – неуверенно сказал Глотов. – Примите поздравления, корнет. Теперь мы еще и при мясе.
Но, в принципе, колодец заполнялся. Наутро вода сделалась чище, червей стало меньше, к вечеру следующего дня уже можно было мыться. Узники боялись, что придут специально обученные люди и вновь займутся возведением саркофага, но пока никто не приходил.
В это время с Витькой происходили удивительные метаморфозы. Он почти перестал помогать товарищам в подготовке к побегу, даже вид не делал, что работает! Глотов пошутил, что у парня, дескать, переоценка ценностей и понятие «работа» не входит даже в первую их десятку. Витька валялся, часами глядя в потолок, блуждал по двору, как лунатик, тоскливо смотрел куда-то вдаль.
Летчики переглядывались, пожимали плечами. Может, в его организме чего-то не хватает кроме мозгов? Но в душу ему они не лезли. Однажды товарищи застукали этого субъекта за приватным разговором с переводчиком. Витька покраснел, отделался молчанием. Потом опять. Пилоты видели, что Миша охотно отвечал на его вопросы.
– Чего ты к нему пристаешь? – спросил Глотов.
Витька отмахнулся и заявил:
– Да просто интересно, как они тут жить умудряются.
К вечеру возникла знакомая картина. Двое охранников ввели во двор Карпатова. Миша отирался у них под ногами.
– Нет, ты скажи!.. – наседал на него Витька.
У переводчика было благодушное настроение, он охотно болтал.
– Нет, – объяснял Миша, явно тронутый интересом русского летчика к мусульманской тематике. – Вторая жена можно, если первая разрешит.
– Ни хрена себе матриархат! – возмущался Витька. – А если не разрешит? Чего же теперь – терпеть?
– А если не разрешит, то, это… разойтись можно.
– Слава богу! – обрадовался Витька. – А развестись, наверное, сложно?
– Нет. Не очень. Просто три раза ей скажи: «Развод, развод, развод» – и все. Должна сразу встать и уходить. Второй раз жениться – опять калым заплачивать.
– Подожди, – не понимал Витька, – Процедура у вас, конечно, упрощенная, но после что нужно сделать, чтобы она ушла?
– Да ничего. Просто скажи ей: «Развод, развод, развод». Сразу согласится. Так принято. После тебя ее никто не возьмет, будет голодная, умрет как собака.
Витька решился забросить удочку. Сколько можно ходить вокруг да около?
– А скажи, Миша. – Он замялся, покосился по сторонам, понизил голос. – Что надо, чтобы ислам принять? Как это делается, ну… в натуре? Заявление писать, или как?
Миша не удивился, засмеялся и ответил:
– Нет, не надо писать заявление. Просто скажи.
– Кому?
– Имаму или начальнику тюрьмы Махмуду.
– И что тогда? – возбудился Витька. – Приму ислам, и меня освободят?
Миша кивнул.
– Конечно.
– А жить я где буду? Тут, с вами, в Кандагаре?
– Можешь Кандагар, – подумав, допустил переводчик такую возможность. – Можешь ехать другой город. Куда хочешь. Аллах разрешает куда хочешь. А почему ты не хочешь остаться Кандагар? Самый хороший город. В нем красивые дома, мечети. Это… – Миша задумался.
Из него вышел бы весьма скверный туроператор.
– Здесь красивые памятники Кандагар, да. Это… – Он наморщил лоб. – Самый лучший, как у вас говорят, мавзолей, да, делателю государства Афганистан. Ахмад-Шах, да! Но не Масуд. – Миша яростно замотал головой, чтобы Витька чего не подумал. – Масуд другой, он плохой. Хороший Ахмад-Шах. Кандагар был столица, вот. У мавзолей есть красивый кипарисовый аллея и двенадцать усыпальниц. – Миша натужился, выдавливая из себя это последнее, совсем уж невероятное. – Там, где лежат сыны Ахмад-Шаха. Очень красивый город, – завершил он монолог тем же, чем начал.
– А в Пакистан можно поехать?
Миша пристально посмотрел на Витьку и ответил:
– Потом можешь и в Пакистан идти… ехать.
Витька вздрогнул. За стеной проходила колонна грузовиков. Лязгало железо, надсадно ревели моторы.
– Я сказать Махмуду? – Переводчик хитро прищурился.
– Нет, что ты, – испугался Витька. – Это я так спросил. Потом, может быть…
Остаток вечера он изображал из себя взрослого, сидел нахохленный, думал. Витька вернулся в дом, когда все легли, прошел в казарму мимо Карпатова, скрипнул дверью, на цыпочках отправился к своему лежаку.
– Рассказывай, полуночник, – негромко сказал Глотов.
– Чего рассказывать? – Витька застыл, покрываясь коркой ужаса.
– О чем вы там с Мишей шушукались?
– Когда? – состроил дурачка Витька.
– Смотри, я сейчас встану, быстро вспомнишь!
– А что, нельзя? – заволновался Витька. – Не ваше дело, с кем и зачем я разговариваю.
Он прыгнул на лежанку, накрылся с головой, стучал зубами, переживал.
Но в этот час бодрствовал не только Глотов. Серега подобрался, сдернул с парня одеяло.
– Витек, ты не понял, – заявил он. – Мы не шутки шутим. Рассказывай.
– Обойдешься! – взвизгнул Витька. – Отвали, Серега, не твое собачье дело. – Он принялся натягивать на себя одеяло, но Серега не отдавал. – Отвали, я сказал, а то тресну!
Проснулся Вакуленко.
– Хлопцы, шо такое?
– Событие века, – объявил Серега. – Наш Витек Карданников обрезание сделать собрался.
– Кому? – не понял Вакуленко. – Карпатову, что ли?
Глотов засмеялся.
Вакуленко сообразил и осведомился:
– А он теперь еврей?
Глотов загоготал в подушку, вернее, в ворох тряпок, обмотанных простыней и выполняющих роль таковой.
– Обрезание делают не только евреи, но и мусульмане, – сказал он, когда смешинка покинула его рот.
– А вот тебя не спросил! – бормотал Витька, продолжая борьбу за одеяло, переросшую в глухую потасовку.
Витька отбивался ногами. К хохлу подключился Глотов. Вдвоем быстро оставили Витьку без укрытия и сбросили на голый пол. Глотов так увлекся, что сунул Витьке по печени.
– Да ты шо?! – осудил товарища по несчастью Вакуленко. – Так не можно.
– А сколько нам еще тут сидеть? – заголосил Витька. – Разве мало уже торчим? Вы как хотите, а я гнить до конца жизни не намерен! Думаете, выпустят они нас? Ага, и ручкой помашут на прощание. Держите карман шире! Сидим тут как упыри четвертый месяц! – Витька треснул ладонью по полу. – Все, каждый сам за себя! Уж я-то их перехитрю! Сделаю вид, что возлюбил ихнего Аллаха, а сам через полгода в Пакистан, там в посольство и домой, только меня и видели! А вы сидите тут, кисните! Пошли вы все, я ваши рожи больше видеть не могу! Я жить хочу! У меня бабы не было! Я пользу своей стране хочу принести – и не в мертвом виде, а в живом!
Витька осекся. Рядом с ним что-то хлюпало. Это Глотов смеялся в подушку.
– Чего ты ржешь? – взорвался Витька. – Вот сейчас как тресну!..
– Смешно, – всхлипнул Глотов. – Прости, представил, как ты, Витька, сидишь в мечети и лбом молитву раскалываешь. Не могу, умора. Не твое это, Витька, не обессудь. А если уж соберешься, не забудь приобрести обучающий пакет или хотя бы инструкцию, как вести себя правоверному мусульманину, чтобы не осрамиться в приличном обществе.
Карпатов лежал и слушал Витькины крики за стенкой. Хлопнула дверь, в комнату ввалился взмыленный, злой, как талиб, радист. Он волок, отдуваясь, свернутый матрас, сверкнул глазами в сторону Карпатова, бросил ношу у дальней стены, улегся и отвернулся к стенке. Прошло минуты две. Витька не храпел, значит, не спал.
– Это не поможет, – тихо сказал Карпатов.
– Что не поможет? – пробурчал Витька.
– Ислам тут ни при чем. – Карпатов вздохнул. – Вступай, не вступай, слезами делу не поможешь. Эти нелюди воюют не за ислам. Те, кого они режут, тоже мусульмане.
Витька обернулся. Он молчал, только засопел громче.
– Хоть дважды перекрашивайся в мусульманина – не отпустят. Автомат в зубы сунут и убивать отправят. Пойдешь Кабул штурмовать плечом к плечу с такими же идиотами. А намаз пять раз в день, воздержание во всем, что не касается войны. Знаешь, Витька, некоторые искренне веруют в Аллаха. Флаг им в руки. Если ты действительно собираешься…