Ближе к вечеру нарисовался человек, похожий на маляра, с ведром известки, закрасил надпись. Утром проявилась новая, большая и выразительная.
– Детский сад! – прокомментировал Глотов.
Опять пришел человек, закрасил, убыл. Суровых репрессий не последовало. Только пищу, которую им подали к обеду, совершенно невозможно было есть. Серега заглянул в тарелку и с гневным возгласом оттолкнул ее от себя. Из протухшей каши выползали червяки!
– Где они взяли такую бурду? – заголосил Серега. – Неделю на солнце выдерживали?
– Спасибо, Серега, – проворчал Глотов, выливая содержимое тарелки в отхожее место. – Ну и напорол ты косяков!
– А при чем тут я? – возмутился Серега. – Я просто высказываю справедливый протест против беззакония и жестокости. А они чего выражают?
– Свое отношение к твоему справедливому протесту, – объяснил Глотов и в расстроенных чувствах удалился на «фиесту».
– Это как же? – Вакуленко чуть не плакал, глядя в свою тарелку. – Это мы без обеда, чи як?
– Боюсь, и без ужина, – заявил Глотов и отвернулся к стене.
На следующий день Серега был тише воды, ниже травы. Охрана глумилась над пленниками. Весь день талибы приносили летчикам протухшую снедь и умиленно смотрели, как они сливали ее в туалет. Если Глотов, Витька и Серега как-то держались, то на Вакуленко было больно смотреть. После суточного воздержания он не выдержал, взял ложку, сглотнул, шепотом попросил у Господа поддержки и запустил ее в эту омерзительную похлебку.
– Офонарел, Вакуленко! – Глотов вырвал у него ложку, отобрал тарелку, сбегал, вылил. – Стыдно, боец! Хоть какая-то гордость у тебя осталась? Ведь им только того и надо!
– А мне покушать нужно. – Вакуленко покрывался пунцовыми пятнами.
– Так, объявлю-ка я голодовку, – зловеще процедил Серега.
– Разве мы уже ее не объявили? – удивился Витька. – А что сейчас делаем?
– Пацан прав, – заметил Глотов. – Для того чтобы объявить голодовку, нужно иметь в наличии нормальную пищу, а не этих, извиняюсь, членистоногих.
– Тогда давайте Карпатова съедим, – внес блестящее предложение Серега. – Его кормят на аэродроме каждый день. Впрочем, нет, – передумал Серега. – От Карпатова меня вырвет. Лучше кошку съедим.
Измывательства с червями прекратились на следующий день. Охранники бросили пленникам четыре котелка с нормальным, хотя и изрядно высохшим пловом. Витька и Вакуленко уминали за обе щеки, вылизывали посуду до последней крошки. Глотов ел степенно, виновато поглядывая на Серегу. Тот смотрел на летчиков презрительно, как на типичных представителей общества потребления, яростно игнорировал свой котелок.
– Перестань, Серега, – терпеливо втолковывал Глотов, вылизывая ложку. – Будь разумным. Голодовка – не наш путь. Нам силы нужны. Как мы сможем рыть землю, если откажемся нормально питаться? Как мы убивать их будем, если нас шатает на ветру? Так что хавай с чистой совестью. Ешь, говорю, пока не отобрали!
Глотов свистнул. Вакуленко ахнул и начал выбираться из ямы. Он отдавил Сереге руку, саданул ему локтем по челюсти.
– Убью! – пообещал тот. – Ладно, не сейчас.
Они совместными усилиями выдернули из подкопа Витьку, захлопнули крышку, завалили ее досками, начали судорожно отряхиваться. Глотов снова свистнул, но уже на полтона ниже. Второй звонок извещал тружеников о том, что враг уже у ворот.
Серега рухнул на разломанную койку, сложил руки на груди, засопел, Витька с Вакуленко, ненатурально зевая, вышли в комнату. Распахнулась дверь, и помещение наводнили штатские, навьюченные, робкие, стеснительные. Двое тащили носилки с цементным раствором, еще пара – такие же, забитые кирпичами. Их охранял автоматчик.
– Строители пришли, – хлопая глазами, известил Глотов. – Перестройка у них, или как это понимать?
Серега пулей вылетел из казармы, сообразил, что если не выйдет, то его обязательно замуруют. Штатские оккупировали казарму, закрыли дверь. В проеме остался автоматчик. Он помялся, потом решил, что находиться в одном помещении с неверными – чересчур для его тонкой душевной организации, тоже закрыл дверь, вышел на крыльцо и уселся на ступень.
– Чего это они там делают? – шепотом поинтересовался Витька.
– Спроси чего полегче, – прошипел Серега.
– Может, нашу яму заделывают? – испугался Вакуленко.
– Нет, – поразмыслив, решил Глотов. – Если бы талибы узнали, что мы роем лаз, тут был бы такой тарарам, и нам бы таких звездюлей навешали!..
– А вдруг найдут? – капал на нервы Вакуленко. – Тогда точно нам навешают!..
– Не каркай, – оборвал его Глотов. – И так страшно.
Серега на цыпочках подкрался к закрытой двери, прислушался, пожал плечами и уважительно прошептал:
– Работают люди. Ладно, мужики, не будем дергаться, отдыхаем пока. Почитать есть чего-нибудь?
– Чукчи не читатели, – буркнул Глотов.
– Очень плохо, – сказал Серега. – Мы должны поддерживать себя не только в физической, но и в интеллектуальной форме. По крайней мере не забывать, как выглядят печатные буквы. Это не я сказал, а Марик – сто чертей ему в душу!
– А я вообще не люблю читать, – сконфуженно поделился Витька. – Как начинаю этим заниматься, сразу в сон клонит. Только анекдоты в газетах просматриваю. Да и то не все.
– Поздравляю, Витька, – заявил Серега. – Крайняя степень лени – когда ты не можешь читать анекдоты длиннее трех строчек.
– У Карпатова посмотри, – посоветовал Глотов. – Этот куркуль постоянно под матрасом что-то прячет – лепешки, книги.
– Точно! – Серега обрадовался и скрылся в темноте. – Ни хрена себе! – донесся оттуда удивленный голос. – Знаете, что этот умник сейчас читает?
– Белинского. «Что делать?» – встрепенулся Витька.
– Чернышевского, – поправил Серега. – Нет, мужики. «Отцы и дети». Тургенев.
– «Предки и выродки». – Глотов хохотнул. – А может, ему нравится? Ты возьми, Серега, тоже почитай.
– Да я ему лучше в кровать нагажу, – с чувством сказал Серега, вышел из каморки и развалился на лежанке. – Да что эти уроды творят в нашей казарме?! – Он не выдержал и грохнул кулаком по полу.
Афганские пролетарии появились через полчаса. Усталые люди с пустыми носилками в чинном молчании один за другим прошествовали мимо арестантов и покинули тюрьму. Снялся и охранник. Зевая во всю ширь, он потащился за ними, волоча по земле приклад «калашникова».
Вакуленко утер рукавом пот и заявил:
– Пронесло, кажись. А шо они там творили?
Серега сунулся в казарму.
– И что там? – нетерпеливо спросил Глотов.
– Темно, – прошептал Серега. – Поздравляю, мужики. Темнота, как говорится, друг молодежи. Эти черти нам окно заделали.
Арестанты повскакали с мест, вбежали в казарму. Там действительно царила темень. Они кинулись к зарешеченному окну, выходящему на дорогу. Его больше не было, лишь сырая кирпичная кладка вровень со стеной.
– И что теперь? – испуганно спросил Витька.
– Будем рыть в темноте, – ответил Серега. – Ничего, привыкнем. Немного света из комнаты поступает, справимся. Вы чего приуныли, мужики? Кроты всю жизнь в темноте роют – и ничего.
Через полчаса появились те же самые люди с полными носилками. На этот раз объектом профессионального внимания стало заднее окно в комнате, выходящее на ту же дорогу, только под другим углом. Они закладывали его неторопливо, тщательно устраняли неровности, обильно замазывали раствором щели. Препятствовать этому процессу не решился даже Серега, потому как в проеме мерцал крупноформатный охранник.
Но, когда строители и охрана удалились, он вскочил, злобно сжал кулаки и предложил:
– За работу, товарищи! Кладка сырая, мы еще сможем ее выломать!
– Не трогай, – остановил его Глотов. – Не оригинально. Тебе не кажется, что они только того и ждут?
Серега задумался. В конце концов, такое вот окно – не самая необходимая вещь в быту. Темнее не станет.
– Не оригинально, да, – признался Серега. – Хорошо, мы им покажем. Имеется у меня одна мыслишка, мужики. Уж она-то точно оригинальная. Никто не останется равнодушным, обещаю.
Симметричный ответ узников последовал на другой день. Охранники, сидящие на заборе, томились от безделья и придумали себе развлечение. Они сбросили во двор кошку и швыряли в нее камни. Богатством воображения эти парни не отличались. Кошка металась, орала дурным голосом. Охранники громогласно хохотали и вдруг осеклись.
Летчики толпой вывалили во двор, волоча под локти женщину, облаченную в традиционную мусульманскую паранджу, правда, какую-то подозрительную, явно кустарного производства. Цветастый Серегин халат, фактически превращенный в шутовские лохмотья, доходил ей до пят, на ногах были стоптанные китайские кроссовки.
Женщину спустили с крыльца. Серега выбежал вперед, поставил посреди двора подобие табуретки из трех сколоченных досок. Остальные подволокли женщину, усадили ее на эту конструкцию.
– Мадам, прошу вас! – заорал Серега во весь голос. – Присаживайтесь, плиз! Вы сегодня свободны, девушка?
– Девушка идет в депо! – металлическим голосом возвестил Глотов.
С этой ремарки и стартовало веселье. Вакуленко придерживал гостью, чтобы не упала, а остальные стали прыгать вокруг нее, выкрикивая всякие пошлости и глупости. Заволновалась охрана на заборе. Один из афганцев что-то завопил, привстал, вскинул автомат.
– Чего он там орет? – поинтересовался Витька.
– От ужаса, – объяснил Серега.
– А ты проверял? – спросил Глотов. – Может, от удовольствия?
Витька рухнул перед дамочкой на колени, картинно заломил руки, задрал голову и запел, жутко фальшивя:
– Ну, почему ко мне ты равнодушна?!
Серега махал руками охранникам и вопил:
– Мужики, спускайтесь к нам!.. Витька, ты бы хоть разочек в ноту попал, Орфей, блин!
Витька запустил руки под паранджу, начал яростно там возиться.
– Мужики! – орал он. – А это точно моя невеста?!
– Твоя, твоя! – скандировали летчики.
А Серега еще и добавил:
– Пользуйся, Витька, вынимай свое огромное человеческое достоинство, не стесняйся!