Несколько служанок внимательно следили за мной и хозяйкой, окружая внеземными заботами. Две из них принялись ласково гладить Лию, попутно массажируя тело. Я сначала вытаращил от удивления глаза, но вовремя подумал: что здесь удивительного? Каков дворец, наполненный озабоченными статуями и картинами, такая и хозяйка. Лишь бы сознание женщины не застревало на уровне гениталий.
Вскоре другая нежная парочка девушек стала ненавязчиво приставать ко мне, искусственно вызывая гамму приятных, не испытанных ещё сладострастных ощущений. От обеих девушек исходил удивительный запах мускуса, будоражащий кровь и путающий мысли, так что я вскоре расслабился и позволял девушкам вытворять всё, на что у них хватало фантазии.
В зале кроме меня присутствовали одни только женщины, поэтому массажистки ничуть не смущаясь, расстегнули пуговички на хозяюшкином наряде и принялись у меня на глазах ласкать её девичью грудь, поглаживая и пощипывая соски. Лия, привыкшая, видимо, к обеденным ласкам, откинулась на подушечки и даже чуть слышно постанывала, вкушая страстные ласки служанок, а сама уже залезла правой рукой в свои изумрудные шальвары, отдаваясь самомассажу или же просто помогая прислужницам.
Я невольно подчинился эдаким застольным угощениям, поскольку парочка женщин, занимающихся со мной, хорошо знала своё дело. Они постепенно тоже обнажали свои тела, и прикосновения к ним, а особенно запах нежного женского тела, вызвали у меня небольшое волнительное головокружение.
Одна из девушек наполнила кубок густой коричневой жидкостью и подала мне в руки:
– Пей, и ты поймёшь вкус любви, – произнесла она по-английски. – Редко какому мужчине удается попробовать этот напиток.
– Что это? – спросил я, поскольку густая жидкость пахла вкусным, но вроде бы несъедобным запахом. – Как он называется?
– Это напиток из лианы «шагуб»,[31] – раздался голос хозяйки. – Девочки русского языка не знают, поэтому обращайтесь к ним по-английски, если для вас это необходимо.
До меня ещё долетал голос внимательной хозяйки, но уже откуда-то издалека, как будто та пыталась докричаться с Луны. Это случилось почти сразу после первого же глотка лианного пойла. По жилам ощутимо разливался страстный ощутимый огонь и я с удовольствием поддаваясь ему, увлёкся ласками новых застольных подружек. Хотя какой от меня был толк в лесбийской малине? Девочкам одного меня было, конечно мало, но они старались. Танцовщицы тоже предались ласкам здешнего застолья, поэтому на коврах в зале разместилась пикантная женская групповуха. Признаться, таких учебных консультаций мне ещё встречать нигде не приходилось, поэтому слова хозяйки о незабываемости её заведения были правдой.
Я обеими руками щекотал шелковистый пушок у девушек в междуножье и доставал языком то у одной, то у другой набухшие желаньем соски обнажённых грудей, но ничего лучшего с обеими сразу мне пока придумать не удавалось.
С нотами звучащей издалека музыки в сознание стали проникать какие-то отдельные образы, отвлекая от застолья, перенося меня в современных кольцах времени. Кстати, выручила мою бедную голову от шагубной тошноты, темноты и прочего обычная поговорка: «безопасный секс бывает только в одиночке, правда никак не в одиночку». Но совейские тюрьмы были очень далеко и одиночки тоже, а здесь… здесь ласковые девочки…
И тут среди многих танцующих, улыбающихся, радостных красавиц я увидел её, мою любимую! Но как она здесь оказалась? Пушкин когда-то нашёл Натали, только у каждого Александра должна быть своя Натали. Я, хоть и Александр, писатель, поэт, но моя девушка носит совсем другое имя. Только почему же имя должно обязательно повторяться? У каждого свой путь, и каждому дано то, что он заслуживает, остальные остаются холостыми. А моя ненаглядная, моя любимая, моя единственная, нужная только одному мне на всём белом свете Ксюша, она была здесь, в Зазеркалье! А я? На что же похож я, увлёкшийся мимолётными ласками служанок?! Никакой Екклесиаст не купится на дешёвое сексуальное обслуживание. И всё на глазах у моей возлюбленной!
Такого просто не могло случиться ни под каким соусом, и тем не менее моя девочка, моя любимая возникла откуда-то сбоку, со стороны. Сверху до пояса на ней ничего из одежды не наблюдалось, а снизу стройные ножки прятались за такими же, как у остальных, прозрачными шальварами.
Я ошалело уставился на откуда-то возникшую здесь девчонку, которую на полном серьёзе давно считал своей половинкой. Только она должна быть сейчас в другой стране и в другом измерении. Что же со мной происходит? Но у моей любимой должны быть две родинки на левом плече и ещё одна на спине, а у этой девицы ничего подобного не было!
Я поманил девушку пальцем и, когда она опустилась возле меня на колени, взял за плечи и резко развернул, чтобы взглянуть на спину. Родинки на спине, которую я называл Полнолунием, тоже не было! Вот уж действительно, подсунули какой-то гаремный обломок, да и сам я – ох, хорош! – купаюсь тут в девичьем малиннике. Похоже, в этом капище поселенцы крутые и вмиг с какой-нибудь ведьмой или вампиршей в постель закатают. Нет уж, хорошенького понемножку!
Только я единогласно пришел к такому внутреннему голосованию, как все лесбияночки, да и сам пир превратились в воспоминание, как будто бы не было никакого пира. Авантажная, не исчезнувшая никуда экскурсоводная хозяйка, томно улыбаясь, взяла меня за руку и завела в какую-то каморку по сравнению с остальными залами, похожую, скорее всего, на медицинский тюремный карцер.
Почему тюремный? Почему медицинский? Да потому что в белом безмебельном помещении со сферическими потолками и отсутствием углов прямо в центре красовался такой же безугольный прозрачный колпак. Он был выполнен, скорее всего, из стекла, хотя выдуть такой целиковый стакан мог только профессиональный стеклодувщик. Или несколько. Под ним, будто паук в банке, бегал маленький лысый человечек, одетый в строгую чёрную тройку, засунув большие пальцы обеих рук за рукавные обрезы жилетки. Под колпаком также громоздился вместительный письменный стол с тёмно-зелёной габардиновой поверхностью, на которой кроме стопки бумаги и чернильного прибора стояла большущая банка с… притопленной в ней человеческой головой.
Наформалиненная голова в банке казалась немного меньше, чем обычная человечья, хотя неизвестно, как человеческий орган будет вести себя в заспиртованном виде.
– Вы угадали, – весело хихикнула моя спутница, – это человеческая голова. Между прочим, тоже вашего соотечественника. Я подумала, что самое время нам заглянуть в Лепрозорий. Во-первых, вам интересно будет лично познакомиться с земляком, а во-вторых, вы уже вспоминали о нём. Видимо, он такого натворил в России, что ещё долго не забудется. Одно хорошо: мировая революция не успела разгореться на кизяке[32] из интеллигенции.
Я взглянул ещё раз. Точно, ошибки быть не могло! В формалине плавала голова последнего российского императора!.. Столько я повидал его портретов, фотографий, даже простых карандашных набросков, так что ошибиться просто не мог. А вокруг стола суетливо бегал… я уже отказывался верить своему зрению! Это был товарищ Ульянов-Бланк собственной персоной. Живой! То есть, живее всех живых!
– Но ведь он же, – попытался жестикулировать я, показывая рукой на север, где в центре Третьего Рима на Красной площади почивал его тотем, – он же в Москве!
– В мавзолее? – дама опять утробно рассмеялась. – Но ведь вы, миленький, сейчас тоже в церкви на лавочке сидите возле своего же гробика. Так кто же вы, покойничек? Назовите своё имя!
Веселье дамы было безгранично, но, к счастью, не бесконечно.
– Что ж делать с вами, ипохондриками? – снова засмеялась она. – Всё у вас плохо, плохо. Нет, чтобы порадоваться, приплясывая: а будет ещё хуже! а будет ещё хуже! Так нет, вам архиважно, чтобы кто-нибудь всенепременнейше пожалел. Вот и взяли мы его сюда. А то на небесах не нужен, в миру – тем более. Да и демоны инфернального мира от него отказываются, как ни странно. Куда ж ему, сердешному, меж небом и землёй?
Зато здесь он уже много советов надавал, как с вами, холерами, то есть холериками, управляться. Ни в одной стране столько советов не услышишь, как у вас. Действительно, страна Советов! А он, кстати, и Бенчика Ладена недавно подставил, и в сентябре нового тысячелетия американским террором руководил, когда самолёт в Нью-Йорке небоскреб пропорол. Ведь он же Ка![33] К тому же никакого терроризма в Нью-Йорке не было. Там рухнули три здания одновременно. Только все эти взрывы – тщательно разработанная ЦРУ провокация, чтоб, опираясь на борьбу с терроризмом, иметь возможность применять насилие над любым государством планеты.
К нашей беседе, то есть к монологу хозяйки давно прислушивался чёрный паучок под колпаком. Он счёл нужным оставить на время суетливую беготню по круглому кабинету, где квадратным был только письменный стол, и подкрался поближе. Но вдруг внезапно развернулся к нам лицом, привычно выкинул правую руку вперёд, указывая дорогу в светлое будущее, и соизволил подарить настоящее подколпачное изречение:
– Это не акт террора! Это война с терроризмом! Россия, – продолжал он, – эта сраная помойка нужна только как сарай для добычи природных ресурсов и размножения рабочих лошадок для мировой закулисы! Всенепременнейше необходимо уничтожить православие и тогда неминуемая дегенерация населения обеспечена! Возможность и умение умереть за идею – это архиважнейшее завоевание, без которого человечество не смогло бы существовать!
Затем товарищ Ильич достал из жилетного кармана луковицу карманных часов, посмотрел на циферблат, удовлетворённо кивнул, хлопнул крышкой и засеменил к ожидающему его письменному столу. Сделав несколько рукопашных пассов, он с вожделённым вниманием завис над банкой, уставившись на голову императора. Вскоре оттуда заструились пузырьки с живым огненно-белым пламенем, которому совсем не мешало банковское стекло. Огненные шарики струились вверх, к зениту, где попадали прямо в пасть склонившегося над банкой энергетического вампира.