Но из толпы окружающей холм, несмотря на потемневшее пространство и чудо вспыхнувших на кресте звёзд, снова раздались крики, будто вакханки радовались крови, благословляя кровавый праздник Пурим.
– Распять! Распять! Даже если Его кровь будет на нас и на наших детях!
Иисус всё понял. Победа может прийти только через распятие. Сразу же по всему истерзанному будущей казнью телу миллионами искринок заструилась боль, которая по телепатическим каналам мгновенно передалась моему мышиному телу. Я даже не выдержал и свалился на базальтовый пол.
– Ты можешь принять жертву или отвергнуть, – произнёс невидимый голос. – Тебе решать.
Призрак видения рассыпался мозаикой и всё исчезло. Но видение на этом ещё не кончилось. Иисус увидел Силоамскую купель, у которой мальчиком бродил когда-то, а возле неё целую армию измученных душ, стонущих безнадёжно и жалобно:
– Без Тебя мы погибнем…
– Спаси нас Ты, который умеет любить…
Иисус встал с колен, развёл руки в стороны:
– Принимаю крест. Да будут они спасены!
Тут же очередное землетрясение возникло под горой, а сверху прозвучал радостный голос:
– Сатана побеждён! Слава Сыну Человеческому! Осанна Сыну Божьему!
Теперь Иисус знал, что решил загадку Своей жизни. Он завоевал мир, и великая уверенность посетила его. Восходящее солнце играло в небе. Оно тоже радовалось победе над врагом человеческим. Иисус почувствовал, что сам он уже совсем не тот послушник ессеев, который пришёл сюда после принятия Крещения.
Он вышел из отшельнической пещеры и оглядел подступающие к Мёртвому морю горы и раскинувшийся в долине виноградник. Нечто, влияющее на судьбу, свершилось в неисповедимых мирах и глубине сознания. Но ничего не изменилось вокруг: Как всегда, приветствуя восход, по вырезанным из камня колоннам при входе в Енгаддийскую келью, уже бегали шаловливые солнечные зайцы, как всегда лёгкий белый туман поднимался над морем, как всегда виноградники и кунжут блестели очередной утренней росой под лучами восходящего солнца. Всё было как всегда.
Страх от грядущей смерти сгинул, его место заняла восхитительная небесная радость. Иисус понял, что с этого дня Он действительно Мессия – Сын Божий и Проповедник, поскольку послан в этот мир принести Слово Божье. Одного человеческого сострадания к ближним недостаточно. Надо чтобы люди знали Благую Весть Царствия Небесного. Тогда каждый пусть выбирает себе дорогу.
…Никто кроме тебя не в силах соединить Божественное естество с человеческим, ибо человек должен получить не страх, но Спасение[50] – Чудодействие Духа Святаго неведомо никому, даже ангелам.
Мне по-человечески стало жутко даже в мышиной шкуре. Теперь я окончательно убедился, почему Сен-Жермен воспользовался своими возможностями и отправил меня в приключение под таким соусом. Кто же может оказаться рядом с Сыном Человеческим, кроме искусителя, да к тому же в отшельнической келье? Только нечеловечья тварь не привлекает внимания. В пещерах частенько могут встретиться либо мыши залётные, либо змеи ползучие. А Он чётко проговорил, то есть приговорил: «Изыди!» Хорошо, изыйду, если и ко мне это относится. Будешь знать, как подглядывать Искушение Божие в пустыне!
Но ведь даже перед Сыном Человеческим встала проблема решения: как поступить? И выбрать это Он должен был, пока пребывал на земле человеком. Каждый обязан выбирать и отвечать за свой выбор. Ведь я тоже не просто так попал в гости к знаменитому графу-мистику, алхимику, колдуну и прочее, прочее, прочее.
Всё же, пора было улетать из этого сгустка времени. Для меня, уже начавшего постигать мистику, но ещё не давшим согласия на проповедничество, переселяться во времени и пространстве не составляло труда. В памяти нарисовалась наша мистическая молельня с треугольным алтарём, и я сей-секунд оказался там.
Видимо, видок у меня был не ахти какой, потому как Сен-Жермен ядовито и мстительно ухмыльнулся.
– Ну, блин! – выругался я.
– Вот и весь блин, – отозвался Сен-Жермен.
Он был на месте возле своего мраморного алтаря, и, казалось, только меня поджидал.
– Вы входите во вкус, любезный, – отметил он. – Во всяком случае, передвижению в нуль-пространстве обучились самостоятельно. Что же касается мест на земле, где свирепствует мистическая энергия, то их на ваш бессмертный век хватит. Ежели вы способны развиваться, сеять вокруг пусть небольшую, но всё-таки радость, то не зря пожаловали в этот мир. Может, даже достойны бессмертия.
– Мне кажется это так скушно, – пожал я плечами. – Что весёлого можно отыскать в повторяющемся потрескавшемся мире, кроме драк за кучку блестящего металла и захвата власти над толпой ещё не до конца остриженных баранов? На этой ступени всё уже сотворено, и выше гонок за властью и за обогащением человек не подымется. А это давно уже было. Ничего нового. Ни-че-го.
И посреди этого разгула не иметь возможности умереть, покинуть этот скользкий, вонючий и продажный мир? Жить только для того, что бы кто-то вновь забрался на танк или же броневик, объявил себя богом и наблюдать, как этот новоявленный бог топит страну в крови, разврате и насилии? Удивляюсь, как вам самому не надоело проповедовать среди сброда, отмывать неотмываемое сознанье людей.
– Вот как? – усмехнулся граф. – А знаете ли вы ступень этого мира? Можете представить, что это такое? Видели хотя бы один из четырнадцати лучей Вифлеемской звезды, показавшей волхвам дорогу к месту рождения Иисуса? Что успели дать вы, придя в этот мир? Имеете ли хотя бы представление о молебных исполнениях Божьего Завета: плодитесь и размножайтесь?
– Что, на эту тему разве совершаются молебны? – ошарашено спросил я.
Сен-Жермен покровительственно улыбнулся, откинул в сторону правую руку, чтобы опять полюбоваться перстнями, камни которых в ответ заплясали световыми бликами.
– А не желаете ли, господин неофит, погулять по нетленной Вселенной? Ведь совсем недавно вас интересовал даже такой проходной вопрос: почему Вальпургиева ночь совпадает с Пасхой? Постараюсь ответить: «Наблюдай за ногою твоею, когда идёшь в дом Божий, и будь готов более к слушанию, нежели к жертвоприношению; ибо они не думают, что худо делают». И это тоже Екклесиаст, то есть ваш предшественник. Тот не учил людей не отдаваться страстям жадности, зависти, мшелоимства[51] и прочих. Он советовал наблюдать за собственными поступками, ибо только на своих ошибках человек может чему-то научиться и исправить уже совершённые пакостные дела.
С этими словами граф легко взмахнул левой рукой в сторону восточных красных дверей. Те послушно открылись, обнажив видневшиеся вдалеке горы и поднимающийся над ними туман от раскинувшейся в ущелье реки, пронзённый жгучими лучами восходящего солнца. Ландшафт выглядел прилично, хотя по нему невозможно было узнать, ворота какого времени или эпохи распахнул предо мной любезный граф-искуситель. Тем более, меня ожидала какая-то горная страна.
– Ступайте, неофит, – Сен-Жермен благосклонно кивнул в сторону открывшейся двери. – И не бойтесь, здесь другое пространство и время тоже другое, но всё живёт с нами в этом мире. Скоро во всём будете прекрасно разбираться без моих подсказок.
Я вообще-то ничуть не боялся, тем более, что не всякому и не всякий раз предлагают такие прогулки, а к хорошему быстро привыкаешь, несмотря на то, что сначала меня чуть было не выпотрошили средневековые вояки. Даже от таких адреналинчатых приключений грех отказываться. Ведь ещё Лао-Цзы говаривал: «Никогда не говори никогда!».
Правда при этом китаец тут же советовал ни на что не соглашаться сразу, то есть не говорить «да», но ведь он же китаец. А что полезно ему, то для русского может быть запросто отравой. Но без собственного стремления и возжелания разве что-нибудь узнаешь? Во всяком случае, тогда я смогу без зазрения совести публично цитировать Екклесиаста: «И увидел я, что нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими: потому что это – доля его; ибо кто приведёт его посмотреть на то, что будет после него?».
– В этот раз привести будет кому, ежели понадобится, – раздался вслед голос графа. – Вашим проводником будет на этот раз очень знаменитая личность и не только в своей стране и своём времени. Не забывайте, каждый человек должен открыть хотя бы одну дверь в этой жизни.
Я не заставил долее упрашивать себя и ступил на каменистый покрытый редкими клочками травы склон. В лицо мне дохнул порывистый горный ветерок, пахнущий резедой и шалфеем. Сзади демонстративно лязгнула дверь. Я оглянулся. Но ни двери, ни чего-либо похожего в скале не оказалось, будто и не было никакого выхода в новый мир.
Глава 6
– Добрый день! Я жду вас.
Повернувшись на голос, я увидел прекрасный бирюзовый «Ламборджини» ручной работы, а возле него спортивного вида молодого мужчину в кроссовках, шортах и футболке с затейливым вензелем какого-то, вероятно, спортивного клуба или общества.
– Нас ждёт автомобильный вояж? – решил уточнить я. – По горным дорогам и на скоростном автомобиле?
– Вояж, но не совсем автомобильный, – улыбнулся мужчина. – Вернее, сначала автомобильный, только без лишних и ненужных никому гонок по горным дорогам – всё как полагается. Но вас, кажется, интересуют праздники несколько иного толка?
– В общем, да, только что вы имеете ввиду?
– Моё имя Сабациус,[52] – протянул он мне руку. – Я владею русским, потому как сам уроженец Гипербореи и знаю, что это звучит несколько одиозно, но от имени не отказываются. Тем более, оно мне нравится.
– Вот и хорошо, – кивнул я. – К себе никогда не стоит терять уважения начиная от имени. Тем более, благодарные греки нарекли вас своим богом. Но там вы были просто Аполлоном, а здесь вас величают совсем по-другому. Так куда мы отправляемся?
– О, там места удивительные! – мечтательно расплылся он. – За время становления человечества здесь менялись многие государства и народности. Но самый известный всему миру город, ставший центром одного из аномальных пятен планеты – это всем известный Вавилон. Слыхали?