Так пришел конец режиму, который был самым грозным в военном отношении на юге Индии в период с 1761 по 1799 год. С его падением Траванкор избавился от постоянной угрозы. Однако Танджор сохранился как независимое государство под обещанием платить дань, которая разоряла и без того слабое государство. Окончательно Танджоре был захвачен в 1855 году в соответствии с «доктриной опускания» (см. ниже).
Кратковременное становление Майсура как силы на юге Индии дает несколько уроков. Сильные стороны режима были обусловлены как военными инновациями, свидетелями которых стали правления Хайдера Али и Типу Султана, так и финансовыми успехами. 12-летнее правление Хайдера Али отличалось усилиями по модернизации военного потенциала. Он внедрял европейские идеи в пехоту и европейские технологии в артиллерию. Для достижения этой цели он нанимал европейских командиров и наемников и пытался поставить торговлю военным снаряжением под контроль государства. Это был новый шаг и предвосхищение модели централизации и рыночного регулирования, которую Типу Султан развивал и дальше.
Значительная часть необычайной энергии Хайдера Али была направлена на решение вопросов, связанных с доходами. В период с 1770 по 1790 год доходы, поступавшие в государство, увеличились в четыре раза. Почти все они были получены за счет территориальной экспансии, и значительная их часть была потеряна в 1790-х годах с утратой территории. Что касается повышения способности фискальной системы собирать больше ресурсов, то меры Хайдера Али были несколько нестандартными. Они включали в себя свободное использование принуждения и вымогательства, особенно в отношении богатых купцов и банкиров. В конце концов, ему нужно было поддерживать приток денег от королей и землевладельцев, дававших дань с недавно завоеванных территорий. Некоторые из организованных им военных экспедиций были направлены на усмирение полигаров или спасение лояльных полигаров от французского принуждения. В Коорге ему пришлось подавить кровавое восстание, организованное помещиками. Таким образом, финансовый успех режима был основан на завоеваниях, а не на административной эффективности и вызвал большое сопротивление.
Типу Султан осознавал эту опасную зависимость доходов от завоеваний и попытался реформировать администрацию, чтобы повысить эффективность сбора доходов. С этой целью он издал подробные постановления, которые свидетельствуют о попытке национализировать торговлю и упорядочить систему земельных налогов. В одной из тщательных исследовательских работ, посвященных фискальной деятельности, обширные нормативные распоряжения Типу интерпретируются как показатели реального успеха в управлении.[67] Однако насколько Типу был успешен в реализации этих распоряжений, остается под вопросом. Внимательное прочтение этих распоряжений не позволяет предположить, что он обладал достаточными средствами для проведения реальных преобразований.
Правила Типу для чиновников по доходам предусматривали создание прямого контракта («обещание обязательства от вышестоящего к нижестоящему») между государством и земледельцем. При составлении договора главным агентом государства был амил, который посещал деревни в начале года, фиксировал количество пашни отдельных семей, следить за тем, чтобы соответствующая площадь была удобрена и засеяна, а также поощрять расширение пашни и площади. Фактическое выполнение договора возлагалось на сельского чиновника, который являлся наследственной должностью, прикрепленной к деревне и оплачиваемой за счет свободной от аренды земли. В регламенте четко указано, что ни этот чиновник, ни амил, муцудди (писарь) и келладар (начальник форта) не пользовались доверием государства. Сельские чиновники обладали достаточной властью, чтобы побуждать крестьян работать на их землях за счет государственного времени. В правилах есть приказы, начинающиеся со слов «так было принято в округах» и предупреждающие, что такие действия могут навлечь «суровое недовольство» хузура (правительства). Они включали в себя доходное хозяйство, которым занимались писари, бухгалтеры и другие чиновники. «Ложь — преступление высочайшей природы… и Бог объявил лжеца соратником сатаны», — напоминают амилу правила. Обращение к божественному правосудию было необходимо, поскольку прямые административные проверки этих офицеров могли не сработать.[68] В любом случае, регламент не предусматривал сдержек и противовесов.
Возможно, если бы Типу жил в мире, можно было бы разработать адекватные механизмы реализации. Однако сами постановления оставляют впечатление, что это были отчаянные попытки исправить несовершенную систему, несовершенную в том смысле, что это были предписания, адресованные административным работникам, которые работали в своих интересах, вопреки интересам государства, и им это сходило с рук.
Возникновение государства Траванкор в XVIII веке обычно связывают с реорганизацией армии короля Мартханды Вармы (1706–1758, правление 1729–1758). Европейские и местные купцы торговали различными высокодоходными экспортными товарами, главным из которых был перец. Использование королем монопольного права на торговлю перцем и обыгрывание европейских купеческих компаний друг с другом обеспечили ему прибыль и утвердили его власть.
К концу его правления начались конфликты между мелкими государствами к северу от Траванкора, которые привлекли к себе региональную сверхдержаву Майсур под руководством Хайдера Али. Непосредственной целью Майсура были королевства Малабара, которые он успешно превратил в своих вассалов, но «Траванкор занимал важное место в политическом урегулировании этого региона, поскольку он дал приют лишенным собственности вождям Малабара».[69]
Тем временем англо-французское военное противостояние перекинулось из внутренних районов на западное побережье. Племянник и преемник Мартанды Вармы Рама Варма (1724–1798, правление 1758–1798) пригласил англичан противостоять Майсуру, который был дружелюбен к французам, и помог англичанам во второй англо-майсурской войне (1780–84). В последующие пять лет Рама Варма по собственной инициативе занялся наращиванием военного потенциала, частью политики которого была покупка заброшенных голландских фортов. Типу Султан счел это чрезмерной провокацией и прелюдией к вторжению в Малабар и напал на Траванкор (1790). Однако амбиции Майсура были пресечены третьей англо-майсурской войной и договором 1792 года, по которому Майсур фактически отступил от западного побережья. Таким образом, Траванкор продолжал оставаться княжеским государством, дружественным Компании. Большая часть Малабара, Коимбатора, Южной и Северной Канары перешла в британские владения после окончания четвертой англо-мисурской войны в 1799 году.
В конце семнадцатого века в Гуджарате и Раджпутане правили сотни независимых королевств. Лишь некоторые из них в восточном Раджастане подчинялись империи Великих Моголов. В Гуджарате власть Моголов была реальной только на побережье и в городах восточного Гуджарата, в то время как в Саураштре империя практически не имела эффективного присутствия. На пике своего могущества империя владела ценным портом Сурат. Империя также извлекала определенную выгоду из процветающей текстильной промышленности и наличия сильных сельскохозяйственных общин в прибрежных районах.
В 1709 году войска маратхов завоевали могольскую провинцию Гуджарат. Столетие спустя компания приобрела большую часть этой территории. За прошедшее время маратхский Гуджарат оставался в тени сражений на севере. Наши сведения о правлении маратхов в Гуджарате почерпнуты из отчетов, подготовленных вскоре после захвата территории британцами. В этих регионах, как и в Малве, государство маратхов оставило вождей в покое, лишь незначительно перестроив бюрократию сбора налогов по образцу западной Махараштры.[70] Для сбора денег использовались две разные политики. С потенциально проблемных вождей брали символическую дань. Офицеры штата, в свою очередь, занимались так называемыми «мирными» деревнями. Захватив власть в этих регионах, англичане столкнулись, с одной стороны, с вооруженными раджпутскими помещиками, которые отказывались признавать какие-либо права британцев, а с другой — с иерархией офицеров, чьи права и привилегии слились в наследственные права собственности. Первым политическим вызовом для Компании стало подчинение и устранение этих слоев независимой власти.[71] В Саураштре и Кутче (Качче) вождей раджпутов оставили в покое, поскольку налоговые ресурсы этих крайне засушливых регионов не стоили завоевания, а сами вожди не представляли угрозы для власти Компании.
В восточных районах Раджастхана, находившихся под непосредственным управлением Моголов, в конце XVII века наблюдалась консолидация власти помещиков. Р. Рана показывает, что во второй половине XVII века в восточном Раджастхане некоторые заминдары получили возможность присвоить права джагирдари и превратить деревни, не принадлежавшие заминдарам, в заминдарские. Поскольку этот процесс продолжался без значительного сопротивления сверху, а заминдары преодолевали такое сопротивление, традиционное партнерство между торговыми и финансовыми интересами и правящим классом ослабло, и первые стали вступать в союз с заминдарами.[72] Так появился важный северный союзник маратхов в середине XVIII века, джаты из Бхаратпура.
Другие главные восточные государства — Раджастан, Мевар и Амбер — были вассалами Моголов в начале XVIII века, а после падения Мальвы перешли во владение маратхов. Оба государства страдали от престолонаследия. В свою очередь, те, кто занимал трон, делали выплаты маратхам. Джеймс Тод, назвавший северных маратхов «ассоциацией вампиров», рассказал об огромном количестве денег, которые таким образом перешли из рук в руки в период с 1736 по 1777 год, и о территориях, которые государство Мевар сначала заложило, а затем уступило Синдхии и Холкару.