Дальше к югу, в Тиннелвели или Тирунелвели, мирасдар был аналогом северного индийского первичного землевладельца. Существовала иерархия прав между землевладельцами и землепользователями, смешанная с кастами во влажных зонах, но более подвижная в засушливых.[150] В этом регионе с историей циркуляции людей спектр прав на момент британской оккупации зависел от даты миграции крестьян и уровня доступа к ресурсам, на который могли рассчитывать более поздние мигранты. В соответствии с этим принципом в этом полузасушливом регионе доступ к ирригационным ресурсам играл важнейшую роль в определении экономической ценности земельной собственности.
В общей картине разнообразных изменений выделяются пять процессов. Во-первых, в конце XVIII века на все государства оказывалось огромное фискальное давление, которое в той или иной форме должно было отразиться на деревне. Насколько мы можем судить, те помещики и крестьяне, которые могли заниматься расширением обрабатываемых земель, скорее выиграли, чем проиграли от такого давления. Однако выигрыш не был драматическим.
Второй процесс — демилитаризация, инициированная новым государством. Чем большей военной мощью обладал агент, тем глубже менялись обстоятельства для него. Оружием нового государства стало предложение собственности заминдарам и подобным им магнатам. Непредвиденным следствием этого шага стало лишение заминдаров прав и возможностей, причем не только в военном, но и иногда в экономическом плане.
Третий процесс касается крестьянства. Несмотря на растущее банкротство государств, мы нигде не видим свидетельств того, что крестьяне стали жить хуже. Права пользователей на землю были сильны. Было относительно легко мигрировать и начать обрабатывать землю в том районе, где она была доступна. Выйти из обработки было сложнее, потому что продать землю было нелегко. Физические условия возделывания не менялись. Растущее фискальное давление подрывало способность штатов делать выгодные инвестиции. При наличии разрушающихся дорог, каналов, плотин, резервуаров и отступающей торговли в некоторых регионах деревня мало что могла сделать для увеличения производства или продажи продукции. Эти условия сделали деревню во многих районах невосприимчивой к политическим изменениям. В некоторых из этих зон деревни ушли в раковину, защищенную от посторонних крестьянскими общинами и первичными заминдарами.
В-четвертых, право собственности могло быть надежным, но эти права плохо продавались. Колониальные реформы сознательно нацелились на рыночное оформление собственности, определив право собственности только как владение. Стало ли от этого крестьянам хуже или лучше? Теоретически это ухудшило положение крестьян в районах заминдаров, но практически большинство заминдаров не могли управлять своими поместьями без существенного сотрудничества с крестьянами. В других районах ясное владение не оказало немедленного и глубокого влияния.
Пятый процесс касается торговли сельскохозяйственными товарами. В течение рассматриваемого в книге периода в одних зонах наблюдался откат от торговли, а в других — ее коммерциализация. Восточная дельта Бенгалии, Бенарес и Бихар были примерами расширения рынка. Напротив, в Пенджабе, Бунделкханде, Мальве, Чхаттисгархе, Ориссе или Ассаме середины-конца XVIII века было слишком много небезопасных и неэффективных дорог, они были слишком удалены от портов и рынков, в них было слишком много местных вождей, пытавшихся установить транзитные пошлины, и практически отсутствовали полиция и суды, чтобы активно участвовать в торговле на дальние расстояния.
Другое дело — условия ведения бизнеса на побережье, как мы увидим в главе 5.
5. Условия ведения бизнеса
В 1700 году существовало два мира торговли и промышленности. Один из них был обращен внутрь, к городам империи, искал там рынки, капитал, рабочую силу и безопасность и перевозил товары по суше по основным дорожным и речным транспортным артериям империи. Его связь с морским побережьем и морской торговлей была немаловажной, но не жизненно важной. Другой мир смотрел наружу, к морю, располагался на морском побережье и был защищен небольшими королевствами, которые выжили благодаря географической удаленности от империи. XVIII век — это история истощения одного и роста другого. В начале XIX века города приморского побережья стали проявлять больший интерес к сухопутной торговле агрокультурными товарами и контролировать ее.
Этот сдвиг имел ограниченный потенциал для изменения среднего уровня жизни. Морская торговля не была значительной по масштабам. Это был слишком маленький бизнес, чтобы что-то изменить. Но, впрочем, ее значение не зависит от того, насколько она велика. Значение приморской торговли заключалось в расширении возможностей выбора для индийского бизнеса, в превращении ее в привлекательное альтернативное направление для капиталистов, живущих во внутренних районах страны. Этот выбор выкристаллизовался в XVIII веке, положив начало медленной конвергенции наземной и морской торговли.
Повествование состоит из нескольких частей. Одна из главных — европейская торговля на побережьях. Почему она вообще важна для истории?
Ранние работы Уильяма Морленда и других авторов в этой области опирались на ограниченные ресурсы, доступные из печатных материалов и путевых журналов.[152] Тем не менее, эти работы пролили свет на роль европейцев в Индийском океане. В них говорилось об огромном значении индоевропейской торговли для экономического становления Западной Европы и предположила связь между торговлей и формированием империи в Индии. Исследование также показало, что Индия поставляла хлопковый текстиль как в Азию, так и в Европу. Торговля была очень масштабной, настолько масштабной, что ремесленники в Европе были обеспокоены конкуренцией. Однако более старые исследования были менее конкретными в отношении роли индийцев в индоевропейской торговле. Начиная с 1980-х годов, исследования, проведенные в этой области, значительно расширили наши знания о различных группах купцов и региональных экономиках в формировании морской торговли Азии.[153] Новые работы также проливают свет на другие глобальные аспекты экспортной торговли текстилем, например, на то, что за хлопчатобумажные ткани платили серебром, импортируемым из Испанской Америки, или на то, что ткани служили средством оплаты в работорговле в Африке.
Что все это значит? В 1970-х годах Иммануил Валлерстайн и школа мировых систем, в значительной степени опираясь на старые исследования, объяснили значение торговли раннего Нового времени. Она заключалась во «включении» Индии в систему мирового обмена, ориентированную на Европу.[154] Получалось, что торговля была формой господства, которая лишь по форме отличалась от более полномасштабных европейских империй, появившихся позже. Более поздние исследования хорошо проработали детальную картину, но не оспорили тезис об инкорпорации. Более того, она косвенно подтвердила его, предположив, что власть европейских купцов со временем росла, достигнув кульминации в виде империи. По несколько иному мнению, индоевропейская торговля XVIII века представляла собой «протоиндустриализацию», а не инкорпорацию Азии в Европу. Этот проект зарождения туземного капитализма был сорван промышленной революцией в Британии.[155]
Неявное сохранение идеи о том, что европейцы поглотили то, что когда-то было автономным азиатским капитализмом, в основном является ошибочным толкованием, основанным на предвзятости архивных источников, которые преувеличивают роль Европы в торговле. Знания об Индии и индийском бизнесе, которые мы получаем из европейских торговых архивов, не проникают дальше нескольких миль за береговую линию и лишь немного глубже в дельты. Богатство и насыщенность европейской информационной системы, как правило, затушевывают обширные области невежества, которые сохраняются в этой информационной системе. Речная торговля, внутренние рынки, караванная торговля, институциональные основы внутренней торговли, денежные рынки, региональная рыночная интеграция, возвышенности, леса, предгорные зоны и большая часть Деканского плоскогорья — это темы, по которым существует мало систематических данных и мало работ. К сожалению, местные источники еще менее информативны в этих сферах, по причинам, которые нам нет необходимости рассматривать.
Эти рассказы о взлете и падении индийской истории бизнеса придают внешней торговле с побережья значение, которого она не могла иметь, и мало соотносятся с реальными масштабами, в которых работала внешняя торговля. Морская торговля всегда была жизненно важна для экономики прибрежных регионов, и ее значение возросло во времена индоевропейской торговли. Но сами торговые регионы были маленькими островками торговли, большинство из них имели ярко выраженный сезонный характер, а граничили с ними сельские пейзажи. Внешняя торговля не была силой, способной напрямую преобразовать индийскую экономику. Означала ли она инкорпорацию или протоиндустриализацию — это бессмысленная игра слов. Если взглянуть на ее масштабы, она не имела никакого значения.
ТАБЛИЦА 5.1 Относительные масштабы внешней торговли, 1750–1913 гг.
A. Оценочная стоимость (в миллионах фунтов стерлингов) экспорта из Индии английской, голландской, французской и датской Ост-Индских компаний вместе взятых. Из книги Ом Пракаш, Европейское коммерческое предприятие в доколониальной Индии, Cambridge: Cambridge University Press, 1998. Данные по экспорту Голландской компании (1750 г.) см. в табл. 3.3, с. 98–9, табл. 4.2, с. 120, для Английской компании (1758–60, среднегодовой), табл. 7.1, с. 311, для Датской компании (1754–63, среднегодовой), и табл. 6.4, с. 254, для Французской компании (1755–64, среднегодовой). Данные приведены в валютах конкретных стран. Они пересчитаны в фунты стерлингов с помощью конвертера валют Марто начала XVIII века, http://www.pierre-marteau.com/currency/converter.html.