В Раджпутане и Мевате «воздух был заражен паникой».[380] Раджпутана, где проходили важные сухопутные торговые пути и располагались поселения купцов и банкиров, была слабо защищена и в этих случаях особенно подвергалась нападениям не генералов повстанцев, а полукочевых групп. В июле 1857 года вооруженные гуджарские отряды двинулись по Мевату. Самым известным в британских записях был Деоханс, который напал на город Дхолепур. Среди его жертв были три городских купца. Купцы искали защиты у некоего Бухама, убитого в столкновении с Деоханом в июле.[381] В «великих центрах» торговли Раджпутаны банкиры в июне 1857 года выслали свои семьи и направили петиции генерал-губернатору с просьбой о «совете и защите». В самом Мевате гуджары в некоторых случаях вдохновлялись перспективой нападения на своих кредиторов и уничтожения бухгалтерских книг.[382]
Некоторые из набегов, проводившихся в сентябре–октябре, были связаны с высокими ценами на продовольствие в тот сезон.[383] Урожай кхарифа (осени) 1857 года был хорошим, но цены на зерно были выше, чем обычно, из-за перебоев с поставками.[384] На равнинах Рохилкханда стационарные сражения закончились к декабрю с падением Лакхнау, уступив место зимой и весной 1858 года мелким столкновениям между мобильными армиями. Эти эпизоды происходили достаточно часто, чтобы истощить запасы продовольствия, и обе стороны столкнулись с трудностями в его приобретении. Когда на базарах стало не хватать продовольствия, выбор торговцев приобрел еще более важное значение. За несколько месяцев до этого в рыночных городах Раджпутаны британским войскам не удавалось закупить продовольствие в июне, пока новости о сражении при Бадлики-Сараи (8 июня) не достигли городов, и ситуация со снабжением резко изменилась.[385] То же самое произошло зимой в Авадхе. Победа в Лакхнау и над контингентом в Гвалиоре резко изменила отношение к торговцам в самом центре зоны боевых действий.[386] С британской стороны карательные рейды на мелких землевладельцев, подозреваемых в помощи повстанцам, были нацелены на продовольствие. «Мы забрали все зерно, которое смогли найти, и сожгли деревню», — этот рефрен повторялся снова и снова осенью 1857 года.[387] К тому времени помещики Авадха от отчаяния обратились против британцев.[388]
Если эти отчеты иллюстрируют непростые отношения между повстанческими правительствами и капиталистами, то попытки наладить связи с частной торговлей прошли для британской стороны относительно без проблем.
В этом разделе собраны свидетельства о двух вещах, которые имели значение для британских военных действий: защита и финансовая помощь, оказываемая купцами в зонах конфликтов, и обеспечение безопасности, снабжения и функционирования дальних торговых путей. Вторая стратегия не могла быть успешной, если бы индийские торговцы не решили помочь комиссариату. Это было так, потому что государство Компании не имело административных средств и не собиралось поступать так, как часто поступают современные государства в периоды конфликтов, — напрямую регулировать рынки.
«За армией в Индии, — писал один из ветеранов англо-пенджабских войн, — следует другая армия, генералом или главнокомандующим которой является базарный котувал».[389] Вскоре после падения Дели 11 мая 1857 года войска, переброшенные из Пенджаба на окраины города, действовали в двухуровневой системе такого рода. Многие члены тыла были ремесленниками и работниками сферы обслуживания: «парикмахеры, повара, сапожники и т. д.», а также большое количество бхести или разносчиков воды. Пожилые члены группы вспоминали афганские войны 1840–2 годов.[390] Базарный котувал следил за закупкой продовольствия. В XVIII веке снабжение осуществлялось в основном с помощью конвоев, перевозивших зерно, и лагерных последователей, которые оказывали кустарные услуги и иногда занимались заготовкой зерна в пути.
В самом начале кризиса, когда падение режима Компании казалось несомненным, «последователи лагеря, столь необходимые для эффективности армии в Индии, дезертировали, как крысы с тонущего корабля».[391] Действительно, впоследствии в источниках, посвященных мятежам, лагерные последователи получили мало упоминаний. В одном редком случае древняя система возродилась. В феврале 1858 года майор (впоследствии генерал-майор) Джон Кок, расквартированный в окрестностях Морадабада, привлек к работе передвижных караванщиков или банджарских старост, которые пасли свой скот в Тераи.[392] Но заключение контрактов с караванщиками не было нормой.
Это неудивительно. В 1857 году армия Компании вела войну, отличную от тех, в которых она участвовала раньше. Она никогда раньше не вела столь масштабных сражений на равнинах Ганга-Джумны. Ее силы были в среднем больше, чем в XVIII веке, и она пыталась вернуть города, находившиеся под вражеской оккупацией, а эта операция требовала времени. Эти обстоятельства сделали снабжение важнейшей проблемой и заставили закупать припасы бюрократическим путем, полагаясь на доходы и торговлю. Во время кампании режим Компании получил множество деклараций о лояльности от неофициальных европейцев и евразийцев. Но если неофициальные европейцы были полезны как военные добровольцы, они редко могли помочь как торговцы, ремесленники и плантаторы. За исключением Канпура, их знания о сухопутной и внутренней торговле не представляли ценности. Лишь немногие имели опыт торговли зерном и селитрой — двумя жизненно важными ресурсами. Большинство из них занимались бизнесом в европейских кварталах, были немногочисленны и, за редким исключением, бежали, были убиты или осаждены.
Британские власти считали, что индийские купцы обязаны своим богатством радже и, естественно, придут ему на помощь: «Если в Индии и есть какая-то группа людей, которая должна была бы прийти на помощь в трудную минуту, то это „денежная интеллигенция“».[393] В этом утверждении был элемент истины. Некоторые купцы и банкиры были мобильны и обладали большей информацией о ходе событий в более широком масштабе. Например, в Ассаме и Рангпуре купцы-марвари делали заявления на сайте, что, «как, должно быть, знает каждый, кто, подобно нам, путешествовал», масштабы реинтеграции из Калькутты были слишком велики, чтобы восстание могло устоять.[394] В Мееруте и Пешаваре британцы действовали в соответствии со своими убеждениями и в мае и июне обратились к купцам с призывом подписаться на военные займы. Как мы уже видели, в Мируте реакция была вялой. Он был щедрым в Пенджабе, но не раньше, чем к нему прибегли с оружием в руках[395]. Демонстрация нейтралитета была политически более безопасным вариантом для купцов и имела экономический смысл, поскольку государственные бумаги быстро теряли в цене. В Авадхе и Рохилкханде уверенность в том, что купцы будут добровольно рисковать жизнью ради британцев, быстро исчезла.
Тем не менее, сотрудничество имело заметные масштабы. В первые месяцы мятежа переходить на сторону британцев в любой точке средних Гангских равнин было сопряжено с серьезным риском. Тем не менее, многие фирмы пошли на это. Яркими примерами являются банковские фирмы Лакшми Чанда Джайна из Матхуры и Маника Чанда из Аллахабада.[396] Вместе со своими братьями Радха Кришаном и Гобинд Дасом Лакшми Чанд послал первые разведданные чиновнику по доходам Агры о неспокойной обстановке в армии, что привело к разоружению пехотных войск в Агре. После подхода бригады Нимаха в августе 1857 года братья предоставили убежище беглым европейским семьям, доставили их в целости и сохранности в Агру, поддерживали поток разведданных, а в те месяцы, когда банковская система Северной Индии полностью разрушилась, предоставляли кредиты администрации.[397] Банкиры могли предложить некоторые из этих услуг, потому что командовали армиями и верили, что смогут самостоятельно справиться с мелкими угрозами. Похожие истории происходили в Раджпутане и Пенджабе. Марварский банкир из Биканера Банси Лал Дага начал скупать государственные ценные бумаги компании, которые продавались за четверть номинала в мае 1857 года, и через семь месяцев оказался чрезвычайно богат. Чтобы защитить свои инвестиции, он «настолько полно отождествил себя с делом правительства, что взял на себя крупные контракты на поставку продовольствия для войск в поле, и свободно выдавал деньги на линии снабжения, проведенные по другим частям страны, как бы дезорганизованна она ни была».[398]
Захват форта Агры в июле 1857 года привел к созданию рынка внутри гарнизонного комплекса. Внутри форта появились ремесленники и лавочники. То же самое позже произошло и в форте Саугор. Что касается поставок продовольствия в форт Агры, то «заботы комиссариатского департамента… были значительно облегчены благодаря влиянию… Лала Джоти Паршада, подрядчика, чье успешное снабжение армии во время Афганской, Сикхской и Гвалиарской войн принесло ему большую и заслуженную репутацию».