[426] Аналогичные жалобы поступали и из Патны. В Дели происходили масштабные грабежи, от которых страдали купцы. Капитан 61-го полк, отвоевавшего Дели, с восторгом вспоминал, как после нескольких дней безуспешных рейдов они с коллегой наткнулись на огромный запас золотой парчи в потайном хранилище купеческого дома, казавшегося заброшенным.[427]
Но также росло беспокойство по поводу недовольства купцов, которое подпитывалось ощущением того, что частная торговля была важнейшим союзником. Таким образом, даже когда солдаты выходили из-под контроля, администрация шла навстречу. После восстановления полного контроля над городами Авадха в январе 1858 года администрация выпустила прокламации, чтобы заверить купцов в том, что закупки будут оплачены.[428] Процесс умиротворения оказался более мучительным в Лакхнау. Лояльность купцов была под большим вопросом в Лакхнау, поэтому притеснения и вымогательства со стороны мародерствующей армии Компании были здесь особенно жестокими. «Они были успокоены личной заинтересованностью нового главного комиссара в их благополучии и практическими мерами, которые он предпринял, чтобы прекратить захваты и разрушение домов в городе, которые были одной из основных причин их недовольства».[429]
После ноября 1857 года ось мятежа сместилась в сторону центральной Индии, где командовал союзник Татья Топе. Здесь достаточно добавить лишь небольшое замечание о центральной Индии. Важным отличием этого региона была его экономическая география. Бунделкханд и Малва состояли в основном из лесистых возвышенностей, на которых не было густо возделанных земель за пределами долины реки Нармада. Здесь было мало городов, сопоставимых по размерам с северной Индией, транспортные артерии имели меньшую пропускную способность. В боевых действиях участвовали мобильные армии, поэтому снабжение по дорогам имело решающее значение. И британской индийской армии, и повстанцам необходимо было заручиться поддержкой княжеских штатов.
Как оказалось, за исключением Джханси, большинство штатов в центральной Индии оставались лояльными англичанам, хотя часто были парализованы из-за разделения лояльности внутри двора.[430] Неопределенность была сильна в штате Рева, который столкнулся с восстанием в октябре. Несколько вождей Бунделкханда объявили, что если Рева присоединится к повстанцам, то и они присоединятся. Ценность этого буфера заключалась в том, что «ежедневно через него проходило не менее 200 быков, груженных зерном» (см. рис. 8.2).[431] В других местах союзы между местными войсками и повстанцами побуждали правителей открывать последним пути снабжения. Так произошло с Холкарами, когда 1 июля была атакована резиденция в Индоре.[432] Это повторилось после того, как Топе захватил Чаркхари в декабре и Гвалиор в мае 1858 г. Министр финансов Гвалиора передал казну объединенной повстанческой армии. После этого центрально-индийская кампания фактически закончилась. Истощенная армия Топе продвигалась по территориям к югу от Нармады, время от времени совершая набеги на караваны торговцев и встречая сопротивление со стороны купцов и крестьян в других местах.[433] Несколько сообщений об оппортунистических налетах на купеческие караваны появились в 1860 году, когда бомбейские торговцы опиумом подали прошение о компенсации. Выяснилось, что в течение некоторого времени в 1858 и 1859 годах опиумные поезда также находились под защитой вооруженного эскорта, предоставленного государством.[434]
РИСУНОК 8.2 Король Ревы в суде, ок. 1880 г. Во время мятежа несколько центральных индийских штатов потеряли контроль над своими солдатами. Рева, крупный штат, имевший решающее значение для безопасности торговых путей с севера на юг, некоторое время колебался, но в итоге остался верен радже Компании, к большому облегчению последней. © Antiqua Print Gallery / Alamy Stock Photo.
На узком уровне смысл главы заключается в том, что купцы определили ход восстания 1857 года. Политические решения купцов и банкиров отражали не только лояльность или страх. Купцы, оказавшиеся в зоне военных действий, подвергались риску и шли на риск, принимая политические решения. Отношение к капитализму формировалось под влиянием нападений на частную собственность и непростых отношений между солдатами повстанцев, повстанческими правительствами и богатыми горожанами. Финансовая база повстанцев ограничивалась экономикой нескольких городов. Все больше отрезанные от торговли и потоков доходов, военные действия внутри городов оборачивались поборами для местных купцов, некоторые из которых тайно помогали военным действиям Компании. За пределами зоны военных действий военный контроль над прибрежными торговыми путями обеспечивал британцам доступ к портам и продовольствию, селитре и повозкам от более дружелюбных торговцев, расположенных во внутренних районах страны. Военные действия увенчались успехом благодаря тому, что торговля и снабжение объединили свои усилия.
На более широком уровне эта глава подтверждает ключевой тезис данной книги: городские классы видели империю иначе, чем крестьяне и помещики. В городские классы входили не только торговцы и банкиры, но и представители обслуживающей элиты, работавшие в школах, колледжах, больницах и офисах, а также художники и интеллектуалы. Многие из них восприняли английское образование и космополитизм города Компании и отвергли традиции старого режима, получившие кратковременное возрождение во время восстания. Примером служилой элиты был поэт Мирза Галиб (Асадулла Баиг Хан, 1797–1869), который жил в Дели во время восстания. Он не слишком верил в миф о том, что британцы узурпировали власть, которая по праву принадлежала королям Великих Моголов. Однако он не был англофилом. Он с ужасом наблюдал за зверствами, творимыми англичанами при захвате города, и потерял свои сбережения в результате грабежа англо-индийских войск. Он избежал смерти, потому что жил в районе, где обитали хакимы, или врачи, а король Патиалы хотел, чтобы их защищали. Некоторым из его друзей не так повезло. Галиб вышел из старого мира, его творчество имело там корни и нашло там признание. Он просто достаточно хорошо путешествовал, чтобы сравнить старый мир и космополитизм нового и выбрать последний. Прославленный интеллектуал и социальный реформатор своего времени Саид Ахмад Хан (1817–98) сделал аналогичный выбор (В.Н. Датта, «Дели Галиба». Труды Индийского исторического конгресса, 64, 2003, 1103–1109).
9. Заключение
Согласно всем общим представлениям о времени, в период 1707–1857 гг. произошли значительные изменения в экономической ситуации в Индии. Каковы были эти изменения? Почему они были значительными? Эта книга отвечает на эти вопросы.
Этот период имеет большое значение для экономической истории Индии, как я показываю, по двум причинам: возникновение режима, благоприятствующего купечеству, и инновации в государственном устройстве — от децентрализованной политической системы к консолидации налогов и военного потенциала в одном центре. Сильная форма политической интеграции также интегрировала рынки — это была хорошая новость для купечества и плохая новость для земельной элиты старого режима. Однако переходный период не оказал прямого влияния на условия производства в сельской местности, оставив многие средства к существованию практически нетронутыми. В книге эти идеи используются как строительные блоки в истории, которая начинается с распада империи Великих Моголов и заканчивается великим восстанием 1857 года.
В совокупности они объясняют, почему процесс консолидации государства привел к более значительным изменениям в таких институтах, как торговое право, право собственности и налоговая система, чем в создании сельской инфраструктуры (глава 3). Или почему старая военно-помещичья элита иногда теряла власть, но это не обязательно сказывалось на приближенных к деревне лендлордах или крестьянах (глава 4). Наиболее динамичные сдвиги произошли в сфере меркантильного предпринимательства в портовых городах, где зарождался космополитический деловой мир, и в городах восточной части Гангского бассейна, которые раньше попали под контроль Британии. Основу этого делового мира составляло сельскохозяйственное производство, при этом поддерживались тесные связи с портами и заморской торговлей. Такая форма интеграции сельского хозяйства и заморской торговли, или интеграции суши и моря, не имела прецедентов в экономической истории Индии (глава 5).
Торговля на дальние расстояния велась в основном в прибрежных районах океана, дельтах и вдоль Ганга. Торговые центры с давних пор располагались в устьях четырех речных систем — Ганга, Годавари-Кришны, Кавери и Нармада-Тапти. Как и в предыдущие периоды, в XVIII веке в этих кластерах бурно развивалось текстильное производство и экспортная торговля. Установление в этих кластерах режима, благоприятствующего купечеству, способствовало интеграции рынков и предоставило капиталистам возможность перемещать по ним деньги и людей.
Развитие этих кластеров, в свою очередь, стимулировало внутреннюю торговлю хлопком и зерном на дальние расстояния. Какие бы межрегиональные перестановки ни происходили, а их было немало, они сводились к торговле, банковскому делу и услугам. Поставщики этих услуг стали более мобильными, чем раньше, и более взаимосвязанными благодаря общему и растущему интересу к зерну и хлопку.
Рост населения в городах отражал смещение оси капиталистического предпринимательства из основных регионов при Моголах и государств-преемников в сторону тех мест, где собирались купцы-мигранты (глава 6). Города Компании и города, связанные с динамичным деловым миром, росли в масштабах. Они представляли собой новую модель урбанизации, в которой бизнес привлекал бизнес, а агломерационная экономика давала толчок к развитию, в отличие от старых имперских и внутренних городов, где концентрация военно-политической и религиозной власти привлекала бизнес. Хотя в абсолютном и относительном масштабе городское литоральное пространство было еще невелико, оно притягивало к себе предпринимателей.