Те же самые соображения были решающим фактором для позднейших реформ. Например:
...Как и с первым Актом о реформе, угроза насилия рассматривалась как важный фактор в ускорении принятия [Акта о реформе 1867 г.]; история повторялась [Lee, 1994, р. 142].
Сходным образом угроза революции была движущей силой демократизации во Франции, Германии и Швеции. Например, Т. Тилтон так описывает процесс, приведший к принятию всеобщего избирательного права для мужчин в Швеции:
...Ни один из (двух первых актов о реформе) не был принят без сильного давления со стороны народа; в 1866 г. толпы собрались вокруг парламента, когда проходило окончательное голосование, и реформа 1909 г. была стимулирована широким движением за право голоса [и] забастовкой как демонстрацией силы... Шведская демократия восторжествовала без революции, но не без угрозы революции [Tilton, 1974, р. 567-568].
Угроза революции и общественных волнений играла такую же важную роль во введении избирательных прав для населения в Латинской Америке. Мы видели в главе I как в Аргентине всеобщее право голоса для мужчин было эффективно институционализировано президентом Роке Саенз Пеньей, когда было введено тайное голосование и запрещены махинации на выборах. Движение к полной демократии влекли за собой общественные волнения, вызванные Радикальной партией и быстрой радикализацией городских рабочих. В Колумбии принятие всеобщего избирательного права во время правления президента-либерала Альфонсо Лопес Пумарехо в 1936 г. вдохновлялось тем же; ведущий специалист по истории Колумбии Девид Бушнелл описывает это следующим образом:
...Лопес... был богатым человеком... однако он хорошо осознавал, что Колумбия не может до бесконечности игнорировать нужды и проблемы тех, кого он однажды описал как «тот обширный и несчастный класс, который не читает, не пишет, не одевается, не обувается, живет впроголодь, который остается... на обочине [жизни нации]». По его мнению, такое пренебрежение было не только порочным, но и опасным, потому что массы могли рано или поздно потребовать большей доли жизненных благ [Bushnell, 1993, р. 185].
Сходным образом восстановление демократии в Венесуэле в 1958 г. было ответом на мощные восстания и беспорядки. Описывая эту ситуацию, Г. Колб отмечал:
...По своему драматическому накалу и насилию со стороны народа события 21 и 22 января в Каракасе были подлинно народной революцией венесуэльских граждан... вооруженных камнями, дубинами, самодельными гранатами и коктейлем Молотова, против жестоких и хорошо тренированных полицейских сил [Kolb, 1974, р. 175].
Таким образом, эти свидетельства согласуются с идеей о том, что большинство шагов в сторону демократии происходят на фоне серьезных общественных конфликтов и возможной угрозы революции. Демократия обычно не даруется элитой потому, что изменились ее ценности. Ее требуют лишенные права голоса как способ получить политическую власть и тем самым гарантировать большую долю экономических благ в рамках системы.
Почему создание демократии обеспечивает приверженность обязательствам, когда мы знаем, что демократия после своего установления часто терпит крах? Это происходит потому, что, хотя иногда и происходят перевороты, свержение демократии дорогостояще и институты, будучи однажды созданными, имеют тенденцию сохраняться. Это так в основном потому, что люди сделали особого рода инвестиции в них. Например, после создания демократии формируются политические партии и возникают многие организации, такие как профсоюзы, для того чтобы воспользоваться преимуществами новой политической ситуации. Вложения всех этих организаций будут потеряны в случае свержения демократии, что дает гражданам стимул бороться за ее сохранение. Более того, после создания демократии большинство может иметь больший контроль над военными, чем при недемократическом режиме, что меняет фундаментальный баланс власти де-факто.
И наконец, для элиты, стоящей перед угрозой революции граждан, речь идет не просто о балансе между уступками в государственной политике и демократизацией. Другой альтернативой может быть применение силы и репрессий. Например, южноафриканский белый режим отвергал призывы к демократии и сохранялся у власти десятилетиями, используя силу для подавления демонстраций и оппозиции. Сходным образом аргентинские военные режимы в 1960-е и 1970-е годы уничтожили тысячи людей, чтобы избежать восстановления демократии; это же было характерно для многих иных латиноамериканских стран, включая Гватемалу и Сальвадор. В Азии недемократические режимы Китая и Бирмы применяют силу, чтобы блокировать демократические требования. Это также было верно и для восточноевропейских стран в период господства Советского Союза — например, в Венгрии в 1956 г. и Чехословакии в 1968 г. Ясно, почему репрессии привлекательны для элит — они позволяют им сохранять власть без каких-либо уступок лишенным
права голоса. Тем не менее репрессии и затратны, и рискованны для элит. Они ведут к потерям жизней и разрушению активов и материальных благ и — в зависимости от характера международного общественного мнения — могут вести к санкциям и международной изоляции, как это и случилось в Южной Африке в 1980-е годы. Более того, репрессии могут оказаться безуспешными, что вызовет революцию — наихудший из возможных результатов для элит. Вывод из этих соображений состоит в том, что только при некоторых обстоятельствах репрессии будут привлекательным выбором. Введя это положение в наш анализ, мы видим, что демократия возникает тогда, когда уступки не вызывают доверия, а репрессии непривлекательны, потому что слишком дорогостоящи.
5. ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ КОНСОЛИДАЦИЯ
Теория демократизации недостаточна для понимания того, почему некоторые страны являются демократическими, в то время как другими правят диктатуры. Многие страны становятся демократиями, но в конце концов возвращаются к недемократическому режиму вследствие военного переворота. Это особенно характерно для Латинской Америки. Как мы видели в главе I, Аргентина является ярким примером нестабильности латиноамериканской демократии. Сходным образом путь к демократии был омрачен поворотами к диктатуре в Бразилии, Чили, Гватемале, Перу, Венесуэле и Уругвае. Почему демократии так трудно консолидироваться в значительной части Латинской Америки?
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо разработать теорию переворотов или, напротив, теорию демократической консолидации. Что такое консолидированная демократия? Демократия консолидирована, если характеризующий ее комплекс институтов сохраняется во времени. Наша теория демократической консолидации и переворотов строится на различном отношении элит и граждан к демократии. Повторим опять, что граждане более продемократически настроены, чем элиты (потому что демократия более выгодна гражданам, чем недемократия). Следовательно, в ситуации, когда военные на стороне элиты и имеют место существенные волнения, военные могут захватить власть, элиты должны поддержать или организовать переворот, чтобы изменить баланс власти в обществе.
Причина того, что элиты могут пожелать изменить политические институты от демократии к недемократии аналогична тому, почему граждане хотят демократизации. Элиты заботит изменение политики в свою пользу, а политическая турбулентность и параллелизм их интересов и интересов военных дают возможность это осуществить. Однако при этом актуализируется проблема преходящего характера политической власти де-факто. У них будет эта возможность сегодня, но не обязательно завтра. Любое обещание граждан ограничить мажоритарный характер политики в будущем не вызывает доверия в контексте демократической политики. Завтра угроза переворота может исчезнуть и демократическая политика снова станет отвечать нуждам большинства, выбирая желаемые им меры и уже не беспокоясь о том, что элита может подорвать власть демократов с помощью переворота. Однако именно это в первую очередь делает демократию столь дорогостоящей для элиты. Чтобы изменить будущие меры государственной политики убедительным образом, элитам нужна политическая власть. Переворот — это их способ усиления политической власти де-юре с тем, чтобы осуществлять желаемые меры. Другими словами, переворот позволяет элитам обратить их преходящую политическую власть де-факто в более прочную политическую власть де-юре, изменив политические институты.
Еще одной, связанной с этим причиной переворота может быть то, что, в разгар политической и социальной турбулентности военные и элитарные сегменты общества могут быть обеспокоены (возможно, правильно) будущей устойчивостью демократии и даже самой капиталистической системы и захотят предотвратить возможность еще большего сдвига влево или даже революции.
6. ДЕТЕРМИНАНТЫ ДЕМОКРАТИИ
Теперь, когда у нас есть теория демократизации, можно спросить, какие факторы делают возникновение и консолидацию демократии более вероятными. На данный момент мы показали, как наша теория может объяснить переходы от недемократии к демократии и, возможно, обратно к недемократии. Однако так же важна сравнительная статика этого равновесия, т.е. как равновесие меняется, когда меняются некоторые лежащие в основе его факторы. Эта сравнительная статика позволяет объяснить, почему некоторые страны переходят к демократии, в то время как другие — нет, и почему некоторые страны остаются демократическими, в то время как в других демократия терпит крах. Такая сравнительная статика может направлять эмпирические и исторические исследования в понимании явления демократии.
6.1. Гражданское общество
6.1.1. Демократизация
Наша концептуальная структура предполагает, что достаточно действенная угроза революции со стороны граждан важна для демократизации. Когда граждане плохо организованы, системе не будет брошен вызов и переход к демократии будет откладываться до бесконечности. Сходным образом, когда гражданское общество относительно развито и большинство организовано, репрессии будут более трудноосуществимы. Поэтому некоторая степень развития гражданского общества также необходима для демократизации. В этой книге мы принимаем такой уровень развития как данность, и он убедительным образом представляет результат долгосрочных исторических процессов (см., например: [Putnam, 1993]).