На данной стадии иследования это только предположение, которому не хватает эмпирической поддержки. Действительно, поскольку в эмпирической работе по детерминантам демократии еще предстоит убедительно установить наличие каузального влияния дохода на демократию, изучение следствий механизмов для политического развития, описанных в этой главе, является сферой будущих исследований.
Вероятно и то, что корреляция в данных может быть следствием иной пропущенной переменной. Вспомним рассмотрение вопроса о влиянии экономических институтов на демократию в предыдущем разделе. Там мы утверждали, что иные (в сравнении с Великобританией) экономические институты в Гватемале могут помочь в объяснении того, почему Гватемала исторически была настолько менее демократической, чем Великобритания. Очевидно, прямое влияние экономических институтов распространяется на экономические стимулы и производительность (эффект первого порядка). Эти различия экономических институтов, таким образом, могут объяснить, почему Гватемала намного беднее Великобритании [Acemoglu et al„ 2001]. В рамках данного объяснения есть положительная корреляция между доходом на душу населения и демократией, но нет причинно-следственной связи между ними. На самом деле, и то, и другое определяется чем-то иным — экономическими институтами [Acemoglu et al., 2004].
12. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В этой главе была разработана модель, в которой уровень и распределение дохода являются эндогенными, и показано, как структура экономики может обусловливать создание и консолидацию демократии. Мы подчеркивали, насколько важны (в сравнении с землей) физический и человеческий капитал в процессе производства (то, что мы назвали капиталоемкостью экономики); как это влияет на издержки и репрессий, и переворотов, и на бремя демократии для элит. Это происходит потому, что (1) репрессии и применение силы более дорогостоящи для капиталистов и промышленников, чем для землевладельцев и (2) демократии рациональным образом будут облагать землю и доход от земли по большим ставкам, чем капитал и доход от капитала. Представленные здесь идеи носят предварительный характер и не были эмпирически проверены, тем не менее они согласуются со многими историческими материалами и основными подходами в теории экономического развития. Они также согласуются с наблюдаемой корреляцией между доходом на душу населения и показателями демократии.
Хотя мы и не анализировали это подробно в данной главе важно, что эти результаты не зависят от характера политических идентичностей. Даже если политический конфликт был бы между этническими группами X и Z, а не между социально-экономическими классами, большая капиталоемкость имела бы сходные последствия для демократии. Чтобы видеть, как капиталоемкость влияет на демократию, допустим, что элиты каждой из групп владеют капиталом и землей, тогда как все остальные имеют только свой труд. Даже если конфликт имеет место между этническими группами, большая капиталоемкость по-прежнему уменьшает стремление большей группы X перераспределять от меньшей группы Z, поскольку теперь это будет дороже. Этот результат остается верным, пока есть некоторые обладатели капитала и землевладельцы в группе Z. Когда демократия Роздана, это уменьшает стимулы предпринимать переворот для группы Z. Далее, в недемократии, которой в этом случае является правление группы Z, большая капиталоемкость делает репрессии более дорогостоящими для Z, что в силу рассмотренных причин облегчает демократизацию.
Интересно сравнить результаты данной главы с главой VIII, в которой мы сопоставляли отношение очень богатых и среднего класса к демократии. Мы видели там, что в соответствии с тем, что подчеркивал Мур, средний класс больше настроен в пользу демократии, поскольку — учитывая, что его доходы ниже, чем у богатых — он меньше, чем богатые теряет от демократического налогообложения. В результате он меньше, чем богатые готов поддерживать репрессии, направленные на то, чтобы избежать демократии. Анализ, проведенный в главе VIII, показал, что те же самые соображения сделали средний класс в большей степени противником антидемократических переворотов, чем богатые, которые могли больше приобрести от перехода к недемократии. Проблема была в том, что ярлыки «средний класс» и «богатые» не имели должного, явным образом описанного, экономического фундамента, в силу чего было трудно увязать экономические перемены с этими потенциальными изменениями политических позиций. В данной главе мы, вместо того, чтобы сосредоточиваться на этих широких различиях между средним классом и богатыми, подчеркиваем различия между промышленниками и землевладельцами. Как и средний класс, промышленники меньше теряют от демократии и, возможно, несут большие потери от разрушений и насилия, чем землевладельцы.
X. Глобализация и демократия
1. ВВЕДЕНИЕ
В данной главе мы рассматриваем, как глобализация мировой экономики может влиять на демократию. Разработанная к настоящему моменту концептуальная структура показывает, как возникновение и развитие демократии зависит от распределения дохода и через этот канал от цен на факторы производства. Глобализация, в виде роста международной торговли и/или увеличившейся финансовой интеграции, влияет на цены факторов и, следовательно, может иметь существенное воздействие на демократию.
Многие исследователи предположили существование различных связей между глобализацией и демократией, и современная эмпирическая литература в политической науке начала изучать некоторые из них. Эта литература обнаруживает важные корреляции между демократизациями и переменами в мировой экономике. К примеру, Д. Куинн [Quinn, 1997; 2002] показывает, что с 1960-х годов усредненные межстрановые показатели демократии имеют высокую корреляцию со степенью либерализации движения капитала и текущих счетов. Однако в этой литературе [Kubota, Milner, 2005] сосредоточено внимание на том, как демократия влияет на международную либерализацию (рассматриваемую как часть более общей либерализации).
Чтобы рассмотреть потенциальные воздействия глобализации на демократию, мы различаем три измерения «глобализации»:
• возросшая международная торговля (рыночная интеграция);
• возросшая финансовая интеграция;
• возросшая политическая интеграция.
В этой главе мы трактуем указанные грани глобализации как экзогенные для данной конкретной страны и не поддающиеся контролю политиков. Повлияет ли на страну глобализация или нет, часто — по крайней мере, в некоторой степени — находится под контролем ее политиков. Но важным компонентом современной волны глобализации является снижение издержек международной торговли и большая интеграция мировой экономики, и политики мало что могут сделать, чтобы остановить
это. Таким образом, анализ последствий экзогенной глобализации для политического равновесия является полезным исходным пунктом.
Рост международной торговли обычно имеет тенденцию ликвидировать межстрановые разрывы в предложении товаров и в ценах факторов [Dixit, Norman, 1980; Feenstra, 2003]. Точнее, в отсутствие международной торговли изобильные в данном месте факторы имеют более низкие цены. Например, если страна изобилует трудом и скудна капиталом, в ней будут более низкие цены и большие доходы на капитал, чем в среднем в мире. Таким образом, в такой стране международная торговля повышает зарплаты и уменьшает процентные ставки. И консолидация демократии против угрозы переворотов, и переходы к демократии являются проблемой для относительно бедных стран, которые не достигли той стадии, на которой демократия полностью консолидирована. Вспомним, к примеру из главы III, что более богатые страны обычно являются демократиями; именно бедные страны являются недемократическими или имеют высокие риски претерпеть антидемократический переворот. Бедные страны обычно изобилуют трудом и имеют недостаточно капитала. Поэтому международная торговля должна сокращать разрыв в доходах между бедными, зарабатывающими на жизнь трудом, и богатыми, являющимися владельцами капитала.
В контексте нашей модели политики, сокращение разрыва между доходами бедных и богатых предполагает уменьшение политических конфликтов. К примеру, при меньшем разрыве (в доходах) между богатыми и бедными, у бедных меньше оснований голосовать за меры масштабного перераспределения, и демократия является меньшей угрозой для богатых. Таким образом, международная торговля понижает интенсивность конфликта между богатыми и бедными или, как это иногда формулируется в популярных изданиях, глобализация может ослабить «конфликт классов». При менее интенсивном конфликте между богатыми и бедными и более низких налогах в демократии богатые менее склонны нести издержки переворота для возвращения назад к недемократии, и больше вероятность консолидации демократии. Поэтому глобализация может способствовать демократической консолидации в развивающихся странах. Из той же аргументации следует, что, поскольку демократия менее дорогостояща для богатых, недемократические общества, сохраняющиеся при помощи репрессий, могут иметь большую вероятность демократизации; в этом случае глобализация также должна способствовать демократизации в мире. Однако в этих выводах следует быть осторожным, поскольку, как мы указывали в главе VI, зависимость между неравенством и демократизацией на самом деле является немонотонной. Следовательно, воздействие изменений в неравенстве на демократизацию зависит от того, каково исходное состояние этой зависимости.
Если мы начинаем с ситуации относительного равенства, то большее равенство, устраняя угрозу революции, может на деле препятствовать созданию демократии. Тем не менее осмысливая консолидацию демократии, естественно предполагать, что большее неравенство дестабилизирует демократические институты в относительно бедном обществе. Таким образом, следует ожидать, что сокращение неравенства, вызванное международной торговлей, сделает вновь созданную демократию более прочной, даже если ее общее воздействие на создание демократии может быть неоднозначным. В целом, конкретный эффект международной торговли для демократии является вопросом эмпирическим, и мы рассматриваем модели в этой главе как более всего полезные для разработки будущих эмпирических исследований.