Глава 1. Предпосылки евразийской экономической интеграции
По объективным историческим, экономическим и политическим причинам ключевую роль в организации процессов евразийской интеграции играет Россия. Исследования общественного мнения, проводимые Интеграционным барометром[148], свидетельствуют о стабильно сохраняющемся представлении о России как об объединяющем центре у населения всех государств СНГ. От России ждут инновационного прорыва, сигналов на осуществление системных преобразований, которые будут учитывать национальные интересы государств-участников процессов евразийской интеграции. В большинстве республик постсоветского пространства большая часть населения в вопросах политической дружбы и военной взаимопомощи ориентируется на Россию. Ее поставили и на первое место по частоте упоминания в качестве «страны-друга» респонденты из девяти стран СНГ[149].
Общественное представление о России как о ядре притяжения на евразийском континенте сформировалось не только благодаря ее обширной территории и ресурсному потенциалу. Евразийство относит Россию к особому этнографическому объединению, расположенному между Европой и Азией, и представляет собой идейно-политическую и историко-культурную концепцию[150]. Наиболее ранние источники идей евразийства относят к концу XV и началу XVI вв. В них русский народ определяется защитником православия и наследником византийской культуры. Таким источником, указываемым евразийцами, являются «послания старца Филофея» – инока Псковского-Елизарова монастыря. Непосредственное влияние на формирование геополитических взглядов евразийцев оказали труды А.Хомякова, И.Киреевского, С.Аксакова, в которых евразийство получило развитие в русском историософском мышлении XIX века.
Началом евразийства как идеологической концепции считают книгу Н.С. Трубецкого «Европа и человечество», вышедшую в Софии в 1920 году. Это «культурно-историософическое» движение было создано в среде русской интеллигенции, эмигрировавшей в Европу после 1917 года. Наряду с Н.С. Трубецким его видными представителями были географ П.Н. Савицкий, историк Г.В. Вернадский, которые на заре советской власти с ее идеологией пролетарского интернационализма размышляли о том, что будет после; какие идеологические основания обеспечат сохранение исторической общности народов, населявших гигантские просторы Евразии в рамках Российской империи и СССР.
Одним из положений теории евразийства была «концепция многолинейности всемирного исторического процесса», что делало «своеобразие и самобытность культуры» ее неотъемлемой характеристикой, ее свойством и отрицало исключительность и абсолютность европейской культуры. Само понятие «Евразия» участники движения трактовали с нескольких позиций. Во-первых, как чисто географическое. Они полагали вполне естественным разделять Запад и Восток на Европу (Западная Европа), Азию (юг и восток Азии: Индия, Китай, Восточная Сибирь) и Евразию (континентальная равнинная часть Европы и Азии). Во-вторых, с этнической точки зрения, в Евразии сформировался особый «туранский психологический тип», «русские – не европейцы и не азиаты, а евразийцы». В-третьих, чисто экономически евразийская Россия – континентальная страна, и связи нужно развивать не только такие, как в мировом океаническом хозяйстве, но внутриконтинентальные[151].
Следует признать пророческий дар Н.С. Трубецкого, который в 1927 г. предвидел крушение коммунистической империи и новое объединение народов на этой территории как равных на основе понимания общности исторической судьбы[152].
Позднее весомый вклад в формирование теории современного евразийства внес Л.Гумилев. В предсмертном интервью 1992 году, уже после распада СССР, он сказал: «Знаю одно и скажу вам по секрету, что если Россия будет спасена, то только как евразийская держава и только через евразийство»[153]. Эта формулировка, которую вполне можно считать руководством к практическому действию, оказалась созвучной представлениям современных евразийцев, признающих, что благополучие государств Восточной Европы, Кавказа и Средней Азии обусловлено не открытием индивидуальных преференций в сотрудничестве с Западом или Востоком, а возможностями создания евразийского трансконтинентального коридора от Атлантики до Тихого океана. В Старом Свете Россия является единственной страной, расположенной «от моря до моря», по которой могут пройти коммуникации между тремя мировыми полосами экономического и технологического развития в Западной Европе, Восточной Азии и Северной Америке.
Уникальное место России и его привлекательность в Евразии определяется несколькими чертами, на которые указывает известный российский интеллектуал А.И.Подберезкин[154]:
«– Россия – не просто страна, это страна-цивилизация. Таких государств в мире, за исключением Китая, Индии и Японии, больше нет. Ни в социокультурном, ни в историческом плане. Поэтому национальная и государственная идентичность неизбежно будет оставаться несмотря ни на влияние глобализации, ни на попытки космополитов ее «либерализировать» и изменить традиционное лицо;
– Россия занимает уникальное место с географической точки зрения, являясь центром Евразии, соединяющим ее восточную, западную и южную окраины;
– Россия занимает исключительное место в мире по запасам минеральных и биологических ресурсов, а также размеру прилегающих морских акваторий;
– Россия объединяет на своей открытой и недискриминационной культурно-духовной основе все основные мировые религии, конфессии при решающей роли православия, создающего удивительный, уникальный духовный космос, противостоящий агностицизму и современному секуляризму;
– Россия является уникальным информационно-коммуникационным и транспортным узлом мирового значения, роль которого стремительно увеличивается».
В течение многих десятилетий государства, сформировавшие ТС, развивались как единая страна с общим народнохозяйственным комплексом. Экономики бывших союзных республик дополняли друг друга, а тысячи кооперационных связей образовывали целостные воспроизводственные контуры с полным производственным циклом – от сырья до готовой продукции и от фундаментальной науки до технологий массового производства. При этом экономика СССР не была примитивной, по структуре производимой продукции она соответствовала уровню развитых стран, в том числе по показателям доли обрабатывающей промышленности, включая машиностроение и производство готовой продукции с высокой добавленной стоимостью. Это, разумеется, не означает однородности тогдашнего экономического пространства. Но оно было единым – как с точки зрения правовых норм и функционировавших организационно-хозяйственных форм, так и всех других экономических институтов: цен, стандартов, квалификационных требований, процедур планирования и правил принятия решений. Это единство поддерживалось специализацией и кооперацией производства – ни одна из союзных республик, включая РСФСР, не была самодостаточной – производимая продукция изготавливалась с использованием сырья и комплектующих, поставляемых из других республик.
Целостность и единство экономического пространства СССР опровергает часто высказываемые сомнения об искусственности процессов экономической интеграции на постсоветском пространстве из-за разного уровня экономического развития государств. Конечно, за два десятилетия, прошедших после распада СССР, экономики бывших союзных республик изрядно деградировали. Но степень деградации была пропорциональна сложности имевшихся производств. Наибольшие потери высокотехнологических производств понесла Российская Федерация, фактически сравнявшись по доле сырья, металлов и энергоносителей в экспорте с сырьевыми экономиками Средней Азии. Поэтому если аргумент об однородности и одноуровневости экономик интегрируемых государств имеет какой-то экономический смысл, то следует признать, что по сравнению с советским периодом, бывшие союзные республики по этим критериям приблизились друг к другу и, согласно этой логике, стали более интегрируемыми.
Интеграционные процессы на постсоветском пространстве имеют свои особенности, обусловленные тем, что до недавнего времени объединяемые национальные экономические пространства были частью одной страны с единым народнохозяйственным комплексом. С одной стороны, общая история и сложившиеся за десятилетия кооперационные связи определяют естественный характер интеграционных процессов, которые по сути восстанавливают веками существовавшее ЕЭП в новых правовых и экономических условиях. С другой стороны, остро проявляется синдром сепаратизма, обусловленный болезненным страхом утраты только что обретенного национального суверенитета. Получившим независимость государствам впервые пришлось выстраивать собственную стратегию торгово-экономического сотрудничества и создавать принципиально новые механизмы взаимодействия, которые соответствовали бы современным геополитическим реалиям.
Распад СССР был обусловлен скорее субъективными, чем объективными факторами. Последние предписывали сохранение ЕЭП как необходимое условие устойчивого развития новых государств, образовавшихся на территории бывшего СССР. По расчетам экспертов, половина из двукратного падения производства на постсоветском пространстве объясняется появлением государственных границ, перерезавших сложившиеся производственно-технологические связи. Критики евразийской интеграции, указывающие на разный уровень экономического развития постсоветских государств, не учитывают этого обстоятельства. Они пытаются применить устоявшиеся в теории экономической интеграции внеисторические представления к территории, которая веками функционировала как единый экономический организм. Происходящие на ней интеграционные процессы следует рассматривать как реинтеграцию сложившихся воспроизводственных контуров, а не как создание новых. Поэтому в данном случае не работают привычные клише теории региональной экономической интеграции, разработанные применительно к объединениям ранее независимых государств, будь то Европейский союз или Североамериканская зона свободной торговли (НАФТА).