Выводы
Рассмотрение наследия как культурного капитала дает возможность интеграции интересов его защитников, озабоченных сохранением его культурной ценности, и экономистов, которые рассматривают проекты по наследию как проблему распределения дефицитных ресурсов между конкурирующими целями. В этой главе еще раз было выдвинуто утверждение, что признание одновременно и культурной, и экономической ценности очень важно, если требуется перекинуть мост между этими интересами. Экономические методы оценки инвестиций, в особенности те, что ориентированы на оценку нерыночных выгод, способны многое рассказать о ценности проектов по культурному наследию. И они могут оказать огромную помощь тем, кто принимает решения. Но ими дело не ограничивается, и расширение аппарата анализа затрат и прибылей так, чтобы он мог включить культурную ценность, представляется возможным в теоретическом и практическом смысле. Мы подсказали некоторые возможные в данном случае пути развития и еще раз обратились к принципам устойчивости как способу окончательной интеграции экономической и культурной оценки. Политики и чиновники могут воспользоваться этими соображениями, когда занимаются формулированием и проведением в жизнь мер в области культурного наследия.
VI. Экономика креативности
С сожалением должен сказать, что художники всегда будут весьма ревниво относиться друг к другу, заплати им высокую цену или низкую; что же до стимула к исполнению, поверьте мне, ни одно хорошее произведение в этом мире никогда не создавалось ради денег, никогда забота о деньгах не влияла на разум живописца. Как только какая-либо мысль о денежной ценности придет ему в голову во время работы, она, пропорционально своей отчетливости, уменьшит его силу. Настоящий художник будет превосходно работать для вас, если вы дадите ему… хлеб, воду и соль; а плохой художник будет работать плохо и суетливо, даже если вы дадите ему дворец, чтобы жить в нем, и титул, чтобы жить с него… И я говорю это не потому, что презираю великого художника, а потому что я его чту; богатство прибавит ему почета не больше, чем оно прибавило бы Шекспиру и Мильтону, будь они живы и взбреди нам в голову, что от них можно добиться еще более совершенных произведений, сделав их миллионерами.
Введение
Концепция креативности как динамической силы поведения человека была предметом исследования среди психологов, социологов, теоретиков искусства и в других областях – от изучения развития детей до бизнес-менеджемента. Она не представляла интереса для экономистов. Креативность вошла в экономический дискурс только как потенциальный генератор инноваций и потому провозвестник технологических изменений[131]. Но даже в этом случае творческий акт рассматривался как преимущественно экзогенный, возникающий в результате процессов, недоступных или неинтересных для экономической теории или анализа[132]. Однако любое рассмотрение отношений между экономикой и культурой было бы неполным, если бы проигнорировало истоки культурного производства, т. е. сам творческий процесс. Если творческий труд в искусстве и культуре в результате дает и экономическую, и культурную ценность, то, по-видимому, как культурные, так и экономические процессы влияют на формирование и выражение творческих идей. Являются ли эти процессы параллельными, так что экономическая и культурная ценность формируются по отдельности, или же процесс создания ценности может быть понят только как единый феномен?
В этой главе мы будем рассматривать креативность прежде всего, хотя и не исключительно, с точки зрения труда художников, таких как поэты, художники, актеры, композиторы и т. д. Такой подход не отрицает значения креативности в труде других производителей культурных благ и услуг, таких как телевизионные режиссеры и журналисты, но просто позволяет сосредоточить внимание на группе работников, для которых творческий акт, бесспорно, имеет первоочередное значение. Кроме того, поскольку некоторые типы культурного производства существуют только в форме коллективной деятельности, анализ деятельности художника в равной мере применим к творческому труду культурных работников, действующих в группе. Игнорируя межгрупповую динамику, мы можем приписать одни и те же мотивы, структуры стимулов, процессы принятия решений и т. д. как коллективам, так и индивидам. Если это так, то модель творческого процесса, которая разрабатывается в данной главе, применима как к музыкальному ансамблю или театральной труппе, так и к отдельному художнику.
Глава развертывается следующим образом. После краткого обзора теорий креативности мы задаемся вопросом, может ли производство художественных произведений быть смоделировано как процесс рационального принятия решений. Мы укажем на суть такой модели, построенной вокруг производства ценности в соответствии с центральной темой данной книги. С самого начала мы вводим экономические переменные и рассматриваем роль экономической и культурной ценности одновременно и как стимул, и как исход творческого процесса. Наконец, делая обзор затронутых вопросов, мы зададимся вопросом о том, не является ли попытка рассматривать креативность с точки зрения рациональности на самом деле ошибочной. Может быть, творческий процесс по самой своей сути в той или иной мере, сознательно или неосознанно, иррационален и противится любой структурированной формализации.
Теории креативности
В XVII и XVIII вв. был написан ряд трактатов о творческом гении. Слово «гений» обозначало не только возвышенный индивидуальный статус (значение, в котором это слово чаще всего употребляется сейчас), но и подразумевало образ мысли, т. е. гений как источник творческого вдохновения. У этого понятия была религиозная или, по крайней мере, духовная ассоциация: художник как проводник высшей власти, творчество как дар богов, воображение как божественная искра. Процессы создания картин, сочинения стихов или музыки были духовным опытом во славу той из муз, которой служил автор.
Эти трактаты прилагали много усилий для того, чтобы разъять концепцию творчества на составляющие и описать, как происходит процесс художественного вдохновения. Типичным для них было определение, предложенное Уильямом Даффом в 1767 г. в эссе о природе оригинального гения[133]. Дафф указывал, что у гения три составляющих: воображение, подхватывающее существующие идеи, изобретающее новые и находящее новые ассоциации между ними; суждение, регулирующее и контролирующее воображение и отбирающее идеи, которые оно порождает; и вкус, внутреннее чувство художника, выносящее решение о том, что нечто является «великим или мелким, красивым или уродливым, приличным или смешным»[134]. Подобное интуитивно привлекательное описание работы разума с тех пор воспроизводилось многократно и многими способами[135].
В последнее время постмодернистская критика усомнилась в идее творческого гения. Здесь можно указать два основных направления атаки. Во-первых, креативность может определяться только в специфически-индивидуальных категориях, нет способа идентифицировать абсолютный стандарт гения, и любое подобное суждение относительно, непостоянно и неустойчиво. Во-вторых, указывается, что творческий акт и его оценка происходят в социальном и политическом контексте, в котором вкус и суждения становятся привилегией элит. Таким образом, придание канонического статуса некоторым произведениям искусства и статуса гения некоторым художникам – это просто манифестация власти художественного и интеллектуального истеблишмента.
Наша задача в данном случае состоит не в том, чтобы занимать ту или иную сторону в спорах традиционалистов и постструктуралистов. Предпочтительнее обратить внимание, как мы это делали ранее, на некоторые разумные предупреждения, согласно которым из осмысления художественного произведения при его создании или восприятии никогда нельзя полностью исключить субъективность и относительность, и нельзя сбрасывать со счетов влияние на акт творчества социального и политического контекста.
Креативность как рациональный процесс принятия решений
Если требуется представить себе художника за работой, в сознании скорее всего всплывает образ измученного гения, которым движет неумолимая внутренняя сила, глухого ко всему, кроме потребности в творческом самовыражении; кажется невозможной дерзостью навязывать логическую структуру творческим идеям Гектора Берлиоза, Винсента Ван Гога или Эзры Паунда. Однако разумно было бы предположить, что за внешним хаосом лежат некоторые систематические элементы. Если так, то мы могли бы спросить, можно ли моделировать производство художественных произведений как процесс рационального принятия решений.
До некоторой степени ответ на этот вопрос уже получен благодаря тому анализу креативности, о котором мы писали выше. Современный анализ принятия решений делит креативный процесс на составляющие стадии, каждой из которых присуща определенная функция. Они сменяют друг друга в логичном порядке и приводят к определенной цели. На основе такого анализа может быть сконструирована формальная модель принятия решений. Подход, в большей степени опирающийся на экономический дискурс, мог бы рассматривать креативность как процесс вынужденной оптимизации, когда художник выступает в качестве рационального максимизатора индивидуальной полезности в зависимости от внутренних и внешних ограничений. Именно этот подход мы будем здесь использовать, сначала предложив модель «чистой» креативности, а затем расширив ее путем включения экономических переменных. В оставшейся части данной главы моделирование разрабатывается в нетехнических терминах, а формальное изложение дается в Приложении.