Но самое важное различие, которое проходит лейтмотивом через нашу аргументацию, – это различие между экономической и культурной ценностью. Теоретики экономики и культуры столетиями сражались с вопросами ценности; не будет преувеличением сказать, что теория ценности – краеугольный камень, на котором построена экономическая теория, и столь же жизнеспособная концепция культурной ценности имеет фундаментальное значение для любого систематического анализа культуры и культурной деятельности. Мы предложили рассматривать экономическую и культурную ценность как отличные друг от друга концепции при оценке целого ряда изучаемых явлений, от определения культурных благ как класса товаров до описания целей государственной политики. В случае частных благ экономическая ценность, условно говоря, измеряется ценой, а в случае общественных благ, опять-таки условно, – готовностью платить. Она воплощает в себе огромное количество различных источников индивидуального желания в отношении разных товаров и путем ранжирования предпочтений сводит эти желания к единой количественной системе измерений. Культурная ценность, с другой стороны, не имеет общей единицы измерения и является многогранной, изменчивой и, вероятно, включает некоторые составляющие, не поддающиеся выражению в количественных категориях. Но трудности формулирования и оценки не уменьшают ее важности при выявлении тех культурных феноменов, которые ее воплощают и производят.
«Культурная ценность» – обиходное выражение, указывающее на ценность, которая может быть приписана предмету или опыту с точки зрения культуры. Но апелляция к культурной ценности как к строго определенной концепции или ее использование в оперативном контексте требует систематического подхода к ее определению и измерению. Мы утверждали, что прогресса в понимании культурной ценности можно достичь путем ее разложения на составляющие. Не претендуя на исчерпывающее перечисление, можно предположить, что культурная ценность, скажем, предмета искусства может быть разложена на несколько компонентов, включая эстетическую, духовную, социальную, историческую, символическую и аутентичную ценность. Каждая из этих характеристик, или критериев, может оцениваться разными способами: возможные механизмы измерения включают разные типы картографирования, «подробное описание», анализ отношения, контент-анализ и оценку или суждение экспертов из конкретной области (таких как археологи, историки искусства, те, кто занимается охраной памятников, и т. д.). В дальнейшем эти отдельные оценки могут быть собраны в какой-то общей форме.
Скорее всего, в специфических случаях будет выявлена тесная связь между экономической и культурной ценностью. В целом, чем выше вещь или опыт оценивается в культурном отношении, тем выше будет его очевидная экономическая ценность. Но корреляция между экономикой и культурной ценностью, скорее всего, будет далеко не идеальной, и можно привести множество примеров товаров с низкой экономической ценностью, ассоциирующихся с высокой культурной ценностью, и наоборот. Хотя у экономистов есть большой соблазн утверждать, что в рамках исчерпывающей экономической модели экономическая ценность культурных благ полностью описывает одновременно и экономическую, и культурную ценности, что делает излишним отдельное измерение культурной ценности, необходимо помнить, что экономическая модель сама по себе ограничена по охвату и специфична по освещению проблем. В оценке культурных явлений есть очевидные измерения, которые не поддаются экономическим подсчетам и при этом важны для принятия решений и распределения ресурсов индивидами и группами. Таким образом, можно заключить, что, если мы всерьез стремимся к теоретической полноте и операционной действенности, самое главное – признать концепцию культурной ценности наравне с концепцией экономической ценности при оценке изучаемого явления.
Когда мы размышляем о культуре в функциональном смысле, т. е. как о культурной деятельности, производящей товары и услуги, мы вынуждены задуматься о том, что отличает культурные товары и услуги от «обычных» товаров, производимых и потребляемых в экономических системах. Определение «культурных благ» может рассматриваться в рамках некоторых характеристик, которыми они обладают, включая тот факт, что при своем производстве они требуют креативности, воплощают какую-то форму интеллектуальной собственности и передают символический смысл. Наоборот, определение с точки зрения спроса может указывать на накопление вкуса и зависимость потребления в настоящем от потребления в прошлом. Наконец, уникальная характеристика таких благ может определяться в категориях ценности: культурные блага воплощают в себе или порождают одновременно культурную и экономическую ценность, «обычные» блага дают только экономическую ценность.
Схожим образом мы можем идентифицировать ресурсы, использующиеся для изготовления культурных товаров и услуг, как такие, которые имеют одновременно и экономический, и культурный аспекты. Один из основных факторов производства в этих процессах – капитал. Рассмотрение культуры как капитала, не в том смысле внутренних человеческих характеристик, как его понимал Бурдье, но в экономическом смысле запаса капитальных активов, который со временем порождает поток капитальных услуг, открывает мощные возможности для концептуализации культуры, релевантной и для экономики, и для теории культуры. Это также дает доступ к целому ряду аналитических инструментов, позволяющих операционализи-ровать эти концепции. Уравнивание культурной ценности в правах с ценностью экономической (по крайней мере, на теоретическом уровне) позволяет увидеть, что культурный капитал, материальный и нематериальный, вносит вклад в экономику и в культурные результаты.
Одно из наиболее очевидных применений концепции культурного капитала – в сфере культурного наследия, т. е. материальных и нематериальных культурных активов, которые были унаследованы от прошлых поколений и должны быть переданы будущим. Концепция культурного наследия как культурного капитала аналогична общепринятой концепции природных ресурсов и экосистем как естественного капитала. Техника, которая успешно использовалась для оценки природных условий, теперь применяется к оценке выгод, которые могут принести культурные активы. Тот факт, что культурный капитал воплощает и создает как культурную, так и экономическую ценность, определяет и то, какие аналитические методы должны использоваться для его оценки. Так, рассмотрение проекта, связанного с культурным наследием (например, реставрация произведения искусства или реконструкция исторического центра города), можно представить как анализ инвестиций, используя знакомые методы анализа затрат и прибылей, но учитывая при этом создание проектом со временем как экономической, так и культурной ценности. Конечно, как уже отмечалось, нельзя недооценивать определенные проблемы при оценке потоков культурной ценности в непротиворечивых категориях. Однако уже есть признаки того, что в этом направлении был достигнут эмпирический прогресс, хотя и требуется более глубокое исследование.
Концепция культурного капитала в целом и ее применение к культурному наследию в частности ставит вопрос об оценке в долгосрочной перспективе. Большинство культурных активов не амортизируются в короткие или средние сроки и не имеют ограниченного срока годности, что позволяло бы списывать их по истечении определенного времени. Наоборот, можно ожидать, что ценность материальных и нематериальных единиц культурного наследия со временем должна повышаться, а не уменьшаться. Если это активы, унаследованные из далекого прошлого, увеличение их ценности с течением времени может быть уже очевидным и, как ожидается, продолжит расти в будущем. Если это активы, создающиеся сейчас, их будущая прибыльность носит более неопределенный характер. В обоих случаях, однако, оценка таких единиц культурного капитала – вопрос, выходящий за пределы настоящего поколения и подразумевающий этическую ответственность нас как ныне живущих, которые должны заботиться об этих капитальных активах и передать их в хорошем состоянии наследникам и потомкам. Вопрос о межпоколенческой справедливости – центральный элемент в концепции устойчивости.
Устойчивость стала распространенным термином, употребляющимся зачастую без разбора и без четкого определения. В современном употреблении его можно чаще всего услышать применительно к окружающей среде и эксплуатации природных ресурсов и экосистем. Он также может применяться к управлению культурным капиталом, потому что включает долгосрочные вопросы. Многогранная природа концепции означает, что нет единого стандартизированного определения устойчивости; поэтому мы предложили сформулировать идею устойчивости как серию принципов или критериев. Это что-то вроде списка пунктов, в соответствии с которым можно рассматривать конкретные случаи и определять их устойчивость. Предложенные критерии включают: вклад рассматриваемой единицы или проекта в материальное и нематериальное благосостояние; межпоколенческую и внутрипоколенческую справедливость; поддержание многообразия; принцип предосторожности; поддержание культурных систем и признание взаимозависимости. Культурная «экосистема», подобно природным экосистемам, лежит в основе функционирования реальной экономики; невнимательное отношение к культурному капиталу, как и упадок природного капитала и природных экосистем, приводят к возникновению схожих проблем.
Рассмотрев вопрос о капитале, мы теперь обратимся к другому важнейшему фактору производства, задействованному при создании культурных товаров и услуг, а именно к труду. Сосредоточившись по преимуществу на художественной продукции, мы можем выявить множество видов квалифицированного и неквалифицированного труда, участвующих в процессе производства, от труда писателя за письменным столом до труда продавца билетов в театральной кассе. Основной интерес для нас здесь представляет творческий труд, играющий ключевую роль в организации художественного замысла и его претворении в жизнь в сценарии, партитуре, картине, представлении и т. д., – т. е. нас интересует работа художников. В частности, поскольку наш интерес одновременно касается и культуры, и экономики, мы можем задаться вопросом, как на процесс художественного творчества влияют экономические факторы.