ческой науке, они охватывают темы от заключения брака до валютной политики.
Пятьдесят лет назад экономические исследования также предполагали, что все участники рынка располагают одной и той же информацией. Ничто не могло быть скрыто от продавца или покупателя. Однако теперь при изучении продуктовых рынков, рынков страховых услуг и трудовых контрактов мы понимаем, что информация бывает неравноценной. Мы определяем, кто и что знает, а также когда он получил эту информацию.
Не так давно в экономической науке стала разрабатываться теория, которая оказалась согласованной с открытиями в психологии. В настоящий момент обычным делом являются дискуссии экономистов по вопросам отклонений от совершенного рационализма с использованием таких терминов, как текущее предубеждение, формирование привычек и антипатия к потерям.
И наконец, вслед за Гэри Беккером, экономисты так же изучают социальные проблемы. Такие понятия, как дискриминация, дисфункциональные семьи и преступность вызвали к жизни новые подходы. Подход Беккера, так же как и наш, должен был расширить функцию полезности.
Таким образом, наша книга следует давней традиции прогресса в экономической науке. Так же как и при каждой из этих четырех трансформаций, мы стремимся приблизить теорию к наблюдениям. Наша работа делает акцент на личности в социальном окружении.
Как и в бихевиористской экономике, наша теория подпитывается большим объемом экспериментальных исследований. Эксперименты в социальной психологии, а теперь все более и в экономической науке показывают, что поведение человека зависит от того, кем, по мнению человека, он является.
В 1954 году в своем фундаментальном эксперименте психолог Музаффер Шериф и его коллеги отобрали две группы 11-летних мальчиков из Оклахома-Сити и привезли их в Государственный парк Робберс-Кейв («Пещера разбойников»)[31].
Группы были отправлены на отдельных автобусах и изолированы в разных частях парка на протяжении недели. Внутри каждой группы мальчики близко познакомились друг с другом, чему способствовали прежде всего трудности совместной жизни вдали от дома. Мальчики сформировали явно выраженные идентичности: одна группа убила гремучую змею и с гордостью назвала себя командой «Погремушки». Другая группа назвала себя «Орлы». К концу недели каждая из групп знала, что другая группа также обитает в парке, но пока что они не встречались. Тогда их собрали вместе, чтобы они приняли участие в соревновательных играх. Разразилась «война», с той лишь разницей, что в ней принимали участие 11-летние дети. В самый разгар этой «войны» группы напали на убежища друг друга и сожгли флаги конкурирующей группы. Во время второй фазы эксперимента исследователи изучали и применяли упражнения, которые помогли мальчикам стать друзьями. И они счастливые вернулись домой.
Этот эксперимент ясно показывает элементы нашей процедуры: социальные категории (группы идентифицировали себя как «Орлов» и «Погремушек»), нормы (группы вели борьбу между собой, поскольку считали, что это соответствует ситуации) и полезность идентичности (мальчики испытывали гордость от своего опыта).
Такое поведение в Робберс-Кейв было вызвано пребыванием в лесу, населенном змеями, последующие эксперименты психолога Генри Тайфеля и его коллег имели целью определить минимальные условия, при которых создается такая идентификация группы. Эти эксперименты были проведены в университетской лаборатории. На этот раз испытуемыми были юноши 14 и 15 лет в Бристоле, в Англии. Им сказали, что они разделены на две группы в соответствии с тем, нравятся ли им картины Пауля Клее и Василия Кандинского. Фактически, задания давались в случайном порядке. Когда юношей просили выбрать что-либо из списка, они были более склонны выбирать такую пару пунктов, которая прежде всего делала наибольшей относительную разницу в пунктах между группами, нежели такую пару пунктов, которая давала бы их группе наиболее высокий абсолютный балл по пунктам[32].
Ныне социальные психологи стали применять эту «парадигму минимальной группы» почти что везде. Например, Александр Хаслам указал на важность данного понятия в отношении лидерства, управления конфликтами, а также групповой производительности в организациях[33].
В своем недавнем исследовании экономисты Ян Чен и Шерри Ли применили эту парадигму и показали, что групповые различия имеют значение даже тогда, когда на кону стоят денежные вопросы[34]. Испытуемые были разделены на две группы (в одной серии экспериментов – на основании предпочтения указанных выше художников, а в другой серии – случайным образом), и на этот раз им дали жетоны, которые могли выкупаться за реальные деньги. Когда их разделили на пары для участия в стратегической игре, испытуемые могли, помимо этого, за определенную цену «наказывать» или «вознаграждать» другого игрока. В этой игре они показали внутригрупповые предпочтения: членам своей группы они давали больше, больше их вознаграждали, а наказывали они в большей степени участников, принадлежавших к другой группе[35].
Некоторые экономические эксперименты еще более усовершенствовали данную парадигму с целью создать определенные отношения между группами в лабораторных условиях.
Кендра Мак-Лейш и Роберт Оксоби в Университете Калгари использовали чрезвычайно изощренную экспериментальную схему, дабы заставить людей думать, что люди из другой группы не столь умны, как они. В последующем эксперименте исследователи наблюдали сильную пристрастность в отношении своей группы[36].
Другие экспериментаторы разделили испытуемых на группы и инициировали «статусные» различия, дав членам одной группы стикеры в виде золотой звезды, а членам другой группы предоставили возможность вкусного обеда. Эти манипуляции также привели к пристрастности в отношении внутригрупповой идентичности в последующих игровых экспериментах[37].
Другой тип эксперимента из области социальной психологии также показывает, что социальные категории существенно влияют на поведение. Люди ведут себя по-разному, когда им напоминают, пускай едва уловимо, об их расовых, этнических и половых идентичностях. Метод называется priming («первичное воздействие»). Клод Стил и Джошуа Аронсон провели классический эксперимент с участием студентов Стэнфордского университета[38]. Они задавали афроамериканским и белым студентам сложные вопросы из вербального теста для выпускников. Части испытуемых заранее сказали, что тест будет определять их способности. Контрольная группа не получала такого сообщения. Афроамериканские студенты, которые получили такое сообщение, выполнили тест значительно хуже, нежели белые студенты и студенты-афроамериканцы из контрольной группы. Стил и Аронсон сделали отсюда вывод, что на студентов повлияли стереотипы относительно способностей, связанные с расовыми особенностями, и что недостаточно хорошие результаты были получены благодаря тому, что они назвали «угроза стереотипа».
Эти результаты действительно значимы – особенно с учетом контекста и состава участников. Чтобы быть допущенными к учебе в Стэнфорде, испытуемые уже должны были показать очень хорошие результаты в тесте способности к обучению, который сходен с экспериментальным тестом Стила и Аронсона. Будучи студентами Стэнфорда (если не до учебы в Стэнфорде), они, вероятно, жили в расово смешанной среде. Это значит, что «первичное» сообщение, доведенное до участников перед тестом, не представляло для испытуемых реальной угрозы. В конце концов, тест не имел никаких последствий. Однако угроза стереотипа – это вывод, который был сделан. Этот вывод применим в отношении многих групп и многих стереотипов, включая стереотипы по поводу женщин и математики и стереотипы по поводу пожилых людей и их плохой памяти[39].
Особое впечатление на нас произвели недавние эксперименты экономистов Карлы Хофф и Приянки Панди, которые исследовали угрозу стереотипа и касты в Индии. Испытуемых просили решить головоломку (лабиринт), и им платили значительную сумму денег за каждое успешное решение. В Индии фамилии свидетельствуют о принадлежности к касте. Когда организаторы эксперимента делали явными кастовые различия, проводя перекличку участников по фамилиям, испытуемые, принадлежащие к низшим кастам, успешно разрешали на 23% меньше головоломок[40]. Того, что их фамилии назывались вслух, было достаточно, чтобы обеспечить более низкие результаты, несмотря на значительные денежные вознаграждения за успех[41].
Эксперименты, связанные с идентичностью в экономике, подобные тем, которые были проведены Ченом и Ли, а также Хофф и Панди, отличаются от традиционных экспериментов в социальной психологии тем, что в них были применены денежные вознаграждения. Отличаются они и от традиционных экономических экспериментов, в которых испытуемые помещаются в различные социальные ситуации. Обычный экономический эксперимент тестирует экономическую теорию – к примеру, воздействие некоторого денежного вознаграждения. Чтобы это сделать, экспериментатор должен обнажить социальный контекст. Испытуемые анонимны: они не видят и не знают других, с кем они взаимодействуют. В противоположность этому, эксперименты, относящиеся к идентичности, контролируют экономические вознаграждения и варьируют социальный контекст. Чтобы изучить социальные подразделения в реальной жизни, экспериментаторы разделяют испытуемых на социальные группы либо определяют, кто с кем должен взаимодействовать. Они также создают социальное разделение в лаборатории – так, как это было в экспериментах с минимальной группой.