Иногда в особую группу стран выделяют арабские страны, которые являются крупными экспортёрами нефти. Почему в особую? Потому что страны эти несут в себе противоречивые черты, характерные для разных групп стран. С одной стороны, в них сильны примитивные уклады, например, высок уровень религиозности и традиционализма, а с другой, нет бедности, а есть очень высокий уровень подушевого потребления – за счёт льющегося на них золотого дождя. Это текут в их экономику халявные деньги за продажу нефти. Такие страны напоминают избалованных подростков, у которых умерли родители и оставили огромное наследство. Сознание ещё детское, а возможности уже взрослые…
Вечер четвертыйЭкономика без экономики – жестокие уроки истории
«Коммунисты ведут нескончаемую войну против цивилизации…»
«Социализм – это общество, в котором бесплатно ещё не дают, а за деньги уже ничего не купишь».
Без буржуев, или Как незаметно построить ад вместо рая
Поскольку экономика – это способ жизни социального организма, нужно присмотреться к детским болезням этих организмов. Займёмся экономической педиатрией! Посмотрим, как вообще растут и взрослеют эти живые образования, именуемые социальными системами, которые складываются из нас.
Наш вид имеет пытливый разум, который и помог ему создать цивилизацию, поскольку постоянно задавал сам себе разные вопросы: а как это? а почему это так? а можно сделать по-иному, поудобнее? а отчего ветер дует? И поскольку разум являлся не только любопытствующим задавателем вопросов, но и главным инструментом познания мира, то есть главным ответчиком на вопросы, первые люди поневоле очеловечивали природу, незаметно нанося на неё след от «измерительного инструмента» – приписывали природе человеческие свойства, то есть делали мир антропоморфным (подобным человеку). Почему человек ест? Потому что хочет есть! А почему он играет с сыном, братом или щенком возле костра? Потому что хочет! Первично желание, и оно уже порождает действия для его удовлетворения…
Ну и почему тогда ветер дует? Потому что хочет!
Первые ответы на вопросы об устройстве мира носили характер одушевления мира. Таким было магическое мышление первобытного дикаря. Такова была его мировоззренческая картина. Ветер, деревья, все предметы и явления окружающего мира наделялись первобытным человеком тем же, что имел он сам – разумом, эмоциями, желаниями. Поэтому считалось, что с миром можно договориться – помолиться, попросить, пообещать, поторговаться. Это была примитивная первобытная религиозность, и обычно в племени за связь с духами отвечал шаман.
Потом, когда первые примитивные социальные организмы, то есть племена дикарей, эволюционировали и стали более сложными социальными организмами, то есть государствами, у их клеток-людей произошла специализация, образовалась сложная управленческая иерархия и разделение труда. Кто-то за что-то отвечал: был царь, и один из его ближайших сподвижников отвечал за военную сферу, другой за строительную, кто-то за учёт и контроль стратегических запасов, а шаман превратился в главного жреца государства. И это земное устройство государства снова «перелетело на небо», став образцом для чуть более сложной картины мира. Теперь в воображении людей Древнего мира и на небе было так же: главный бог (Зевс, Юпитер или Перун) и разные специалисты – бог виноделия, бог плодородия, бог торговли, бог морей. То есть ветер дул не потому, что хотел, а потому, что был бог ветра. Такая «многобожная» картина мира называется язычеством. Причем обычно языческие боги имели вид людей или зверей, иными словами, маловразумительные духи древних людей обрели форму и плоть. В воображении древних людей их плотские языческие боги жили либо на небе, либо на ближайшей высокой горе.
Следующим шагом эволюции мировоззренческой картины был монотеизм. В ранге бога оставили одно мифологическое существо, а всех остальных боженят разжаловали до святых, архангелов и пр. И теперь уже какая-нибудь «святая Лукерья» отвечала за женские болезни, а какой-нибудь «святой Пантелеймон» покровительствовал морякам, то есть исполнял роль языческого бога Нептуна. По всей видимости, этот шаг был отражением укрепления власти царя в земледельческой империи. Отдельные революционные прорывы из язычества в единобожие случались ещё в далёкой-далёкой древности, как, например, это было в Египте времен фараона Эхнатона, но потом, после смерти фараона, мощная народная крестьянская традиция всё возвращала на круги своя – к язычеству. Однако с течением времени, после жестокой многовековой борьбы всё-таки возобладала идеология единобожия, вытеснив язычество и став главной мировоззренческой картиной, которую даже преподавали в школах.
Но если магическое мышление жило с людьми десятки тысяч лет, а языческое многобожие – тысячи лет, то традиция единобожия устойчиво продержалась лишь несколько сотен лет (примерно полтора десятка) и дала огромную трещину, потому что появилась наука и начала рисовать совершенно иную мирокартину. Мифология оказалась не у дел. Теперь ветер дул не оттого, что так захотел господь, а из-за перепадов атмосферного давления. А гром гремел не потому, что Илья-пророк ехал по небу на колеснице, а потому что в облаках накапливалось атмосферное электричество, которое с пушечным грохотом разряжалось гигантскими искрами.
Резкий взлёт науки произошел примерно с XV по XVIII век, и именно XVIII стал веком, в коем мифологическая картина мира дала самый глубокий крен, – появились многочисленные философы и писатели, начавшие надсмехаться над сказочно-религиозной картиной мира, каковая картина, перестав быть объясняющей опорой мира, окончательно рухнула в глазах просвещенной публики к началу ХIХ века. Да и не очень просвещённой тоже: Наполеон Бонапарт – великий экономический и социальный преобразователь, более известный как полководец, однажды сказал, в одной фразе так охарактеризовав состояние умов европейских граждан конца восемнадцатого века:
– Когда-то Александр Македонский, завоевав полмира, объявил себя богом, и ему поверили. Я тоже завоевал полмира, но если я объявлю себя богом, меня поднимет на смех любая торговка рыбой на базаре!
Да, всё стало очень демократично. Прогресс науки и техники, научные знания, которые просачивались вниз, в народные массы через книги и газеты, а также сам городской образ жизни сильно изменили людей. (Любопытно, что городской образ жизни весьма способствует растворению религиозности, что было отмечено ещё в Древнем Риме – на пике его развития образованные городские слои отличались лютым безбожием, перестав верить в своих сказочных человекоподобных богов, да и простой народ вольно хохотал над богами, когда их вышучивали в театрах.)
Вы спросите: а при чём тут экономика? Какая связь между религией, экономикой и наукой?
Прямая… Наука отвечала на вопросы об устройстве мироздания лучше, чем мифы, отодвигая религию всё дальше и дальше, и в конце концов в среде интеллигенции возникло понимание: уроки религии в школах надо отменять, сосредоточившись на естественных науках! Правда, монархии этому противились, поскольку именно религия на протяжении сотен лет была главной мировоззренческой картиной сельскохозяйственной экономики, на которой стояла самодержавная власть. Религия говорила: царь – от бога, как на небе один бог, так на земле один царь… Однако экономическое развитие общества уже вовсю требовало от религии потесниться. Развитая экономика уже могла содержать развитую науку, а наука, в свою очередь, делала такие удивительные открытия и изобретения, которые мощно подстёгивали развитие экономики, увеличивая производительность труда, а возросшее от этого общественное богатство ещё больше выделяло денег науке. Это была быстро развертывающаяся спираль прогресса, система с положительной обратной связью. Человечество уже вовсю овладевало электричеством, развивало воздухоплавание… И в конце концов развитию буржуазной экономики стал мешать старый политический порядок, человечество выросло из него, как из детских штанишек.
Но этот старый порядок идеологически стоял на религиозной мифологии, которая оправдывала единоличную власть царя или короля, а экономически он базировался на аграрности, то есть на сельском хозяйстве. Крупной индустрии, промышленных предприятий тогда ещё не было, их роль в производстве товаров играли частники и мелкие мануфактуры. Новому политическому классу образованных, умных, предприимчивых и решительных людей, которые стремились прогрессировать экономику дальше, стали тесны старые политические одёжки аристократического общества. Они мешали развивать промышленность и толкать мир в будущее. Эти люди спрашивали: а почему не у всех граждан в обществе равные права? Ведь давно уже отменено позорное рабство, но отчего же аристократы, то есть землевладельцы – все эти герцоги, бароны и прочие феодалы, – по-прежнему имеют больше прав, чем другие люди? Разве это справедливо? Ведь бог (тут они весьма удачно апеллировали к религии, выбивая этот козырь из рук противников) создал людей равными! Ну так давайте сделаем так, чтобы сын крестьянки или рабочего городской мануфактуры, сын ткача или простого лавочника имели такие же юридические права, как и сыновья баронов и герцогов!
Зачем им было это нужно?
Это было нужно не им, а зарождающейся капиталистической, то есть промышленной, экономике! Она властно требовала привлечения новых сил, новых мозгов, новых талантов. Этих талантов было много в многочисленной среде простонародья и мало в тесной среде аристократов – выродившихся, обленившихся и считающих работу позорным занятием. Их далекие предки тоже считали работу позорным занятием для крестьян и ремесленников, а для себя почётным занятием полагали военное ремесло: феодалы и рыцари прошлого «крышевали» своих крестьян, защищая свою кормовую базу от других хищников. Но аристократы последнего времени уже и воевать не хотели. Они почивали на старых лаврах и занимались прекрасным ничегонеделаньем, закатывали балы, носили кружевные воротники и бренчали на музыкальных инструментах, предаваясь неге.