Александр Дмитриевич Сабов «Экс» И «Нео»: разноликие правые
ПРЕДИСЛОВИЕ
На политической карте мира все меньше черных пятен. Со смертью диктаторов Салазара и Франко стремительно разрушились бастионы фашизма в Португалии и Испании. Демократическим волеизъявлением греческого народа давно сметена хунта «черных полковников». Италия только за последние двадцать лет пережила четыре неофашистских заговора, а ведь это были лишь пики той «стратегии напряженности», с помощью которой террористы разных мастей хотели подорвать республику. Пришел конец фашистскому режиму в Чили, продержавшемуся у власти пятнадцать лет. В Парагвае, в ЮАР политические процессы обнаруживают первые симптомы демократизации.
Значит ли это, что праворадикальные, в том числе неофашистские, силы больше не представляют угрозы? Что они малочисленны и маловлиятельны, а если где и пробились на парламентские скамьи, то безопасны уже в силу того, что им существует устойчивый противовес?
В наши дни партии и группы фашистского толка действуют почти в 60 странах капиталистического мира[1]. «Мы наблюдаем во многих государствах Европы появление ожесточенной пропаганды, призванной реабилитировать фашистские теории и их расистские разновидности», — констатировала сессия Европейского парламента в октябре 1980 года, заслушав доклад депутата из Люксембурга социалиста Робера-Эрнста Крепса. Доклад был подготовлен специальной политической комиссией, которой парламент поручил выяснить характер прокатившихся накануне по Европе террористических актов: Болонья, Мюнхен, Париж… Юрист и бывший узник фашистских концлагерей Р.-Э. Крепе охарактеризовал эти события лаконично и емко: «предфашизм». Это слово, наверное, с непривычки поражает, как электрический ток.
Через пять лет Европейский парламент был вынужден вернуться к слушанию того же вопроса. На сей раз специальную комиссию, изучавшую причины активизации неофашизма и расизма в Европе, возглавлял греческий депутат Димитрий Эвриженис. Доклад объемом в 160 страниц был разослан в парламенты всех двенадцати стран Европейского сообщества. Что же констатировала комиссия?
Вот выдержка из интервью Д. Эврижениса, которое он дал французской газете «Либерасьон» 8 ноября 1985 г.: «Численность крайне правых движений в Европе за последние пятнадцать лет сократилась. В то же время налицо явная радикализация многих из них как в идеологическом, так и в практическом плане. Растет количество террористических актов. Своими идеями и действиями эти минигруппы во многом напоминают отряды боевиков 30-х годов. Однако есть и различия. Культ вождя для них больше не имеет былой притягательности. Эмоциональный климат, который царит в нацистских мини-группах, больше устраивает их членов, нежели строгая иерархия гигантских формирований 30-х годов…»
Таковы некоторые особенности «постфашизма». Это слово приходит на ум по аналогии с «предфашизмом» из предыдущего доклада Европарламента. Впрочем, первый термин характеризует скорее явление, тогда как второй — ситуацию. Что же в этом явлении и этой ситуации ново по сравнению с периодом полувековой давности, какая черта их внешнего различия в первую очередь бросается в глаза? Еще одна выдержка из интервью Д. Эврижениса: «В Европе сейчас почти девять миллионов иммигрантов из стран «третьего мира», и приходится констатировать, что большинству из них так и не удалось вжиться в наши общества. В некоторых странах континента ксенофобия уже достигла критического уровня. Она несет угрозу нашим демократическим институтам, приводит к эрозии гражданского самосознания. Чутко улавливая эту ксенофобию, неонацисты со своей стороны нагнетают ее. И без того конфликтную ситуацию, в которой именно иммигранты делаются первыми жертвами ксенофобии и террора, обостряет экономический кризис… Наша комиссия выступила с предложением наладить межгосударственные консультации с целью выработки единой иммиграционной политики в Европе. Увы, оно сразу натолкнулось на возражение со стороны пяти стран-членов: Франции, ФРГ, Великобритании, Дании и Голландии…»
Обыватель 30-х годов ненавидел «еврея», сегодня, в 80-х, он выплескивает свое недовольство и гнев на «черномазых», «косоглазых», «арабов», «турок», на всех иммигрантов без разбора, на их страны, нации, обычаи, культуру. Если в 30-е годы расизм наиболее резко проявлялся в антисемитизме, то в последние десятилетия он все больше выражается в антитьермондизме — это непривычное для нас слово в переводе с французского означает нетерпимость к людям, приехавшим в Западную Европу из стран «третьего мира».
От развитых индустриальных стран (на языке политологов — «Север») развивающиеся страны («Юг») отстают уже как минимум на пять веков. На этой оценке сошлись виднейшие экономисты мира. Причем отставание продолжает расти быстрыми темпами. Если в странах «Севера», где наряду с бурной научно-технической революцией наблюдаются и кризисные явления, последствия которых сказываются в социальной и культурной жизни, приводят к ухудшению экологической ситуации, то в странах «Юга» они приобретают гораздо более острые и болезненные формы. Массовая миграция из стран «третьего мира» сегодня служит одним из источников праворадикальных и неофашистских настроений в развитых странах.
Как-то Бертольт Брехт сказал, что запишется в евреи, если у него не останется иного способа выразить свой протест против антисемитизма. Через сорок пять лет после того, как над Европой рассеялась коричневая ночь, ему, будь он жив, пришлось бы вспомнить о своем слове. В начале мая 1990 года чья-то злодейская рука осквернила надгробный камень на могиле великого немецкого писателя-антифашиста (он похоронен в восточной Германии) надписью «еврейская свинья». А неделю спустя «неизвестные» подвергли глумлению еврейское кладбище в Карпантра, городе на юге Франции. Если в ГДР слова осуждения неофашизма прозвучали как-то приглушенно, то во Франции в колоннах возмущенных демонстрантов прошли президент страны Ф. Миттеран, представители всех политических партий, за исключением, конечно, крайне правой — «Национального фронта» Ле Пена. Но часто ли в наши дни подобное единодушие увидишь даже во Франции, если жертвами расизма оказываются «цветные»?
Ось «Север — Юг» часто разрезает деревни, города и страны самого Запада. Затухающий конфликт двух этнических общин в Бельгии — фламандцев и валлонов — дал неожиданное осложнение: в южной части страны, Валлони, которая в этом конфликте была стороной страдательной, возник «Национальный фронт», аналогичный тому, что существует во Франции. И как только начиная с 1 января 1989 г. Бельгия стала федеральным государством, экстремисты нашли новый выход своей ненависти. Жгут мечети иммигрантов-мусульман, во время богослужения бросают внутрь наполненные кровью пластиковые пакеты, обстреливают машины «цветных»…
Италия. «В районе между Турином и Миланом, — читаю в потоке газетных новостей, — были отмечены акты насилия в отношении молодых южан. Так, 14-летнего юношу из Калабрии экстремисты привязали к дереву и вбивали ему гвозди в кисти рук. По инициативе некоторых родителей в школах Милана были организованы "классы без южан“…» Право, не разгорается ли в Италии своего рода война между промышленным Севером и аграрным Югом?
Все горизонтали и вертикали мира связаны, напряжение из одной тотчас передается в другую, покой — тоже. С этого и начнем: как усвоили мы уроки войны и мира, преподанные историей XX века?
К сорокалетию Победы над гитлеризмом на Западе развернулась невиданная по размаху пропагандистская кампания по переосмыслению итогов второй мировой войны, по сути нередко выливавшаяся в кампанию реабилитации фашизма. Своеобразную пальму первенства за усердие в искажении истории можно было бы присудить коллективу историков, выпустивших во Франции монографию «Большой разгром». Это коллективный труд историков Жака де Лонея (Франция), У. Герра (ФРГ), П. Фергюсона (Англия), В. Д. Амброзио (Италия), Ж. Оффергельпа и Ж. Антьеренса (Бельгия). На обложке фолианта красноречивый подзаголовок: «1944–1945: семь миллионов мирных граждан бегут перед наступающей Красной Армией».
В пределах своего Отечества, признают авторы, Красная Армия вела, «в общем-то, справедливую войну». Справедливую, но… «нечестную» (!). Фашисты, как выясняется, были поначалу настроены благостно и милосердно, зная, что «порабощенное коммунизмом население СССР» ждет их с нетерпением. Но их «освободительные» планы сорвали партийные комиссары, развернувшие, вопреки всем правилам войны, невиданное партизанское движение против оккупантов. Пришлось — против воли — ответить мечом и огнем. Если порой «освободители» и прибегали к наказаниям, то неизменно в «рамках закона». Гитлеровские трибуналы за все годы войны вынесли, сообщают авторы, 54 784 смертных приговора. Кому и за что? «Советским террористам за неподчинение распоряжениям оккупационных властей». Зато когда Красная Армия вступила на территорию европейских стран, для их населения начались «ужасы, кошмары, которые не идут ни в какое сравнение с гитлеровскими преступлениями на территории СССР». «Слепая месть», «слепая ненависть» — вот, дескать, какие чувства владели советскими солдатами в их так называемом освободительном походе на Запад…
Откуда же взялись эти «десятки тысяч архивных свидетельств», почему доселе их держали под спудом?
И тут выясняется ошеломляющий факт. В последние месяцы войны вовсю трудилось ведомство Геббельса: команды фотографов, кинооператоров, документалистов неизменно появлялись в городах и деревнях, которые удавалось «отбить у русских». В конце 40 — начале 50-х годов правительство Конрада Аденауэра втихомолку, но очень тщательно пополняло эти архивы «свидетельствами» тех, кто пытался свести свои счеты с историей. Тогда их не хотели предавать гласности, чтобы не «повредить узникам в СССР, еще не полностью репатриированным». Потом были годы разрядки, «новой восточной политики» ФРГ…