Ла-Руш обещает американцам «моральное президентство», возврат к «духу 1776 года», к заветам отцов-основателей нации, к «неоплатоновскому гуманизму». Тема «сильной Америки» — сильной, конечно, в первую очередь оружием — ловко связывается с темами, которые так близки обывателю: излечение нравов, преодоление коррупции, насаждение идеалистических представлений, которые, как полагают «новые Платоны», можно привить в приказном порядке, не вдаваясь в анализ социальных причин духовных язв. Что уж говорить об искоренении этих причин!
Случайно ли аналогичные ларушевским идеи звучат во Франции из уст лидера ультраправых Жана-Мари Ле Пена? Сближает их и достигнутая у части избирателей популярность: тут и там уже около 10 процентов. Причины, по которым обыватель на Западе в последние годы стал не только внимать ультраправым, но уже и отдавать им свои голоса, конечно, коренятся в самой социальной действительности. Дело техники, дело политического чутья — насколько ультраправые умеют приноровить к этой действительности свои лозунги.
Ла-Руша классифицировать легче, чем его партию, движение. «Харизматический лидер», «политический сумасброд», «нацист без свастики» — каждое из этих определений по-своему верно, однако феномена 10 процентов до конца не объясняет. Ведь не объяснишь же это политической слепотой каждого десятого американца, каждого десятого француза. Дело, стало быть, сложнее.
Начнем с того, что Ла-Руш и его сподвижники не только открещиваются от всяческого родства с нацизмом, но сами охотно обличают его… у других. «Дело Барбье», например, вся ларушевская пресса неизменно преподносила как эпизод из деятельности «нацистского интернационала». У этого «нацистского интернационала», утверждала она, как минимум три центра. Одним из них Ла-Руш называет Москву.
Нападает Ла-Руш и на семейство Рокфеллеров, и на Трехстороннюю комиссию[44], которую возглавляет Дэвид Рокфеллер. С какой же стати Ла-Руш так ополчился на этот фамильный клан? Общественному мнению постоянно внушается мысль, что за Рокфеллерами стоит «старый капитализм», который сознательно держит половину мира в нищете, тормозит его индустриализацию, рассматривает войны как источник наживы и однажды может поставить мир на грань третьей мировой войны. Себя же Ла-Руш преподносит как представителя «нового», модернизированного капитализма, который печется о благополучии всех без исключения стран и народов. «Технология со смеющимся лицом», — можно было бы сказать, слегка перефразировав американского философа Эриха Фромма, однако, как мы знаем, речь идет о технологии исключительно оружейной, так что чему уж тут смеяться. «Старые капиталисты» и сами охотно продают оружие, «новые» готовы продавать вместе с оружием также технологию его изготовления, но до этого еще не дошло. Так что пока они продают только свои лозунги и вербуют сторонников в каждой стране.
Но особенно распаляется Ла-Руш против «британско-сионистского заговора», и тут уж шутки в сторону. Откуда столько ненависти к английской королеве, которой приписывается то руководство «нацистским интернационалом», то главенство во всемирной наркотической мафии, то тихий сговор с Москвой о планах завоевания мира? Все это, начиная с назойливого противопоставления Аристотеля и Святого Августина, воспринимаешь как клинический бред. Постепенно, однако, в этом бреду начинает брезжить довольно-таки ясная и по-своему логичная мысль.
Итак, «своим материалистическим учением Аристотель родил клику ростовщиков, которая, усвоив сексуальную распущенность Востока, разложила греческую цивилизацию, отравила средневековых пап, организовала торговлю неграми и кончила тем, что установила свою штаб-квартиру в Англии XVII века, и она же убила Авраама Линкольна и Джона Кеннеди…» Еще более полное, прямо-таки законченное выражение «аристотелевская традиция» получила в сионизме. Это, оказывается, сионисты «привели Гитлера к власти, чтобы с его помощью избавиться от еврейской диаспоры, а затем чересчур преувеличили масштаб депортаций и даже выдумали геноцид, чтобы возбудить жалость к себе». Так «обличитель» «нацистского интернационала» выгораживает нацизм, провозглашая его ни много ни мало жертвой сионизма (!). Идеологическая казуистика, противоречия, непоследовательность, бред? Да и… нет. Ибо это «бред» продуманный. Когда во второй половине 70-х годов Лин Ла-Руш впервые подпустил в свои речи толику антисемитизма («Я не антисемит, — возражает он, — я антисионист!»), в ту пору он еще периодически разражался и шумными «просоветскими» заявлениями. Еврейская община США в результате приклеила ему ярлык «антисемитской организации на службе КГБ», к истинному удовольствию начальника разведслужбы Пентагона Даниэля Грэма! Он утверждал впоследствии, что давно знал: Ла-Руш просто перекрасился, в душе он все равно «марксист». И по-прежнему числил его банду в списке левых организаций, заодно и коллегам из ФРГ рекомендовав по той же схеме классифицировать «Европейскую рабочую партию»! Что ж, провокаторы всегда нуждаются в легендах.
Уже в 1974 году 80 боевиков Ла-Руша (тогда он только-только успел отречься от марксизма!) прошли военное обучение на одной из «ферм» в штате Нью-Йорк, которой руководил Рон Кестнер, а затем на «ферме» в Джорджии под руководством Митчелла Уэрбелла. Обе «фермы» известны как базы ЦРУ. Но теперь у группы Ла-Руша, как не раз сообщала американская пресса, такие запасы оружия и собственные военно-тренировочные базы, каких в стране больше ни у кого нет.
«Движенне-химера»[45]. Точнее, пожалуй, не скажешь, зная уже и личность его лидера, и провокационный характер созданных им «рабочих партий», и наукообразную выспренность их манифестов. Главной и самой опасной чертой движения представляется переплетение левых и правых постулатов, что облегчает распространение его влияния среди широких слоев, установление связи ультраправой интеллектуальной элиты с томящимися в подворотнях боевиками. Ядерно-финансовый капитал помогает одним обкатать новые идеи на широкой публике. Других пока просто подкармливает. Но, уже сплоченные в одну организацию, они, того и гляди, почувствуют себя полком.
ПОСРЕДИ ЕВРОПЫ
Посреди Европы на коне все еще восседает Адольф Гитлер. Муниципальный сторож время от времени очищает его скребком от голубиного помета, и тогда четче проступают черты лица всадника: он богобоязнен и задумчив, как будто застыл в молитве перед битвой. Так кажется большинству горожан; меньшинство, напротив, склонно думать, что великий грешник изваян кающимся и потому так просветленно печален. Бургомистр западногерманского города Ландштуль, однако, не признает в этой фигуре Гитлера и ссылается на американцев, которые, освободив город в 1946 году, также не предположили ничего подобного. Всадник, таким образом, избежал денацификации и остался сидеть на коне.
И все-таки старожилы города знают: это «тот Адольф». Они вспоминают, что средства на памятник горожане стали собирать еще в 1928 году и поступили очень прозорливо, потому что, когда в августе 1934 года монумент наконец открыли, всадник уже более года скакал по Германии. Задумчивость, которую так искусно придал его лицу резец скульптора, могла идти от разных причин: меньшинство связывает ее с перечнем павших в первой мировой войне горожан, чьи имена высечены на постаменте, большинство, напротив, склонно думать, что всадник изваян в ту минуту, когда уже надумал пересесть с германского на европейского коня — отсюда и богобоязненный лик. Некоторые припоминают даже, что среди инициаторов сбора средств был представитель еврейской культурной общины Исаак Райнхаймер, но на церемонии открытия памятника его не видели — ведь уже накрыла Германию «хрустальная ночь» 31 июня 1934 г., вылившаяся в массовый еврейский погром…
Конечно, это Гитлер: достаточно свериться, о чем писали местные газеты в 1934 году. Открытие памятника по церемониалу напоминало религиозный праздник: «Лица присутствующих излучали священный восторг, который вызывает у них вера в фюрера…»
Но теперь в ландштульском всаднике видят «другого Гитлера» — не того, в которого «верили», а того, в котором «обманулись»…
Итак, под скребком сторожа то и дело посреди Европы оживает «другой Гитлер» — Гитлер, с которым когда-то связывали «другие надежды»…
Его наследники тоже очень разные. Одни подражают божеству, другие, напротив, решительно отрекаются от всякого родства, уверяя, что их идеи не имеют ничего общего с этим преступником, извратившим великие идеалы «европейской расы».
А что если не с фюрера, а с его наследников снять полувековой налет?
Министерство внутренних дел ФРГ ежегодно издает списки крайне правых организаций. В 1988 году их общее число составило 69 партий и группировок, а численность — около 30 тысяч человек. Министерский бюллетень поделил их на следующие группы: неонацистские, национал-демократические, националистические и праворадикальные. Для начала заметим, что все они действуют легально, а если и возникают осложнения с законом, то, конечно, чаще всего у первой группы — неонацистов.
Здесь зарегистрировано двадцать организаций общей численностью 1380 человек. Треть из них входит в группировку «Движение», которую возглавляет Михаэль Кюнен. Это, таким образом, Гулливер среди лилипутов. «Никакое сопоставление взглядов с ними невозможно, — говорит руководитель федерального ведомства по охране конституции Гюнтер Шайхер, — их можно лишь привлекать к уголовной ответственности». Биография Кюнена как бы иллюстрирует эти слова. В 1968 году за нацистскую пропаганду он был осужден к трем годам тюремного заключения, а выйдя на свободу, создал неофашистскую партию «Национал-социалистский фронт действий», характер которой быстро поставил ее вне закона. В итоге Кюнен создал новую группировку с нарочито бесцветным названием — «Движение». Основная цель «Движения» — воссоздать в ФРГ национал-социалистскую германскую рабочую партию (НСДАП) старого фашистского образца.