В 1966 году в немецком клубе Ла-Паса Клаус Альтман вытянулся перед поверенным в делах ФРГ, приветствовав его: «Хайль Гитлер!» Вышел скандал…
В 1967 году Барбье провернул финансовую аферу, взявшись поставлять оружие в Израиль. Со времени похищения, суда и казни Адольфа Эйхмана прошло на ту пору шесть лет, но какую же мимикрию за минувшее время пережили «борцы за чистоту расы», если теперь они спокойно говорят «хороший еврей»! (Эти слова попали на пленку корреспондента из «Штерна» Кана Германа и были сказаны Барбье без малейшего расчета на публику: он сидел в кафе «Ла-Пас» среди «своих», не подозревая о спрятанном журналистском магнитофоне.) Боливийский журналист Отело Кальдерон вышел на след аферы. Его разоблачение предотвратила пуля: журналист был убит за своим рабочим столом. Лишь одна эта история оставила восемь трупов за спиной Барбье.
Но в том же 1967 году экс-фашист был насмерть напуган неожиданным визитом в Боливию генерала де Голля. Бурные события предшествовали этому. В Боливии развернул партизанские действия небольшой отряд под командованием Че Гевары, уверенного, что в жестоко угнетаемой стране — стоит поднести спичку — вспыхнет революция. Вся национальная гвардия была брошена на преследование партизан. В их рядах находился француз Режис Дебре. Когда кольцо окружения сомкнулось, Че Гевара приказал Дебре покинуть отряд, рассчитывая таким образом спасти ему жизнь. Дебре попал в руки хунты, был приговорен к 30 годам заключения, из боливийских застенков он вырвался благодаря ходатайству де Голля.
В руках немецкой общины в Боливии находилось 60 процентов ее экономики. Она могла диктовать. В ту пору, в начале 70-х, в пяти латиноамериканских странах правили выходцы из Германии. Государственный переворот, совершенный в Боливии в августе 1971 года, уже в прямом смысле слова был делом рук Барбье и его наемников. К власти пришел генерал Уго Банцер, самый могущественный покровитель Барбье. Пассив «Трансма-ритима Боливиана» в восемь раз превысил ее капитал, в Гамбурге и Панаме ее филиалы были описаны за долги, но того, кто слыл плохим коммерсантом, ценили совсем за другое: за контрабанду оружия, за экспорт наркотиков. Еще выше ценились другие услуги, и, придя к власти, президент Банцер не забыл отблагодарить за них — бывший эсэсовец стал его личным советником по вопросам безопасности. Ведь это Барбье создал в Боливии секретную политическую полицию, которая вместе с «эскадронами смерти» терроризировала страну.
Однако в том же 1971-м — на самой вершине своей новой тайной карьеры! — Барбье вдруг пришлось расстаться с таким удобным именем Альтмана. По чьему-то настоянию мюнхенская прокуратура опять открыла следствие по его делу, причем впервые стало известно и его местонахождение. Невидимый, неслышный, далекий противник перегородил змеиную тропу. Альтман затаился и ждал.
Это была женщина. Вернее, две. Одну звали Беата Кларсфельд. Она вручила послу Франции «Дело Клауса Барбье» для передачи правительству Боливии и созвала пресс-конференцию. С нею была Фортене Бенгиги. Ее троих детей — воспитанников детдома в Изье — Барбье отправил в крематорий. Альтман открещивался: он не Барбье! По ничтожным паспортным придиркам боливийская полиция упрятала обеих женщин в тюрьму. Но это лишь усилило шумиху в прессе. Президент Франции Жорж Помпиду обратился лично к президенту Боливии Уго Банцеру с просьбой удовлетворить требование о выдаче лионского палача. Отказ. Беата Кларсфельд вторично приехала в Боливию, на сей раз со свидетельницей Итой Галаунбреннер: ее муж был расстрелян в лионском гестапо, старший сын депортирован, двух младших детей все из того же приюта в Изье Клаус Барбье отправил в печь крематория… И последний удар: следствие обнаружило транспортное удостоверение, по которому Красный Крест когда-то отправил эсэсовца за океан. В удостоверении значилось имя Альтмана, но отпечатки пальцев принадлежали Барбье!
Вот теперь пришлось сбросить маску…
В своем первом публичном интервью он заявил:
«Да, я эсэсовец. А знаете ли вы, кто такой эсэсовец? Это боец. Прежде чем он удостаивается чести вступить в эту организацию, проверяют чистоту крови его предков до четвертого колена. Это профессионал, избранный самим Гитлером».
И разоблаченный Барбье надел униформу, весьма похожую на эсэсовскую. Теперь он открыто представлялся как главный советник президента «по борьбе с подрывными элементами», подполковник боливийской военной разведки «Г-2», сотрудник министерства внутренних дел.
В Боливии побеждает правительство левых сил во главе с Эрнано Силесо Суасо. Опять следует государственный переворот: возвращаются военные. К новой хунте враждебны профсоюзы, в стране разгорается партизанское движение. У власти вдруг оказывается исполняющая обязанности президента Лидия Гейлер — женщина в стане военных…
Но реакцию не устраивают «слабые» демократические режимы. Они — за сильную власть. Клаус Барбье берется подготовить переворот. Он составляет план «Амапола» («Мак»): 145 страниц детально разработанной операции. Из разного сброда Барбье сколачивает отряды «Женихи смерти», «Национал-социалистскую боевую фалангу», специальную службу безопасности, названную СЕС[15], едет в Западную Германию рекрутировать наемников — из них формируются элитные части. В Боливию съезжаются самые знаменитые головорезы — Стефано делла Кьяйе, Пьер Луиджи Пальяи, представляющие террористическое крыло итало-аргентинской масонской ложи «П-2»; бывший оасовец Наполеон Леклерк, прославившийся пытками в Алжире; ветеран бронетанковой дивизии СС Герберт Копплин, ненавидящий большевиков за то, что те до 1952 года продержали его в русском плену; Иоахим Фибелькорн, Манфред Кульманн — цвет западно-германского неонацизма. Да под рукой еще организации бывших эсэсовцев: ХИАГ, ОДЕССА, «Паук»…
«Баварской бандой» — так называли себя штурмовики, что по вызову Клауса Барбье слетелись в Боливию, — руководил Иоахим Фибелькорн. Один из них, Элио Чио-лини, впоследствии проговорился итальянскому журналу «Панорама»: «Наша группа была в постоянном контакте с нацистским штабом в Ла-Пасе, которым руководил экс-капитан СС, известный торговец оружием и советник правительства Клаус Барбье. Во второй половине 1978 года перед нами была поставлена ясная задача: организоваться так, чтобы в один прекрасный день показать свою силу». Этот «прекрасный день» был уже недалек.
17 июля 1980 года фашистская контрреволюция в Боливии свершилась. Это был 189-й путч за полтора века независимости Боливии. Как и в дни молодости, Клаус Барбье не знает устали — он пытает, расстреливает, громит профсоюзы и партии. Победу празднуют с фашистскими стягами, гимнами, приветствиями. Хайль Барбье! До сих пор ему приходилось держать в страхе города и провинции. В первый раз он держал в страхе целую страну. Более кровавой диктатуры в Боливии, чем режим генерала Гарсиа Месы, которого он привел к власти, не было за всю историю страны.
Но именно этим путчем, организованным с таким знанием дела, Клаус Барбье подписал себе приговор. Крышка, которой военно-фашистская хунта надеялась придавить бурлящий котел Боливии, через два года слетела снова. Хрупкая демократия вернулась в страну. Вновь президентом был избран Эрнан Силесо Суасо, возвратившийся из ссылки. Президент, конечно же, помнил, что в 1957 году, будучи вице-президентом тогдашнего демократического правительства, именно он подписал декрет № 75075, благодаря которому Клаус Альтман сделался полноправным гражданином Боливии. Он мог теперь убедиться, к чему это привело: четверть века спустя натурализовавшийся эсэсовец осуществлял не только местные перевороты, но и планировал их в масштабах всего континента.
О многом заставляет задуматься такой факт: с 1950 по 1975 год, как сообщала американская журналистка Пенни Лерну в книге «Стон людей», в США прошли выучку более 70 тысяч военных и полицейских чинов из латиноамериканских стран. Опасную деятельность Барбье пресекла выдача его Франции, хотя и в Боливии небо вопиет о совершенных им злодеяниях. «Раньше жертвой палача Лиона был французский народ, теперь им стал народ боливийский…» — заявил Национальный комитет защиты демократии этой страны. «Остается лишь сожалеть, — сказал мне Серж Кларсфельд, — что правосудие двух стран не составило совместный обвинительный акт». Процесс в Лионе в равной мере мог и должен был стать судом над старым и новым фашизмом.
В досье адвоката Кларсфельда мое внимание привлекла фотография четырех мужчин, снявшихся на фоне самолета.
— Вы? — спросил я, показав на полного увальня в очках; он стоял вторым слева.
— Ну, я, — сказал Кларсфельд. — Слева от меня пилот, а справа Режис Дебре и Густаво Санчес Салазар, мои друзья. Это было в Чили в 1973 году: мы решили похитить Клауса Барбье и зафрахтовали для этого самолет.
Я ахнул: похитить?! Не могу себе представить этого респектабельного адвоката в такой роли. Кларсфельд снимает очки, трет стекла, щурится, обдумывает ответ:
— Видите ли, для нас цель охоты за нацистами — не расправа, не месть, а разоблачение и предание их суду. Так вот, когда и после поездок Беаты Боливия все равно отказала Франции в выдаче Барбье, мы решили действовать. Режис Дебре познакомился в Чили с беженцами из Боливии. Так мы подружились с Густаво Санчесом Салазаром. Он приехал в Париж. Вчетвером мы засели за план. Нам с Беатой досталось нелегкое дело: собрать 5 тысяч долларов для покупки автомобиля в Боливии. Густаво Санчес взялся подготовить нужные контакты в стране. Мы намеревались перехватить Барбье на каком-нибудь загородном маршруте и помчаться в условленное место, где сел бы вызванный по рации самолет. Из Чили — на корабль и во Францию. Все было продумано…
— Коль скоро вы зафрахтовали самолет, значит, операция уже началась? Что же помешало?
— Переворот в Чили, — ответил Кларсфельд — Пиночет. Все рухнуло в один день.
Через десять лет «заговорщики» пошли другим путем. Узнав, что в Боливии пришло к власти демократическое правительство Эрнана Силеса Суасо и что их друг Густаво Санчес Салазар стал заместителем министра внутренних дел, Серж Кларсфельд отправился в Елисейский дворец к советнику президента Режису Дебре. «Настал момент действовать», — сказал он.