С Кларсфельдами меня познакомил другой «охотник за нацистами» — Виктор Александров, русский человек с двойным — американским и французским — гражданством. В 1970 году он на год раньше Беаты напал на след Барбье, но Боливия отказала Александрову в визе, и след оборвался. Через год, начав поиск в ФРГ, Беата окажется более удачливой. Представляя мне своих друзей, Александров пошутил:
— Беата, если ты опять задумала дать пощечину какому-нибудь важному государственному лицу, смотри, в этот раз позови и меня!
Так я впервые узнал эту поразительную историю, рассказать о которой предпочту, обратившись к книге В. Александрова «Мафия СС»[17].
«Кто же он, Курт Георг Кизингер, вплоть до 1970 года определявший судьбу наиболее промышленно развитой и самой богатой страны в Западной Европе? В 1940 году гитлеровский министр иностранных дел Риббентроп взял Кизингера к себе. С 1941 года Кизингер — шеф одной из административных служб (отдела «В») и член административного совета «Интеррадио», ведомства по радиопропаганде, основанного Геббельсом и Риббентропом… В 1943 году он становится заместителем шефа управления международных связей нацистского радио.
Так он стал движущей силой огромной организации «по промыванию мозгов», сфера влияния которой простиралась на три четверти земного шара и которая с помощью 18 радиовещательных станций круглосуточно распространяла гнуснейшую нацистскую ложь…
С приходом Кизингера на пост федерального канцлера для военных преступников и ветеранов эсэсовской мафии действительно наступил «золотой век». Дух «товарищей по оружию», старых сообщников в черных мундирах со свастикой, господствовал во всех государственных учреждениях, он проник и в юридические службы ФРГ. Однако широкой публике было мало известно о прошлом этого высокого фатоватого субъекта с седой шевелюрой до того момента, когда никому не известная молодая немка по имени Беата Кларсфельд отвесила ему звонкую пощечину, которая взбудоражила ночных редакторов всех крупнейших европейских газет. Эхо этой пощечины разнеслось по всей Германии и далеко за ее пределами. Юная Беата многим открыла глаза… На следующий год 100 тысяч молодых немцев будут помнить о ее мужественном поступке, когда явятся на избирательные участки. Нет, новая Германия вовсе не была так пассивна, как о ней говорили…»
Писатель Генрих Бёлль послал в тюрьму Беате Кларсфельд цветы.
Это произошло в ноябре 1968 года, когда по Европе уже прокатился грозный студенческий май. Он, этот май, породит множество противоречивых и даже полярно противостоящих друг другу общественных движений, вызовет новое размежевание сил и их новый компромисс. Конечно, не случайно он совпал с окончанием послевоенного промышленного бума, с началом электронно-компьютерной революции, со вступлением в жизнь первого послевоенного поколения — более многочисленного, чем поколение военной поры. Молодые люди, оказавшиеся современниками технической революции, обнаружили, что их руки попросту никому не нужны. Здесь — исток гошизма, ультралевачества, который по закону крайностей уже через несколько лет сомкнется с ультраправым экстремизмом; взяв на вооружение террор, эти силы станут центром кровавых событий в Италии, ФРГ и других странах Западной Европы. Здесь же, в мае 1968 года, и завязь идеологии «новых правых», которая через десяток лет выплеснется в средства массовой информации сначала во Франции и ФРГ, затем в других европейских странах, США, Латинской Америке. В этом раскладе сил находит свое место и уцелевшая от разгрома «мафия СС», чуткая к веяниям новой эпохи. Но панорама была бы неполной без поднявшегося на битву с тенями прошлого поколения Беаты Кларсфельд.
Беату приговорили к году лишения свободы, но в ее защиту всколыхнулась такая кампания солидарности, что уже через четыре месяца Серж с цветами встречал ее у тюремных ворот. Она вышла оттуда с еще не законченной рукописью книги «Кизингер, или ползучий фашизм»[18].
Через несколько лет — в августе 1977 года, когда в разгаре были «дела» Иоахима Пайпера, Курта Лишки и не переставало будоражить французов «дело Клауса Барбье», которого Кларсфельды обнаружили в Боливии, — газета «Матэн» так писала о резонансе, который получил отважный шаг молодой женщины: «Ее знаменитая пощечина в ноябре 1968 года была воспринята во всем мире как манифест нового западногерманского поколения.
С тех пор ни одному нацисту больше не удалось занять крупный пост в высшей администрации ФРГ. С тех пор неонацистская НДП[19], которая угрожающе близко придвинулась к отметке в пять процентов голосов, что дало бы ей право войти в парламент, так никогда и не сумела пересечь этот рубеж… Если бы тогда в бундестаге возникло парламентское большинство ХДС[20]/НДП, не было бы договоров с восточными странами. Вилли Брандт не стал бы канцлером. Мир никогда не увидел бы западногерманского канцлера, преклонившего колени перед мемориалом жертвам Освенцима».
Ну, насчет «никогда» — сомнительно, но с тем, что этот процесс был бы и мучительнее, и дольше, не согласиться нельзя. Ведь если еще в начале 1969 года НДП получила на выборах 4,6 процента голосов, то впоследствии она скатилась примерно к 1 проценту, да так и застряла на нем. Из-за «недобора» фон Таддена, который был уже на волосок от успеха, и политической смерти Кизингера, получившего пощечину от молодой Германии, не сложился союз двух этих партий, что могло бы сыграть в истории Европы зловещую роль.
Шарль де Голль и Конрад Аденауэр еще в 1963 году подписали договор о «вечном союзе» Франции и ФРГ; и в том же самом году граждане этих стран Серж Кларсфельд и Беата Кунцель заключили между собой брачный союз. Конечно, события несоизмеримые… Но символику я вижу в том, что молодыми поколениями обеих стран это примирение было воспринято не как право забыть, а как долг помнить о прошлом.
Тут решусь еще раз сослаться на свидетельство Виктора Александрова, прежде чем обратиться к первым послевоенным годам.
«Это был период денацификации. В моем досье сохранились цифры тех лет. В американской оккупационной зоне три с половиной миллиона немцев были зачислены в разряд «подозреваемых лиц». По степени ответственности их подразделяли на следующие группы: 51,3 процента рассматривались как «попутчики нацизма», 11,1 процента — как «мелкие преступники», 2,2 процента признавались «виновными» и всего лишь 0,1 процента квалифицировались как «крупные преступники»; остальные были избавлены от тягостных столкновений с законом»[21].
Продолжу эту интереснейшую статистику, обратившись к «Мафии СС»: «Все население Западной Германии обязано было заполнять формуляры (о денацификации. — Авт.j. Однако уже к 1 января 1946 года 141070 законченных нацистов были отпущены на свободу, 134 889 из них тут же были приняты на гражданскую службу. Между 1946 и 1948 годами многие гражданские представители американской администрации, приехавшие из Вашингтона, подавали в отставку в знак протеста против непоследовательной работы по денацификации, проводившейся в американской зоне…
— Немало американцев отдали жизнь в этой войне, защищая демократию и борясь против нацизма, а через два года после ее окончания мы присутствуем при его возрождении, — приводит он свидетельство встреченного в поезде представителя оккупационной администрации США, едущего в Берлин вручить американскому Верховному комиссару свое прошение об отставке. — Десять миллионов формуляров, которые мы распространили среди населения, не дали практически ничего. Это насмешка, нелепый фарс, разыгранный деятелями из Вашингтона».
Весь масштаб этого фарса можно представить лишь теперь, по мере того как исследователям открываются военные архивы. Начиная с Нюрнбергского трибунала, судившего преступников войны, миру известно о секретном послевоенном плане «Савехафен». Около пяти тысяч нацистов, разыскивавшихся органами правосудия социалистических стран, в соответствии с этим планом нашли убежище в США. Наряду с ним существовал и другой секретный план — «Ратлин»: самых известных нацистов, чье укрывательство могло бы обернуться «дипломатическими неприятностями» для США, переправляли в Латинскую Америку, позаботившись о новых именах и биографиях для них. Но только в последние годы проясняются контуры плана «Блоубэк»[22]: тайно формировалась также армия специального назначения из «бывших русских» — предателей Родины, ранее служивших фашистам. В чем же состояла ее цель? К. Симпсон пишет в своей книге: «Исключительная секретность окружала все аспекты ядерной политики США, а тот факт, что США готовили армию, состоящую из эмигрантов, для использования после атомной атаки на СССР, скрывался особенно тщательно. Даже те пять тысяч отобранных добровольцев, которых предполагалось сбросить на радиоактивные руины СССР, не должны были знать детали своей миссии вплоть до последнего момента перед отправкой. Целью такой секретности было скрыть военную стратегию. До конца 40-х годов вербовка ветеранов боевых частей СС стала привычным делом. В ожидании «настоящего дела» они широко использовались для проведения тайных операций в Советском Союзе и странах Восточной Европы».
Не лучше велась денацификация и в британской зоне оккупации. Больше того, здесь открыто начали переформировывать попавшие в плен нацистские части, но в 1946 году по твердому настоянию СССР их пришлось распустить[23]. Тогда-то союзники и принялись укрывать преступников войны, как тех, что числились в списках ООН, так и тех, которых союзные правительства внесли в собственные списки. Общее число разыскиваемых карателей превысило миллион человек. Но уже в июне 1947 года английские оккупационные власти объявили о прекращении судебных разбирательств, а через месяц аналогичное решение принял командующий американской оккупационной зоной генерал Люсиус Клей. Франция, разыскивавшая около 20 тысяч нацистских палачей, с мая 1945 до конца 1947 года сумела добиться выдачи лишь 1242 из них