— Молодцы! Сейчас зайдем в таможню и только по-английски чешите. Пусть знают: британцы отбывают на родину!
Нам уже стоило поспешить. Я все оттягивал и оттягивал момент встречи с погранцами, оттого, наверное, и зацепился с ребятами языками. Не то чтобы я понадеялся на авось и решил попытаться проскочить через границу на шару, наплевав на угрозы Лопухина. Просто рассуждал так. Мой след он потерял. Мог и новую охрану себе найти. Мало ли отставных полицейских или армейских офицеров? На мне свет клином не сошелся.
Как оказалось, зря! По-видимому, в МВД поступали списки выезжавших за границу из Петербурга. Меня ждали. Как только отдали документы, ко мне приблизились два типа в штатском. Один предъявил мне жандармскую книжку, удостоверяющую его полномочия арестовывать, допрашивать и конвоировать. Другой — латунный жетон сыскной полиции. Оставалось лишь понять, мое задержание — дело рук «его уже не превосходительства», или все гораздо серьезнее.
— Господин Найнс! Вы никуда не едете. Проследуйте с нами.
— Мне нужно позвонить!
— Можете жаловаться британскому консулу, не возражаем. Но вам сие не поможет, — хмыкнул сыскарь. — Прошу, аппарат на стене.
Я взял трубку. Покрутил ручку.
— Барышня! Соедините меня с приемной министра внутренних дел господина Столыпина. Скажите, дело государственной важности.
Я победно оглянулся на парочку, решившую меня задержать.
«Наивные, у меня есть план Б. У! Меня! Есть! План Б! Никогда не заморачивался, но тут, как приперло, подготовился. И, судя по вашим вытянувшимся рожам, вы все ж таки по мою душу из-за Лопухина. Вот и будете теперь лопухами под стать фамилии вашего патрона».
— Алло! Приемная? Мне необходимо немедленно встретиться с господином министром. Имею важнейшую информацию о подготовке тягчайшего государственного преступления. Нет, по телефону не могу. Рядом со мной стоят два ваших сотрудника, которые могут подтвердить, что я не пытаюсь вас разыграть. Как их фамилии? Почему им не сообщил? Сведения слишком конфиденциальные. Одну минуту, сейчас передам трубку. Вас!
Я протянул трубку жандармскому офицеру и оглянулся на моих побледневших парней.
— Все будет хорошо, ребята. Сейчас займитесь переоформлением билетов на завтрашний день. Я вернусь, даже не сомневайтесь.
Сыскарь чуть не брызгал слюной, но мою реплику проглотил. С тревогой смотрел на старшего коллегу. Тот повесил трубку и развел руками.
— Нужно ехать на Фонтанку.
По дороге в Департамент полиции, в бывшее здание III жандармского отделения на Фонтанке 16, я сидел, сцепив зубы, хотя изнывал от желания потроллить моих конвоиров. Не обращал внимания на злобные реплики жандарма и заискивающие просьбы сыскаря не предавать огласке нюансы нашей встречи. Мысленно извинялся перед Адель, понимая, что сейчас ее предам. Вспоминал наш последний вечер, который мы провели в ресторане с варьете в Зоологическом саду, засидевшись почти до трех ночи. Полуголая шансонетка, высоко задиравшая ноги, приковывала взгляды всего зала, но я смотрел только на свою евреечку. Хотелось запомнить ее такой — с горящими от выпитого контрафактного шампанского глазами, с чарующей улыбкой на губах…
— Приехали.
Бирюзовый жандарм, проверив наши документы, распахнул парадную дверь. Меня ввели в приемную и тщательно обыскали на предмет спрятанного оружия.
— Господин министр ваш ждет.
Я, натянутый как струна, прошел в большую зеленую комнату с белыми колоннами по краям. За письменным столом сидел Петр Аркадьевич Столыпин, недавно назначенный министр внутренних дел. Работал с бумагами, которые загромождали его стол.
— У вас пять минут, — сообщил он мне, оторвавшись, наконец, от документов.
Я коротко пересказал ему свой разговор с Лопухиным.
— Почему я должен вам верить? Ваша личность вызывает у меня подозрение.
— Проверить меня несложно. Совсем немного времени займет. Как я понял, Алексей Александрович наводил обо мне подробные справки. Скорее всего, прямо в этом здании. Через кого? Можно спросить у людей, которые меня доставили к вам.
— Я и сам могу догадаться, к кому он мог обратиться. Покажите ваш паспорт, — я положил документ на стол перед ним. — Британский? У взорвавшегося в «Бристоле» террориста Максимилиана Швейцера был паспорт на имя британского подданного Артура Генри Мюра Мак-Куллона, — продемонстрировал министр безупречную профессиональную память. А ведь взрыв в «Бристоле» случился, когда Столыпин не был во главе полицейского ведомства. Выходит, уже ознакомился с самыми важными делами. — Откуда вы знаете русский?
— Мои предки все русские, — я достал из кармана свои «Егории». — Это кресты моего прадеда.
— Похвально, что храните память о предках, — подобрел министр.
— Не просто о предке. О герое, — твердо ответил я, изо всех сил пытаясь себя не выдать.
Министр одобрительно кивнул и вызвал секретаря. Тихо отдал ему указания. Я тем временем разглядывал этого великого человека. Жить Петру Аркадьевичу осталось немного. Ему кое-что удастся сделать. Еще больше — не удастся. Но память о нем сохранится.
Он встал из-за стола. Поиграв лопатками, потянулся, как потягивается засидевшийся за бумагами человек. Прошелся, чтобы немного размять ноги, подойдя ко мне поближе. Кабинетная работа ему претила, не давала выхода клокотавшей в нем энергии.
Мы были удивительно внешне похожи. Одного роста. Бородки. У него пореже и покороче, у меня погуще и длиннее, чтобы скрыть шрам на горле. Как и он, я теперь носил усы с закрученными куафером кверху кончиками. Поддался уговорам Адель. Лишь большая залысина у министра контрастировала с моей шевелюрой с модным английским пробором.
— Что вы хотите?
— Защиты от Лопухина. И возможности покинуть Россию сегодня или на крайний случай завтра.
Столыпин хмыкнул и твердым шагом вернулся на свое место. Сел. Задумался.
— Это невозможно. Ваш рассказ требует самого тщательного расследования. Он бросает тень на мое министерство.
— Я предполагал такой поворот. У меня есть еще более важная информация. Но свои условия я обозначил.
Столыпин снова медленно встал из-за стола, чтобы встретиться со мной глазами. С его ростом это было несложно.
— Со мной не стоит играть в игры и торговаться.
— Когда речь идет о моей жизни? Еще как можно!
— О чем вы?
— О террористах. Об объектах их ближайших атак. Мне грозит смерть после нашей встречи.
— Это серьезное заявление. Мы все рискуем ежедневно. Я больше всех. Четыре покушения пережил.
— Вы на государевой службе, Петр Аркадьевич. Я частное лицо. И хочу уехать из страны, где меня опасность подстерегает за каждым углом.
— Даже так?
У министра зазвонил телефон, стоявший рядом со столом на приставной тумбочке. Он уселся в свое кресло. Поднял трубку. Выслушал собеседника. Пять выделенных мне минут давно миновали, но разговор продолжался.
— Ну что ж, о вас действительно наводили подробные справки и ничего предосудительного не установили. Вижу в вас человека твердой воли, не готового уступать. За годы моего губернаторства в Гродно и Саратове я привык договариваться. На посту министра мне эта способность пригодится еще больше. Я вас слушаю. Если ваша информация важна, даю слово: вас посадят на вечерний пароход.
Обычно такого рода сделки принято скреплять рукопожатием. Но кто знает, как принято у этих министров? Я решился.
— На ваш дом готовится покушение.
— Ой, уморили! — рассмеялся Столыпин. — Да мне такую белиберду каждый день доносят.
— Вы не поняли, господин министр. Не на вас. На ваш дом. Включая вашу семью.
Он побледнел.
— Кто? — чуть не прорычал.
Я обратил внимание, что он с трудом заставил себя усидеть на месте.
— Подробностей я не знаю. Но организатором выступает некий товарищ Анатолий, или Медведь, или Каин.
— Вы видели его?
— Мельком.
Министр покопался в стопке папок, вытащил одну, раскрыл. Открепил от первой страницы полицейскую фотографию в фас и профиль. Развернул ее ко мне. Я приблизился вплотную к столу и вгляделся, отметив для себя, что карточку почему-то украшает надпись «Курск».
— Он?
— Да.
— Это Соколов, Михаил Иванович. Эсер. Разыскивается после боев на Пресне в Москве.
— Он в Петербурге. Готовит серию нападений. Кроме планов взорвать ваш дом, он еще задумал нападение на карету, перевозящую таможенные сборы, на ее пути в Казначейство. Больше никаких подробностей я не знаю.
— Не знаете или не хотите говорить?
— Все, что я знал, выложил как на духу.
Столыпин хитро прищурился.
— Про источник информации, полагаю, спрашивать бесполезно… — мой уверенный кивок его раззадорил. — А что было бы, если вас не задержали в порту? Так бы и уплыли?
Я хладнокровно достал из кармана запечатанный конверт. Положил его на стол.
— Здесь мое письмо на ваше имя. В нем изложено все, о чем я вам рассказал.
Столыпин раскрыл конверт, достал лист бумаги и внимательно его прочитал.
— Опять не соврали. Ваша информация, пусть и фрагментарная, нам очень поможет. Что же мне с вами делать?
— Отпустить, как и обещали, — я почувствовал, что натянутая во мне струна начала ослабляться.
— Отчего-то я склонен вам верить. Эх, Лешка, Лешка, старый школьный приятель. Запутался окончательно в своих либеральных мыслишках. Обижен на весь свет, получив везде отставку.
— Вы защитите свой дом?
— Террористам меня не запугать! — грохнул Петр Аркадьевич по столу кулаком. — Ныне у людей в головах каша. Запутался народ русский. Кто-то жаждет великих потрясений. Кто-то ищет странных выходов из создавшегося положения. Первых повесим, вторых — образумим. Ступайте, я дам необходимые распоряжения.
С тяжелым сердцем я покидал кабинет на Фонтанке 16. Корил себя за то, что не решился рассказать Столыпину, что его ждет смерть через пять лет. Все равно бы не поверил. И еще меня угнетала мысль, что я, возможно, поломал планы своей любовницы.