Одиночество открывает перед аскетом возможность любить всех.
В современном мире, где способности сакрального прочтения любой практики чрезвычайно подавлены, не ценят и не понимают эту древнюю деятельность сердечного излучения. Считается, что любить всех – это то же самое, что не любить никого. Это мнение – ошибка. Овладение искусством сердечного излучения открывает перед практикующим путь к еще более ценному состоянию сознания: любить всё. К счастью, духовный смысл художнической деятельности именно в этом и состоит – любить всё на уровне эйдосов. Любить Эйдос Всего. Когда-то это называлось сердечным созерцанием. Такое созерцание с легкостью дается ребенку, который понимает, что можно любить картинку с изображением утят так же сильно, как и самих утят. Обычно эта созерцательная любовь терпит крушение в сердце ребенка, когда он узнает, что принадлежит к разновидности живых существ, которые могут изображать утят настолько прекрасными и привлекательными, что душа расцветает в ответ на эти простодушные изображения. И одновременно эти же существа способны сожрать утят.
Этот вид раздвоенных тварей, принадлежность к которым обнаруживает в себе ребенок, называется «люди». В момент, когда ребенок осознает себя человеком, его первичное сердечное созерцание терпит крушение. Человек – это катастрофа. А осознание себя человеком – это катастрофа вдвойне. Но случаются люди, чья душа каким-то образом проскальзывает мимо этой катастрофы, эта душа отказывается стать человеческой, она скрытно сохраняет в себе способность сердечного зрения, но отныне этой душе потребуется мудрость, чтобы не только выжить среди расщепленных демонов, называющих себя людьми, но еще и не разучиться любить их. В этот момент любовь к Эйдосу Всего становится Любовью (или Влечением) к мудрости – возникает философия. Философия не как риторическая практика, а как эротическое состояние.
Помню, как я писал этот текст, воспевающий моего папу и присущее ему философское восприятие любви. Я сидел за столиком в кафе, в Городе голых, то покуривая сигарету, то выпивая крошечную чашечку горького эспрессо, то съедая горячий круассан – горячий не потому, что его только что вынули из печи, а потому, что пылкое солнце Южной Франции успело раскалить тот участок стола, который беспокойное (в силу морского ветра) дерево не смогло защитить своей тенью.
Итак, я писал вышеприведенный текст – от руки, конечно! Никаких ноутбуков, дамы и господа, точнее, девочки и мальчики (или как вас там? Может, вы инопланетяне и у вас двадцать восемь гендерных фракций?).
Писал на белых листах А4 тонким лайнером Pigma Micron 02 – так и сейчас пишу! Нынче тоже жаркий летний день, только год уже не 2013, а 2018: на первый взгляд так ничтожно различие между этими двумя датами! Как просто дорисовать тройку, замкнуть ее открытые полукружия и превратить ее в восьмерку. Да это легко сделать за долю секунды, одним микрожестом! Но если бы вы только знали, дорогие инопланетяне (хотя вы знаете, наверное), как непросто оказалось прожить те пять лет, что разделяют тринадцатый и восемнадцатый годы!
И вот я снова сижу в кафе и пишу на листах А4 тонким лайнером Pigma Micron 02. Но я больше не ем круассаны, не пью эспрессо, не курю сигареты – теперь я пью красное вино. Я уже выпил три бокала вальполичеллы, дамы и господа, точнее, инопланетяночки и инопланетянищи! А тогда, в 2013 году, я не переносил даже запаха алкоголя и был совершенно убежден, что до конца моих дней ни единая струйка спиртного не прольется в мою гортань. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Нынче я сижу уже не на берегу Лазурного залива, а на берегу маленького озерца, за которым бродят белоснежные гусята и садятся вертолеты, прилетающие из светлого подмосковного неба. На горизонте шоссе, уходящее в сторону Звенигорода, и по этой трассе вереницей движутся трассирующие снаряды – микрокапсулы, помеченные сияющими солнечными каплями. Ну, вы сами понимаете, это никакие не микрокапсулы, а просто автомобили, в которых сидят дачники, гастарбайтеры, богомольцы, купальщики… А тогда, тогда, тогда – в тысячу раз более беспечным и воздушным господином я был тогда!
Ну и к тому же я был совершенно нагим господином. Костюм мой составляла одна лишь соломенная шляпа с черной лентой – я бы назвал ее своей, она и была моей, но не только: она также принадлежала Морису Сэгаму. Даже рука, прилежно выводящая буквы на белой бумаге, отчасти принадлежала нагому Морису, безумному и влюбленному агенту.
Глава сорок третьяРождение кутюрье
После моего возвращения на Родину весной 2015 года я сидел в кафе «Норд» в Петербурге близ Московского вокзала. Всё сокрушилось во мне и всё обрушилось, но в то же время всё во мне ликовало, ведь я вопреки всему добрался до родных и пасмурных окраин бытия, добрался до лучшего города на Земле, в честь коего я поименовал себя господином Петербургом. И вот я, рассеянный кинорежиссер, не в меру смешливый рисовальщик виньеток и завитков, восседал в северном кафе за бокалом южного вина, наслаждаясь псевдопарижским шармом данного франкообразного заведения, в тысячу раз более блаженного и счастливого в моих глазах, нежели любое подлинно парижское. И десяти месяцев не прошло с того дня, когда ютился я в подобном кафе напротив Северного вокзала в Париже, созерцая каменное слово Nord, ясно освещенное сентябрьским солнцем. Но между сентябрем 2014 года и маем 2015-го разверзлась расщелина настолько глубокая и чудовищная, что перо мое до сих пор не преисполнилось достаточной отваги, чтобы нырнуть вслед за мной в ужас этих безотрадных бездн. Так грустно сойти с ума ненароком, словно бы по оплошности ошибиться дверью или получить чужое письмо. Сербский врач, прописавший мне пароксетин, обрек меня на месяцы адских страданий, а я даже имени его не запомнил. Да и съел я всего лишь половинку маленькой таблетки, вылепленной лапоньками неведомых мне бестий, но этого оказалось достаточно, чтобы обрушилось во мне нечто цветущее и беспечное, уцелевшее каким-то чудом еще с детских сомнамбулических времен. Долгая досталась мне молодость. Долгая и головокружительная, но вот она закончилась – да так резко, так внезапно, как вот, бывает, срывают мантию с плеч чересчур беспечного и игривого монарха, который в безмерном своем самообольщении вознамерился танцевать и резвиться еще несколько столетий, полагая по-детски, что все галактики суть продолжения его небольшого иллюминированного дворца. Итак, я сделался голым королем в собственных глазах, стынущим на сквозняке тревожного синдрома. Я так долго культивировал райскую наготу, так страстно мечтал о ней… Но нагота к лицу сильным, мне же после моих крушений потребовалась одежда – одежда как тема, как занятие. Слово «одежда» отнюдь не случайно рифмуется со словом «надежда» (следует еще вплести в этот букет рифм «вежды невежды»). Так родился во мне кутюрье – впрочем, этого следовало ожидать, одежда всегда меня гипнотизировала. Если бы не лень, я забросал бы подиумы мира своими шмотками, но, будучи ленивым, ограничился созданием скромной коллекции женских платьев.
Полагаю, красота связана с преодолением законов настоящего момента, а каждое очарование зиждется на скрещении времен – далекого прошлого и далекого будущего. То, что очаровывает нас, является смесью воспоминания и предчувствия.
Каждая истинная модница представляет собой карту времен, где смелые прозрения переплетаются с тенями забытых или еще не рожденных цивилизаций. Возможно, наступят времена, когда людей уже не будет, но мода сохранится: иные существа выйдут на подиум, иные взоры воспламенят сердца. Не надо думать, что мы не ощущаем этого здесь и сейчас… Каждая чувствительная женщина, желающая нравиться и поражать воображение, обретает в себе весь объем прошлого и будущего. Каждое платье представляет собой философский трактат, изложенный на языке элегантности. О каждом платье можно рассказать долгую историю, но я постараюсь сделать это коротко.
1. ПЛАТЬЕ «ХОРОВОД»
Современная наука создала адронный коллайдер, чтобы разгадать тайну возникновения Вселенной. В далеком будущем (как в далеком прошлом) эти проблемы будут решаться с помощью хороводов ярко одетых девушек, кружащихся на зеленых полях. Гигантские кольца, состоящие из сцепившихся руками девушек, станут кружиться с постоянно нарастающим ускорением. Не обойдется без магических песен-заклинаний, которые начнутся медленным распевом, но постепенно достигнут такой головокружительной скорости, что звуки станут недоступными уху, а кружащиеся тела – взгляду. Множество хороводов, один внутри другого, будут вращаться в противоположном друг другу направлении, а в эпицентре этого коллективного вращения украдкой возникнет совокупный Разум, существующий в рамках весеннего ритуала. Этот Разум сможет ухватить тайну зарождения Вселенной ровно настолько, насколько это покажется необходимым тем нимфам и феям зеленых лугов, что оберегают зарождение новой жизни.
2. ПЛАТЬЕ «МОНУМЕНТ ЖЕЛТОМУ ЦВЕТУ»
Память уводит нас не только в прошлое, она может стать мостом в будущее. Что исчезнет в мире через множество лет? Нам не дано предугадать, но мы можем предчувствовать, какие формы примет память будущих поколений. Возможно, исчезнет желтый цвет. Исчезнет, но не без следа. Этому цвету будет поставлен грандиозный памятник. Гигантский ярко-желтый прямоугольник, соединяющий землю и небо. Нам, людям десятых годов двадцать первого века, этот прямоугольник кажется слегка зеленоватым. Видимо, это означает, что воспоминания о желтом цвете сохранятся в сознании людей будущего в слегка искаженном виде.
3. ПЛАТЬЕ «НОВОГОДНЯЯ ЕЛЬ»
Все мы любим праздничную елочку, украшенную зеркальными шарами и яркими звездами, которую мы с радостью устанавливаем в наших жилищах в канун Рождества или Нового года. Эта елочка представляет собой модель галактики, в которой мы обитаем. Одновременно она являет собой ракету, которая пользуется праздником как стартовой площадкой, незаметно и ласково унося нас в путешествие по далеким мирам. Звезда на вершине ели – это Солнце, шары на ее ветвях – планеты. Да здравствует космос, дамы и господа!