– Я что, превращаюсь в еврея? – подумал Космист.
Каждый встречный казался ему гоем, а он сам себе – изгоем.
– А ведь это – мой народ. Потомки северных варваров, почитавших в качестве бога окровавленную саблю. Безудержные берсерки, превратившиеся в скаредных профессионалов. Это для них я изучаю далекий космос? Чтобы через много лет они смогли сокрушить эти гордые и чудовищные пустынные миры, заселить их собой, принести туда культ окровавленной сабли, трудолюбие, горькое пиво, деньги и веселые песни на чужом языке?
Хочу ли я этого? Нет, не хочу. Я что-то ищу в этих мирах, и вовсе не ради людей. Чего же я там ищу? Бога? Но я в Него не верю. Инопланетян? Но я не возлагаю на них никаких надежд. Я ищу выход. Новый выход из сложившейся ситуации, несколько отличающийся от того, классического, который принято называть смертью.
Сначала он влюбился в инопланетянку, потом захотел стать евреем. Не означает ли это, что он устал от самого себя, от всего, что было ему родным? Видимо, эта усталость овладела им давно, оттого он и прирос глазом к телескопу.
Но постепенно они удалялись от людных улиц, и дышать становилось легче. Они прошли над широкой рекой по длинному мосту из красного кирпича, построенному в духе средневекового замка, украшенного множеством островерхих псевдоготических башенок и арок, – детище индустриальной архитектуры конца девятнадцатого века, еще сохраняющей в себе романтические грезы, успешно сочетая их с культом технического прогресса. Проносящиеся по мосту поезда надземки бросали дробящийся электрический свет на замкнутое лицо Ирмы, на металлические заклепки на ее черной кожаной куртке и на два серебряных обруча, которые плавно покачивались в ее продолговатых ушах. На другой стороне реки лежали улицы совсем пустынные, хотя еще изредка встречались пьяные прохожие, перекликающиеся гортанными голосами или ссущие на разрисованные стены. Но чем дальше шли они, тем меньше становилось людей и больше деревьев. Многоквартирные дома сменились виллами и особняками многозначительных посольств, затем и эти постройки исчезли – незаметно они оказались в недрах большого парка, продолговато темнеющего вдоль реки. Ничего тут не было, кроме черной и прохладной массы деревьев, изредка освещенных фонарями.
Ирма словно бы проснулась. Она жадно втянула в себя осенний воздух и взяла Космиста под руку. Даже некое подобие улыбки появилось на ее лице.
– Ну и как, понравился вам субботний ритуал? – спросила она непринужденно, как будто и не было сорокаминутного молчания перед этим.
– Очень понравился. Моше Цоллер – мудрый парень.
– Мудрый? Да он всего лишь гигантский подросток. Ненавижу спиритуально озабоченных подростков.
– Почему?
– Потому что настоящий подросток обязан быть озабоченным только одной вещью – сексом. Да и вообще, вряд ли в людях может быть что-нибудь более высокое, нежели сексуальная озабоченность.
– А вы? Вы сексуально озабочены?
– Весьма. Наверное, я самый сексуально озабоченный человек в этом городе. Целыми днями я сижу в лаборатории и смотрю в микроскоп. Но даже там, в этих абстрактных мирах, что скрыты от глаз смертных, я вижу только бесчисленные вульвы и пенисы, точнее, бесчисленные микровульвы и микропенисы, яростно совокупляющиеся близ самых эфемерных корешков жизни. Но не пугайтесь, я не для того вас сюда притащила, чтобы яростно совокупиться с вами. Хотя… Эти осенние деревья пахнут так сладко и привольно, что даже голова кружится. Бо-Бо заботливый муж и пылкий любовник, но мне этого мало. Микромиры научили меня ненасытности, они научили меня безграничной жадности. А вы? Чему научил вас ваш далекий космос? Расскажите мне об эллиптической галактике.
– Видите ли…
– Впрочем, не надо. Чувствую, сейчас последует захватывающе интересная лекция. С меня довольно науки. Я и так знаю всё об эллиптической галактике, ведь я в ней живу. Я всё знаю о вас. О том, как вы втрескались по уши в полутораминутную видеозапись, которую вам показал ваш сосед-эксгибиционист. Честно говоря, этот ваш приятель, который любит размахивать своим хозяйством в парках, показался мне более занятным типом, чем вы. Вы ведь холодны, как какая-то там рыба – палтус или речной окунь, не помню.
– Я не палтус и не речной окунь. Я…
Космист запнулся. Гигантский черный силуэт на фоне ночного неба возвысился перед ними. Космист выпил много вина, а до того еще пил вишневую водку, так что не приходится удивляться, что он испытал смятение Дон Жуана, которого вдруг навестил Каменный гость. Но уже через минуту он понял, кто возвышается перед ними.
Сначала он подумал, что это галактический рыцарь-гигант встал на их пути, но потом он узнал это место. На высоком постаменте в конце широкой аллеи громоздился памятник Воину-освободителю. Советский солдат в плащ-палатке одной рукой прижимал к себе маленькую девочку, доверчиво распластавшую по его груди свои гранитные кудри, другой рукой он сжимал рыцарский меч. Каменные сапоги воина попирали поверженную и разбитую свастику.
Они приблизились к монументу, взойдя к нему по темным, патетическим ступеням.
– Этот парень мне нравится, – сказала Ирма, глядя вверх. – Это я понимаю: вот он – настоящий величественный Эксгибиционист! Стоит в парке в своем распахнутом плаще и показывает всем свой здоровенный меч. Меч, который сковали и отточили в скифских степях, чтобы разрушить нашу гордыню.
– Он еще, кажется, и педофил. Видимо, ему нравятся маленькие девочки, – попробовал пошутить Космист.
Ирма повернулась к нему, и в ночном свете глаза ее блестели странной угрозой.
– Не шутите с каменными гостями, господин Дон Жуан. Они этого не любят. Лучше покажите мне вашего окуня.
– Что?
– Меня отчасти возбудила таинственная история про Эксгибициониста и Космиста. Впрочем, меня многое возбуждает. Меня даже ореховый столик может возбудить. Давайте-ка поиграем. Перевоплотитесь-ка ненадолго в вашего фавнического друга. Представьте себе: одинокая молодая женщина бродит по ночному парку, она приближается к мемориалу, желая смирить свою гордыню, а тут, в тени вашего бессмертного собрата, стоите вы в своем длинном плаще. Вам хочется преподнести сюрприз этой смиренной незнакомке. Обещаю, она будет изумлена, испугана… Она сбежит по этим ступеням с участившимся стуком сердца, воображая за своей спиной настигающий каменный шаг. Снимайте трусы, если вы не трус.
Взгляд Ирмы безусловно обладал гипнотическими свойствами. Организм Космиста представлял собой обсерваторию: купол стал раздвигаться, и навстречу звездному небу выдвинулся Телескоп. Космист покорно расстегнул штаны и вытащил свой стоячий член. В мертвенном свете далеких фонарей этот детородный орган казался высеченным из того же гранита, что и Воин-освободитель. Ирма солгала: она не сбежала по гранитным ступеням, и не скрылась в чаще, сотрясаемая учащенным стуком сердца. Вместо этого она подошла и прикоснулась к члену своими прохладными длинными пальцами. Лицо ее смягчилось, и в нем проступило нечто плывущее, нечто весеннее и скромно-цветущее, нечто подобное девичьему венку, влекомому течением холодных вод в дни предпраздничных гаданий. Ее изнеженные губы произнесли:
– В сад я спустилась к зарослям орешника, чтобы посмотреть, не завязалась ли завязь, не расцвели ли деревья граната…
Когда молодая женщина-микробиолог поглощает ваш телесный сок, возникает ощущение, что каждый сперматозоид подвергли детальному научному изучению. Впрочем, как оказалось, Ирма приняла этот напиток в качестве аперитива, предваряющего обширное сексуальное пиршество, в ходе которого она не собиралась ограничить себя телом одного-единственного Космиста. Вряд ли это отдельно взятое мужское тело вообще заинтересовало бы ее, если бы не тень памятника, если бы не тень инопланетянки, но в ту ночь у нее имелись планы на множество иных тел. Тем не менее она не собиралась выпускать окуня из своих прохладных коготков. Эта властная и сверхчувственная дева заявила, что сегодня она не отпустит Космиста в мир его регулярных сновидений на встречу с возлюбленной гостьей из далеких миров, вместо этого они должны вместе отправиться в клуб «Арчимбольдо», который она охарактеризовала как «сад земных наслаждений», а там, в этом саду, их якобы ожидает масса разгоряченных землян, готовых окунуться в заводи даже таких очаровательных излишеств, о которых они сами еще не подозревают.
Как сказал Петир Бейлиш из сериала «Игра престолов», хозяин изысканного столичного борделя, «мы удовлетворяем даже такие вожделения, которых не существует в природе, поэтому нам приходится сначала придумать их, чтобы потом удовлетворить».
В такси Ирма продолжала изучение телесных свойств Космиста, к радости таксиста, который следил за ними сквозь зеркальце своим многое повидавшим и слегка воспаленным турецким глазом. Такси доставило их на окраину города к стенам бывшей фабрики, где когда-то производилась одежда и где теперь люди разными способами избавлялись от одежд. Фабрика была внушительных размеров, обнесенная глухим забором, а внутри состояла из большого количества корпусов и внутренних дворов. У проходной их встретили два капуцина, один из которых держал в руке чашечку капучино, над которой поднимался сладкий парок. Ирму немедленно узнали и встретили чуть ли не земными поклонами, а один из ряженых от избытка сердечности протянул Космисту свою горячую чашку со словами:
– Не желаете ли глоточек?
Космист не посмел отказаться. Никогда прежде ему не приходилось пить капучино в третьем часу ночи, да еще из чужой чашки, но, кажется, эта ночь была из тех, когда многое случается впервые. Он глотнул и с приторно-сладким вкусом во рту вступил в чертоги клуба «Арчимбольдо».
Он не бывал раньше в таких клубах. Но даже если бы он был их завсегдатаем, его всё равно смогло бы впечатлить это место, названное в честь роскошного художника эпохи барокко, который любил изображать лица, сложенные из различных предметов: лицо воина, состоящее из доспехов, мечей и пожаров, лицо сладострастника, сплетенное из нагих тел, лицо аграрного демона, сложенное из овощей. Мир сексуальных излишеств и перверсий