После они какое-то время жили неподалеку, снимая квартиру. И тут стало известно, что Андрей впал в состояние депрессии. Это была странная депрессия. Андрея Викторовича можно было навещать. Он поддерживал довольно оживленное общение с приходившими к нему людьми, но при этом всё время лежал на диване. И часто лежал, повернувшись спиной к гостям. Тем не менее с этой спиной вполне можно было общаться. Он отвечал на вопросы, иногда сам произносил какие-то реплики.
В этом лежании на диване (его Андрей Викторович практикует в течение всей жизни) есть что-то стержневое, глубинное. Чувствуется, что это не просто частный случай лежания на диване. Это некое суммарное лежание на диване. Целый фокус предшествующих лежаний на диванах собирался в этой позе. Просматривались Обломов, Раскольников и другие классические русские персонажи. Но сквозь них просвечивал и более дальний Восток: лежащий Будда, каноническое изображение «Паранирвана».
Когда-то я бывал в Таиланде и на Шри-Ланке, в буддийских странах. Там весьма распространены статуи лежащего Будды. Есть две версии такого рода статуй, которые отличаются лишь одной деталью. В одной версии ступни Будды сведены вместе, а в другой версии одна ступня слегка смещена относительно другой. Комментарий к этому различию звучит так: когда Будда медитировал, ступни его были расположены симметрично относительно друг друга, прижаты друг к другу. Когда же он умер, единственное внешнее изменение, что произошло с его телом в этот момент, – одна ступня слегка сместилась в отношении другой.
При этом поза, в которой лежит Будда, совпадает с позой, которую принимали римляне и греки во время застолий. Человек лежит на боку, подперев голову одной рукой и вытянув вторую руку вдоль тела. Я не хочу сказать, что Андрей Викторович всегда лежал в этой позе. Он лежал в разных позах. Не всегда он подпирал голову рукой, но в целом это лежание на диване – важная вещь. Впоследствии я в течение многих лет навещал его: он почти всегда лежал на диване. К этому в какой-то момент присоединился телевизор. Он стал смотреть телевизор, как бы приглашая своих гостей разделить с ним эту медитацию на сакральный телеэкран.
Как-то раз мы с Сережей Ануфриевым спросили его: «А почему вы, Андрей, к нам никогда не приходите в гости? Мы к вам часто приходим, а вы к нам нет». На что Андрей сказал: «Потому что я в этом мире не гость, а хозяин!» И тут же стал бешено хохотать и кричать: «Проговорился! Проговорился!» То есть сразу стало ясно, с кем мы имеем дело – с хозяином.
Гость и хозяин – важнейшие категории чаньских разговоров. В книжке чаньских случаев постоянно используется эта терминология: guest и host.
Хозяин – тот, к кому приходят за определенным знанием. Или, наоборот, за избавлением от знания. В любом случае к хозяину являются с некоторой надобностью. Самому ему ничего особо не нужно. Хотя на скрытом уровне хозяин очень нуждается в гостях, и это всем понятно, но не афишируется.
Я лицезрел Андрея Викторовича и в других ипостасях. Его настоящая фамилия Сумнин, а его псевдоним – Монастырский, эти имена много говорят о нем. Фамилия Сумнин включает в себя корень «ум», и в то же время приставка «с-» наводит на мысли о возможности «сойти с ума».
Андрей Викторович много раз говорил, что схождение с ума очень страшная вещь, и в этом не приходится сомневаться. Тем не менее в его грандиозной терапевтической практике ему удалось отчасти нивелировать схождение с ума посредством превращения самого этого схождения в некий артистический и текстообразующий агрегат.
Моя бабушка, которая отнюдь не страдала маразмом и обычно никогда ничего не путала, почему-то при произнесении фамилии Монастырский всегда допускала оговорку и называла его исключительно Андрей Богатырский. И в этом содержался довольно проницательный проруб. В Андрее, безусловно, присутствует ярко выраженное богатырское, шаманское начало. То есть он – могучий воин, воин-шаман, который магическим образом не раскисает, постоянно лежа на своем диване. Наоборот, собирает в себе недюжинную мощь. Эта недюжинная мощь давала о себе знать в различных практиках, которые вырывались из него даже непроизвольно. В молодости у него была такая привычка: идя по лесу, выбирать молодые гибкие деревья, сгибать их и завязывать петлями, привязывая их ветвями к собственному стволу. Так образовывался магический лесной след в тех местах, где проходил Андрей: петлеобразные, запетлеванные деревца. Видимо, это очень древняя пермская, вятская или удмуртская форма взаимодействия со средой, форма шаманского ритуала, магического воздействия.
В богатырском контексте вспоминается и любимая Андреем игра в хлопанье в ладоши. Играется так: два человека становятся друг напротив друга, выставив перед собой руки ладонями наружу. Задача – ударить в ладони противостоящего человека так, чтобы он слегка сместил свои ступни в отношении пола. Игра кажется несложной, но на самом деле она довольно сложная. Андрей был всегда абсолютным чемпионом в этой игре. Когда ты получал удар по ладоням и, естественно, оступался – в этот момент чувствовалась дикая, зубодробительная мощь, которая скрывается в этом на вид довольно субтильном организме, который еще к тому же часто жаловался на скверное состояние, как физическое, так и психическое.
Эта ипохондрия и эта хрупкость соседствовали в нем с дикой, необузданной силой, которая ждала своего момента, чтобы выплеснуться: то дерево согнуть, то человека сбить с ног ударом ладони, то организовать акцию КД. Здесь открывается целый этнический мир, потому что в Андрее присутствует нечто от пранародов, которые заселяли наши северные края еще до появления славянского населения. То есть финно-угорская группировка и северные племена. Недаром Андрей родился в Петсамо, на Крайнем Севере, на границе с Норвегией. Мне вспоминается его рассказ из раннего детства. Его, очень маленького, везут на санках среди сплошной белизны, среди ослепительной снежной равнины, где ничего нет, но он видит яркий галлюциноз на фоне снегов, крайне экзотического содержания. Видит павлинов, блещущих всеми цветами радуги и антирадуги, какие-то экзотические растения, цветы. При этом всего этого он видеть в реальности еще тогда не мог, был крайне мал и не выезжал еще за пределы Петсамо. Склонность к непроизвольному галлюцинированию, судя по этому рассказу, появилась у него в раннем детстве, чтобы потом пройти многоступенчатые каскады своего разворачивания.
Жизнь Андрея представляет собой жизнь могучего шамана, духовидца и мага. В качестве таковой она обретает свое воплощение в деяниях, которые с шаманской северной финно-угорской осторожностью закамуфлированы под произведения современного искусства. Это напоминает финно-угорские тактики, какими мы знаем их из истории. Коренное население наших краев почти никогда не вступало в военные конфликты с народами, которые приходили на эту землю, например со славянами, или с германо-скандинавами, или с литовцами. Финно-угры просто отходили, отступали, скрываясь в тех местах, которые не казались иным народам привлекательными. Это была мудрая стратегия, потому что таким образом удавалось сохранить нечто, что у других народов сгорало в битвах: некие способности, некие знания, некие созерцания. Этим укромным древним народам, всегда уходившим в места, которые казались другим необитаемыми, удалось многое унести с собой – немало ценного и незаметного. Прежде всего саму стратегию, науку и искусство незаметности, скрывания, а также умения жить в гиблых и необитаемых местах, которые недоступны другим не потому, что они хорошо защищены. Они вообще не защищены, они просто не нужны, с ними непонятно что делать. Там не было ничего ценного с точки зрения иных народов, живущих за счет экспансии, которым всегда нужны новые земли для аграрных деяний, либо пастбища для скотоводческих практик, либо какие-то рудники. Финно-угры же старались найти места, где нет ничего нужного. Это прежде всего болота. Таким образом возникла целая болотная культура, которая является скрытой изнанкой всего русского мира. Это и есть подлинный, коренной, изначальный русский мир, дославянский, праславянский, который можно сравнить с миром индейцев Северной Америки.
В этом смысле Моня – настоящий Дон Хуан, но гораздо более осторожный, чем мексиканский Дон Хуан, знакомый Карлоса Кастанеды. Я очень сомневаюсь, что Карлос вызвал бы у Мони такую степень доверия, которую он вызвал у мексиканского Дона Хуана. Полагаю, что Андрей Викторович смог бы наебать своих Карлосов так, что комар носу бы не подточил. Финно-угорский комар северокарельского разлива. И никто из этих Карлосов не догадался бы, что перед ним опытный шаман, уделяющий физиологии комаров пристальное и трепетное внимание. Моня много раз заявлял, что комары и пустота располагаются в центре его интеллектуальных медитаций. Глубоко болотный взгляд на вещи.
При этом он вроде бы очень цивилизованный человек, крайне современный, вестернизированный, пребывающий в курсе всего самого актуального, любящий современное искусство, любящий модернизм, модернистскую музыку, обожающий компьютерные игры, гаджеты, девайсы и так далее. Эта риторика во многом заимствована Андреем Викторовичем из оттепельной риторики физиков, которые некогда противостояли (как читатели, наверное, помнят) лирикам. Эта рационалистическая, вполне культивирующая прогресс, культивирующая достижения науки риторика является в данном случае виртуозно сплетенной завесой, которая скрывает некие магические умения. Причем скрывать эта завеса должна не только от других, но и от самого себя. Шаман не должен знать, что он может. Отголоски этих магических принципов слышны в словах Иисуса Христа: «Поступайте так, чтобы ваша правая рука не знала, что делает левая». Андрей Викторович всегда следовал этому принципу. Правая его рука создавала гирлянды каких-то отвлекающих маневров, очень отточенных и блестящих, а левая рука совершала таинственные и мистические деяния.
Период его жизни с Ирой Наховой мне хорошо запомнился, мы тогда много общались. Ира создавала так называемых «альфредиков». Это были мешочкообразные существа, сшитые из ткани и набитые то ли ватой, то ли песком, то ли каким-то другим материалом, крайне асимметричные: такие неудачные эмбриончики, которым явно не светило ничего в эволюционной цепочке. Обреченные плоды некоего неизвестного инцеста. На тему этих существ она делала картины и куклы, целый мир «альфредиков». Андрей через какое-то время, когда они уже поселились на Малой Грузинской в квартире Иры, сделал один из своих первых объектов – «Кучу». Замечательный объект, который всех вдохновлял. Имелась специальная полочка, на эту полочку каждый из приходивших гостей должен был что-нибудь положить. При этом Андрей аккуратно вел тетрадь, где записывалось, кто и что положил: имя, дата. Так осуществлялось кормление кучи, и куча постепенно