Название магазинчика происходит от того, что на этой же улице Шпигельгассе находилось знаменитое кабаре «Вольтер», где собирались дадаисты. Там же часто бывал и Ленин. Они нередко беседовали, как свидетельствуют современники. Кто-то из мемуаристов описывает следующий разговор. Дадаисты стали упрекать Ленина в том, что он недостаточно радикален. На это Ленин ответил замечательной фразой: «Я радикален настолько, насколько радикальна реальность». Хотя бы уже за одну лишь эту фразу В. И. Ленин достоин того безумного количества памятников, которые были ему воздвигнуты.
Начало русско-швейцарской связки, этой большой констелляции сцепок, сцеплений – эта история о Ленине, легенда о том, что источником его смерти, его неадекватного галлюцинаторного состояния в конце жизни было посещение им цюрихского борделя, где он якобы заразился сифилисом, который потом перерос в прогрессивный паралич и способствовал его трансформации в некое загадочное существо, живущее в Горках и погруженное в космическое состояние. Легенда не соответствует исторической правде, потому что эта болезнь была получена им по наследству, от отца. Тем не менее эта легенда связывает образ Ленина с Ницше и его отражением в романе Томаса Манна «Доктор Фаустус», где история гениальности описана как история болезни. Герой романа Леверкюн заражается этой болезнью, что способствует его гениальным взлетам, а затем приводит к полной деградации и распаду.
Эта история в той галлюцинаторной растусовке, которая открылась моему созерцанию, связывалась с фрагментом из телесериала «Семнадцать мгновений весны», где часть сюжета разворачивается в Швейцарии, в Берне. Это очень важный момент как для сериала «Семнадцать мгновений весны», так и для нашей выставки. Это кульминационный момент: в Швейцарии происходят сепаратные переговоры между представителями Америки и представителями фашистской Германии. Конец войны, 1944 год, многие руководители Германии, в частности Генрих Гиммлер, руководитель репрессивного аппарата СС, уже понимают, что фашистская Германия обречена, и начинают искать тайных контактов за спиной СССР с западными союзниками, западными членами коалиции, в частности с Америкой. Эти переговоры в действительности происходили. Сталин потребовал от советских разведчиков особого внимания к этим переговорам, он очень боялся этих сепаратных соглашений. Советские разведчики разузнали о факте переговоров, разузнали о том, как они происходили, и есть известная переписка Сталина с Черчиллем и Рузвельтом на эту тему. По требованию Сталина переговоры были прекращены.
Инсталляция МГ «Швейцария + Медицина». Цюрих, 1992
Перформанс МГ «Три парки». Цюрих, 1992
Этот эпизод есть в сериале. Там Штирлиц посылает в Швейцарию двух своих агентов (оба непрофессионалы, он завербовывает их по ходу дела) для выяснения деталей, связанных с этими переговорами. Это два агента: профессор Плейшнер и пастор Шлаг. Первый из них интеллигент, рассеянный профессор, и он, конечно, проваливает свое задание. Второй – представитель религиозных кругов, священник. Он справляется с заданием. Советская мифология таким образом демонстрирует, что там, где на интеллигента положиться нельзя, на представителя древних проверенных временем сакральных культов положиться можно, они не подведут. Трудно поспорить с этим утверждением.
Щемящий и ранящий душу образ профессора Плейшнера пленял наше медгерменевтическое воображение. Столь же он пленял и мое личное воображение, хотя бы тем, что он П. П. Про него была знаменитая загадка: на дороге валяется, на два П начинается. Отгадка – профессор Плейшнер. Плейшнер забывает про цветок, не замечает его, потом замечает его слишком поздно, видит агентов гестапо вокруг себя, понимает, что он пропал, принимает яд и, выпав в окно, умирает. В моем галлюцинаторном созерцании это падение Плейшнера из окна, швейцарского окна, связано с гипотетическим падением Ленина, скатыванием его по морально-физиологической лестнице.
Зима 1992 года, когда этот проект был задуман, – это та самая зачарованная зима, зима конца СССР, зима невероятных, ни с чем не сравнимых галлюцинаторных медитаций на герб СССР, вообще на фигуру уходящего советского мира, который в свой самый последний момент подарил нам феерический шлейф незабываемых созерцаний. Именно в разгар этой зимы мы с Сергеем Ануфриевым на десять дней прибыли в Швейцарию для предварительных переговоров. Переговоры эти можно каким-то образом сопоставить с переговорами, которые вели (в сериале, а также в исторической реальности) со стороны Америки – Аллен Даллес, со стороны Германии – генерал Вольф, представитель Генриха Гиммлера. Когда мы приехали к Йоллесам, они приняли нас у себя дома в Берне. Это прекрасный дом, где они занимают два верхних этажа, выходящий окнами на горную реку Ааре, очень быструю, бурную горную реку, которая проносится сквозь Берн как скоростной поезд. В этой большой комнате, сидя в этом старинном доме, я стал увлеченно рассказывать Йоллесам всю эту растусовку – предмет будущей выставки. Они, как я уже сказал, очень снисходительно и в то же время вдумчиво внимали всему этому достаточно внутреннему бреду. Когда я дошел в своем описании до секретных переговоров, которые велись между Америкой и фашистской Германией, между генералом Вольфом и Алленом Даллесом, Эрна Йоллес, спокойно поставив на стол чашечку из тонкого фарфора, из которой она отпивала чай, сказала: «Да, я знаю, эти переговоры происходили в этой комнате, в которой мы сейчас находимся, у нас дома. Этот дом – дом моих родителей. Я провела здесь детство. И я прекрасно помню, как всё это происходило. Я даже должна признаться, что была слегка влюблена в генерала Вольфа. Это был интересный мужчина, очень подтянутый, очень красивый. А вот манеры Аллена Даллеса оставляли желать лучшего, он немного коробил нас своей вульгарностью».
Это была неожиданная сцепка с реальностью, с реальной жизнью, в частности с жизнью Эрны, потому что для меня это было нагромождением фикций: сначала фикция сериала, отразившегося затем в галлюцинозе, то есть некая такая пагода, составленная из разных уровней иллюзорности. Вдруг эта пагода, спираль иллюзий, зацепилась за реальность. Это обратный эффект галлюцинирования, с которым мы тогда сталкивались постоянно, на каждом шагу. Итак, первый рассказ о проекте случился в той самой комнате, в которой совещались в глубокой тайне от всего мира генерал Вольф и Аллен Даллес.
Впоследствии, когда мы стали готовиться к выставке и нам потребовались для «Коридора Штирлица» кадры из сериала «Семнадцать мгновений весны», мы попросили Машу Чуйкову, у которой были знакомые на «Мосфильме», чтобы она пошла туда и раздобыла качественные кадры, связанные с гибелью профессора Плейшнера. Профессора играл актер Евстигнеев. Когда она закончила выбор кадров гибели Плейшнера, ей сообщили, что, пока она этим занималась, пришло сообщение, что Евстигнеев умер в Лондоне.
Следующий коридор – «Коридор Холмса». Незадолго до этого мы написали в рамках «Медгерменевтики» целую книгу, посвященную анализу рассказов о Шерлоке Холмсе. Ключевые рассказы сборника «Последнее дело Холмса» и «Пустой дом» описывают смерть и воскресение Холмса. И то и другое случилось в Швейцарии, в месте под названием Райхенбах. У Райхенбахского водопада происходит решающая схватка между принципами добра и зла, между Холмсом и профессором Мориарти. Они оба гибнут. Известно, что Конан Дойл действительно хотел на этом закончить эпопею о Шерлоке, но по требованию читателей вынужден был воскресить этого персонажа. Ему пришлось вернуться к водопаду и описать чудесное спасение Холмса, его восстание из водяной бездны. Здесь снова присутствует тема, которая связала воедино в моем созерцании все эти швейцарские сюжеты, тема восхождения, пика, высокогорного подъема, затем падения и нового возрождения. Падение Ленина, вслед за которым происходит его восхождение на пирамиду власти. Падение Плейшнера, за которым следует воспарение его кристально чистой души, не загрязненной никакими злыми деяниями. Падение и воскресение Холмса в пространстве швейцарского водопада: все эти падения и возвышения связаны со Швейцарией.
Для «Коридора Ленина» я сделал серию картин, где изображались сценки ленинской жизни в Швейцарии. Единственными цветными элементами на всех этих картинах были элементы из так называемого «Письма тотемами». Незадолго до этого мы выставили в Амстердаме инсталляцию «Ленин и дети». Мы нашли в какой-то момент обложку журнала «Веселые картинки» за 1980 год. На обложке воспроизведен аутентичный рисунок Ленина. Это единственный, насколько мне известно, сохранившийся рисунок Ленина, сделанный им в возрасте двенадцати лет на бересте. Называется этот рисунок «Письмо тотемами». Это очень сложная, до сих пор не расшифрованная пиктограмма. Володя Ульянов создал его в рамках игры в индейцев, в которую он играл со своим другом по Симбирску Борисом Фармаковским. У них была очень разработанная, разветвленная игра. Мы потратили какое-то время в попытках расшифровки этого пиктографического изображения. В центре этого «Письма тотемами» появляется набор предметов и фигурок: подкова, жаба, самовар, рак, аист. В каждый интегрировано символическое изображение красного сердца. Сердца связаны линиями, а все эти линии нисходят к такому же сердцу, которое изображено в центре фигуры человека, погруженного в пруд или озеро. Самое поразительное в этом изображении, сделанном двенадцатилетним мальчиком Володей Ульяновым, что этот человек, погруженный в пруд, весьма напоминает человека, которым он стал в преклонном возрасте. Он лысый и с бородкой, очень похож на Ленина и на отца Ленина тоже.
В архиве МГ была папка, помеченная словом «DAVOS»
Тема связующих линий (или же «сердечных связей») была для инсталляции важнейшей. Во всех коридорах были проделаны внизу специальные отверстия, куда проникали связующие линии. Все объекты снабжены зримыми, расползающимися, как змеи, гибкими стрелками, которые просачивались через специальные окошки и тянулись, связывая коридор с коридором. Для «коридора Штирлица» мы отобрали стоп-кадры из фильма с падением профессора Плейшнера. Для «Коридора Холмса» я нарисовал некие подобия китайских свитков на рисовой бумаге, где изобразил горные ландшафты с водопадом. В этих якобы китайских (а на деле – швейцарских) ландшафтах фигурки сражающихся Холмса и Мориарти изображены в европейской манере девятнадцатого века.