Выпив две чашки кофе и немного придя в себя, я позвонила Артему. Он уже был на боевом посту, моему звонку не порадовался, особенно когда я поведала о вчерашней встрече.
– Представляю, что ты вчера наболтала. У тебя ум есть?
– Он сказал – нет.
– Правильно сказал.
– Зато у меня есть отпечатки его пальцев. Должны быть вполне сносными. Скажи, что я умница? Если Тагаев уже в городе, так, может, ты с ним побеседуешь?
Артем действительно побеседовал, не вызвал Тагаева на допрос, а съездил к нему сам в тот же “Шанхай” и поговорил. По неведомой мне причине Вешняков Тагаеву понравился много больше, чем я, он поил его кофе и даже, по словам Артема, предлагал коньяк, был разговорчив и совершенно открыт, как слуга народа перед выборами, но ничего стоящего так и не поведал: незнаком, не встречался, не в курсе.
Артем остался доволен, но длилось это недолго, аккурат до того момента, когда на стол ему легли результаты экспертизы. Во-первых, застрелили Веру из того же пистолета, что и Райзмана, во-вторых, пальцы на рюмке и на визитной карточке принадлежали одному и тому же лицу. Артем издал тяжкий вздох и спешно собрал военный совет, то есть меня и Лялина.
– Значит, я не ошиблась и “БМВ” возле дома Веры был тот самый, – не удержалась я от того, чтобы не похвалить себя. Сами знаете, как у нас: себя не похвалишь, никто не догадается.
– “БМВ” числится за ЗАО “Старт”, то есть принадлежит все тому же Тагаеву, – вздохнул Артем.
– Он был у Веры той ночью.
– Допустим. Но если верить результатам вскрытия, а кто им не поверит, убили ее где-то около четырех утра. Мог быть и еще один гость, заглянувший позднее.
– Если убил Тагаев, он бы рюмку вымыть потрудился, – подергав ус, изрек Лялин.
– Вашему Тагаеву самому убивать не надо, он поговорил с женщиной, решил, что она опасна, возможно, успокоил ее, чтобы не волновалась и не делала резких движений, а потом отправил к ней киллера.
– Которому она открыла дверь, – съязвил Артем.
– Он мог ей позвонить и предупредить, что от него придет человек.
– Не было никаких звонков, я проверял. Ты ушла от нее, она позвонила Никифорову, затем ей позвонила ты, и на этом все. Правда, вечером был звонок из ресторана “Шанхай”. Что-то около одиннадцати, незадолго до твоего прихода.
– И после этого ты хочешь сказать, что твой Тагаев здесь ни при чем?
– Ты выражения-то выбирай, – обиделся Артем. – То, что он у нее был, факт, считай, установленный, – немного помолчав, продолжил он. – Но вовсе не факт, что он причастен к убийству.
– Чего ж тогда врет, что знать ее не знает?
– Ну… у него нет привычки особенно откровенничать с милицией.
– И наверняка есть повод скрывать свое знакомство.
– Хорошо. Допустим. Что ты предлагаешь?
– Всерьез заняться Тагаевым. Где-то, когда-то они с Верой встречались, и кому-то об этом наверняка известно.
Мы дружно взглянули на Лялина, тот тяжко вздохнул:
– Может, мне открыть сыскное бюро? На свою работу времени все равно нет.
– Я тебя о помощи не просила, – сказала я. – Сам вызвался.
– Я помню, но должен обратить твое внимание на малюсенький нюанс: когда я напросился, ты числилась в подозреваемых. По крайней мере, других кандидатур не было. Теперь у нас какой-то мафиози, а про тебя менты как будто вовсе забыли. Так чего суетиться?
– Пока убийцу Анны не нашли, я все еще числюсь в подозреваемых.
– В милиции работают профессионалы, им и карты в руки.
– Сколько у тебя дел в настоящий момент? – повернулась я к Артему.
– Четыре убийства, не считая этих трех.
– Вот, – удовлетворенно кивнула я. – И сколько из них ты рассчитываешь раскрыть?
– Не сыпь мне соль на раны, – развел руками Вешняков.
– Возьми ее к себе на работу, – предложил ему Олег. – Она вам враз раскрываемость повысит.
– Давление она мне повысит, а не раскрываемость. Не пью второй месяц, а давление зашкаливает.
– Продолжишь дурака валять или…
– Или, – торопливо кивнул Лялин. – От черта молитвой, а от тебя ничем. Тагаева беру на себя. Довольна?
– Спасибочки, – пропела я.
– Должна будешь, – фыркнул Олег, но заметно подобрел.
– Да, совсем забыл. – Вешняков положил руку на грудь, вроде бы прислушиваясь, стучит сердце или нет, вздохнул и сообщил: – Нашли туристов, что в воскресенье на острове отдыхали. Пацан видел какого-то дядю.
– Какого дядю?
– Не знаю. С ним участковый разговаривал. Компания из Кострова, поселок вниз по реке.
– Знаю.
– Вот и отлично. Сгоняй, поговори с пацаном, я участковому завтра позвоню. Будет от тебя хоть какая-то польза. Может, померещилось ребенку, а может, действительно кого-то видел.
– Опросил жильцов дома, где жила Вера? Вдруг не я одна “БМВ” видела?
– Не учи, ради Христа. Тот факт, что он приезжал к Неждановой, еще ничего не доказывает.
Домой я вернулась поздно, хотела поскорее лечь спать, игнорируя заинтересованные Сашкины взгляды, но совесть дала о себе знать, и я позвала:
– Пес, потопали гулять.
Толкнула входную дверь и тут же попятилась, за кустами напротив кто-то прятался. Я захлопнула дверь и проверила замки.
– Мы на осадном положении, – сообщила я собаке, – придется обойтись без прогулки. Ты ведь не хочешь, чтобы твоей хозяйке кирпич на голову свалился?
Я прошла на кухню, гадая, разыгралось ли у меня воображение или действительно за кустами кто-то прячется.
– Черт, – выругалась я, потому что перспектива находиться в осаде меня не прельщала, я люблю вечерние прогулки не меньше Сашки, да и просто противно, что приходится бояться. С другой стороны, искушать судьбу не стоит.
Я поднялась на второй этаж и, не включая свет, подошла к окну. От куста отделился мужской силуэт и тут же скрылся в тени. Через минуту я вновь его заприметила. Мужчина дошел до конца сквера и вернулся назад. “Значит, не почудилось”, – подумала я и вновь зло чертыхнулась. Понесла меня нелегкая к Тагаеву, толку ни на грош, а врага нажила.
Торчать у окна, вглядываясь в темноту, по-моему, довольно глупое занятие, но мне здесь точно медом намазали. Я принялась высматривать машину поблизости и ничего не высмотрела. Выходит, этот тип не такой дурак. Сна не было ни в одном глазу, и отправляться спать не имело смысла, впрочем, как и стоять у окна.
– Пойду смотреть телевизор, – сказала я, но не двинулась с места.
Вдруг силуэт возник на дорожке, ведущей в глубь парка, он приближался к фонарю, еще немного и… Я его увидела и длинно выругалась. Походку ни с какой другой не спутаешь, и седая шевелюра. Дед. Конечно, Дед. Шляется под моими окнами. Он что, спятил? Наверное, спятил, а что ж еще?
– Сумасшедший дом, – пробормотала я. – Зря Сашку без прогулки оставила, а напугал-то как, господи.
Теперь мне ничто не мешает прогуляться, там Дед, а не неведомые враги. Интересно, если я выйду, он сбежит или придумает какую-нибудь глупость, чтобы объяснить мне свое появление? Желания встречаться с ним у меня нет, и все. И вообще я иду спать.
Я спустилась в кухню, выпила теплого молока, говорят, это способствует хорошему сну. Мне не способствовало. Я выглянула из-за занавески, вроде бы ушел… и правильно, чего здесь отираться? Через минуту я увидела его, он стоял, привалясь к дереву, и пялился на мои окна, держась в тени. Проехала машина, и свет фар выхватил на мгновение знакомую фигуру.
– Это хуже, чем сумасшедший дом, – крикнула я Сашке. Он, сообразив, что гулять мы не пойдем, ушел в гостиную смотреть телевизор.
Прошло полчаса, Дед стоял как приклеенный. И я у окна тоже. Может, выйти на балкон, стихи почитать: “Кто это проникает в темноте в мои мечты заветные?” Ромео и Джульетта. Когда мужик в шестьдесят лет ведет себя как мальчишка, это прямо-таки обескураживает. А еще действует на нервы. Я не выдержала и набрала номер его мобильного.
– Привет, – сказала я со вздохом.
– Не спишь? – ответил он.
– Как видишь, то есть слышишь.
– Рад, что ты позвонила. Как твои дела?
– Нормально. Ты где сейчас?
– Дома…
– Вроде машина проехала.
– Я на балконе.
– С сотовым в руке?
– Я рядом с твоим домом, – вздохнул он.
– Почему бы тебе просто не зайти?
– Не уверен, что ты обрадуешься.
– Я уже говорила, что не обрадуюсь, но твое дежурство под моими окнами просто никуда не годится. У меня сердце разрывается на части. Иди домой и ложись спать.
– Извини, – покаянно сказал он. – Ты права, и вообще…
Он отключился, а я прошла к входной двери, распахнула ее и прислонилась к дверному косяку, сложив на груди руки, в свете, падающем из холла, он, безусловно, хорошо меня видел.
Дед торопливо пересек дорогу, отделяющую сквер от моего дома.
– Можно войти? – спросил он.
– А зачем я дверь открыла, по-твоему?
Он вошел, запер дверь, и я оказалась в его объятиях. Не могу сказать, что меня это удивило, в конце концов, для чего-то я в самом деле открыла дверь.
– Девочка моя, – зашептал он, его голос, как всегда, завораживал. Ну вот, он меня целует… Все дело в его чертовом голосе, закрываешь глаза, и все, как раньше: я люблю его, он любит меня, и впереди нас ждет светлое будущее.
Он подхватил меня на руки и понес в гостиную. Вместо того чтобы сказать: “Игорь, ты пожилой человек, подумай о здоровье, еще надорвешься чего доброго”, сказать и испортить романтическую сцену, после чего, почувствовав взаимную неловкость, мы выпьем чайку и тихо-мирно поговорим, так вот, вместо этого я уткнулась носом в его грудь, точно в детстве, когда я засыпала перед телевизором, а он относил меня в постель. Я нарочно засиживалась у телевизора, из-за вот этой минуты, когда он подойдет и подхватит меня на руки, а я уткнусь ему лицом в грудь. Должно быть, по этой причине сейчас я терпеть не могу телик, некому меня на руках носить.
– Как же я люблю тебя, – сказал он. Голос внутри меня шептал: “Он в самом деле тебя любит, и ему плохо, очень плохо, может, даже хуже, чем тебе”, а второй голос рыкнул: “Не позволяй пудрить себе мозги”. Был и третий, тоненький и противный: “Да ладно, чего ты, порадуй старика, от тебя не убудет”. Все три мне надоели, и я заревела со злости, что не могу от них избавиться, а Дед гладил меня по голове и шептал: – Забудь все, – точно гипнотизер, повторял он. – Есть только ты и я…