Эксклюзивный мачо — страница 33 из 50

но быть, вид у меня сейчас страдальчески безучастный, вот Лялин и сомневается.

– Слежу, – вздохнула я. Конечно, я прекрасно понимала, что он имеет в виду, о том же самом я размышляла, сидя в кабаке, и даже пиво не помогло разобраться во всей этой чертовщине. Именно чер­товщине, прямо-таки мистической, потому что при всей видимой простоте (все четыре убийства связа­ны) внятной картинки не складывалось. Не было ее, хоть тресни. – Мы узнали, что любовник Тагаев, – пнув ногой камешек, продолжила я. – Но это абсо­лютно ничего не дает. Мотива нет. Первое, что при­ходит на ум, шантаж, но тогда все четверо должны знать, чем она его шантажировала, что ни в какие ворота не лезет. С Верой она, допустим, откровен­ничала, но Райзман и Лапшин при чем?

– Вот-вот, – кивнул Лялин. – Эта версия не годится. Либо убийства никак между собой не свя­заны… да-да… – недовольно буркнул он, – вопре­ки всему тому, что успели раскопать и чего успели домыслить. Не связаны, и все. Либо на яхте не было никакого киллера, убил кто-то из гостей и сейчас, исходя нервной дрожью, убивает возможных свиде­телей. Тех, кто, по его мнению, мог что-то заподо­зрить.

– Но Тагаев…

– Да знаю я, Артем звонил. Детка, у меня пред­чувствие… ты веришь в предчувствие?

– В твое да, – с готовностью кивнула я.

– Так вот, внутренний голос настойчиво шеп­чет: Тагаев здесь ни при чем.

– Вы с Вешняковым сговорились, что ли? – фыркнула я. – Ну, хорошо, хорошо, – торопливо махнула я рукой. – Допустим. Из тех, кто был на яхте, исключая повариху и мачо, остались четверо: я, Сафронов, Никифоров и Лапшина.

– В настоящий момент я бы никого исключать не стал. Начал бы все с нуля. Правда, есть и третий вариант, – помедлив, сообщил Олег с печалью. – Нас водят за нос.

– Здрасьте, – развела я руками. – Это в каком же смысле?

– В буквальном. Нет никакой связи между че­тырьмя убийствами, он просто убивал, потешаясь над нашими попытками что-то там откопать.

– Он псих? – насторожилась я.

– Не знаю. Все это весьма смутно бродит во мне. Я бы вот так желал выразить все словами, – дураш­ливо пропел Олег, – но слов нет. Одни чувства, а их, как известно, к делу не пришьешь.

– Допустим, он псих. Тогда, по логике вещей, он не остановится, пока не убьет всех, кто там был.

– Точно, – хихикнул Лялин. – Все просто: по­следний, оставшийся в живых, и есть убийца.

– Очень смешно, – разозлилась я.

– Ладно, не злись, посмотрим, что накопает Вешняков. Ты куда сейчас, домой?

– Да, спать хочу.

– Тогда спокойной ночи. – Лялин по-отечески поцеловал меня в лоб, и я побрела к своей машине.

Его предчувствие плюс мое предчувствие, мо­жет, и вправду за этим что-то есть? Нас водят за нос, пускают по следу, а мы с великим усердием находим все новые и новые улики. Но не там и не против того. Олег прав, надо начать заново, выбросив из го­ловы все, что удалось узнать и… легче сказать, чем сделать. Тут я вспомнила о девице, владелице крас­ного “Фольксвагена”, которую собиралась еще раз навестить сегодня, завела мотор, Лялин посигналил, трогаясь с места, я тоже, и в первый момент даже не поняла, что случилось: из-за угла выскочила маши­на (джип, а вот какой, разглядеть я не успела), мгно­венно набрала скорость по прямой, и тут же грохну­ла автоматная очередь. Я вжала голову в руль и толь­ко после этого поняла, что стреляли не в меня. Джип пронесся дальше по темной улице, и стало так тихо, точно я осталась одна во всем мире.

Я быстро развернулась и увидела в свете фар ма­шину Лялина, ее занесло на тротуар, дверь водителя была распахнута.

– Господи, – прошептала я, остановила маши­ну и бросилась к джипу Лялина, исходя дрожью. Я не хочу видеть то, что сейчас придется увидеть, не хочу, не хочу… Господи, я не хочу… Он чуть ше­вельнулся, и я заорала: – Олег!

– Все нормально, – сказал Лялин, слова дава­лись ему с трудом.

– Ты ранен?

– Зацепило. Вызывай “Скорую”, а меня не тро­гай, что-то со спиной…

Я вызвала “Скорую”, позвонила Артему и устро­илась на ступеньке в ногах Лялина.

– Ты молчи, ладно? А я говорить буду, тебе нель­зя… Ты потерпи маленько, слышишь? Ты меня слы­шишь? Пожалуйста, потерпи, только не умирай…

– Дурак я, что ли? – ответил он, я заревела и засмеялась. – Я еще не осуществил свою мечту.

– Какую? – спросила я. Я знала, что говорить ему нельзя, но, когда он молчал, было так страшно.

– Должен же я когда-нибудь тебя трахнуть.

– Хоть завтра, только не умирай.

– Боюсь, завтра не получится.

Я держала его за руку, прислушиваясь к реву си­рен на соседней улице, и, когда рядом затормозили машины, вроде бы отключилась, потому что о тех минутах ничегошеньки не помню. Первое четкое воспоминание: Лялин на носилках и откуда-то по­явившийся Артем шепчет:

– Все будет хорошо, он мужик крепкий, вот увидишь… – и лицо Лялина, бледное, чужое лицо, только усы смешно топорщились. “Скорая” уехала.

– Ты как? – спросил Артем.

– Не знаю, – честно ответила я, с удивлением уставившись на свой закатанный выше локтя рукав.

– Вы сможете ответить на наши вопросы? – де­ловито осведомился мужчина в костюме и при галс­туке. Встречаться с ним ранее мне не доводилось, но и без того ясно, откуда его принесло.

– Попробую.

Большую часть ночи я отвечала на вопросы. Сначала ребятишкам в костюмах, потом Вешняко­ву, потом парням из охранного агентства, где рабо­тал Лялин, появившимся незамедлительно, но тер­пеливо дожидающимся своей очереди.

– Давай я тебя отвезу домой, – предложил Ар­тем. – Выглядишь ты довольно паршиво.

Я и в самом деле не была уверена, что доберусь до квартиры сама. Мы поехали ко мне, по дороге Артем заскочил в магазин и купил бутылку коньяка.

– Операция раньше, чем в шесть, не кончится, – пояснил он. – Врачи ничего определенного не говорят.

– Они никогда ничего не говорят. У него позво­ночник задет?

– Говорю, они как партизаны, отмалчиваются. Или начнут трещать по-своему, хрен поймешь.

Мы выпили, устроившись на диване в гостиной. Сашка, почуяв неладное, вел себя тихо, только по­глядывал с беспокойством на меня.

– Артем, – позвала я.

– Чего?

Я досадливо махнула рукой:

– Ничего.

– Если ты на тот предмет… я уже забыл. Ну, не хотелось мне Тагаева трогать, я и не скрываю. И не из соображений собственной безопасности, о ней как раз я не очень-то думал, хотя можешь не верить.

– Я верю.

– Тагаев всех заставил играть по своим прави­лам. Установилось некое равновесие, соображаешь?

– Я сегодня не очень соображаю.

– Если равновесие будет нарушено… наш город славен тем, что братва не очень досаждает, по край­ней мере рядовым гражданам. Обделывают свои делишки, с властью делятся, власть делится с ними. Что ж, пусть так, если по-другому нельзя. Если мес­то Тагаева займет другой, неизвестно, что будет. Ес­ли б они только друг дружку мочили, так наплевать, но лес рубят, щепки летят. На самом деле все гораз­до сложнее, так что вылиться может в большую бе­ду. К тому же я упорно не вижу, зачем Тагаеву… хотя после сегодняшней стрельбы уже ни в чем не уве­рен. Может, Лялин где его зацепил ненароком? Серьезно зацепил, очень серьезно. Он ведь как раз связями Тагаева занимался.

– Олег интересную мысль высказал, – вздохнула я и поведала о нашем разговоре. Артем махнул рукой.

– Какой псих? В центре города расстреляли ма­шину из автомата. Выходка типично бандитская. Я с ребятами с его работы говорил, они в недоумении. Ничего у них сейчас такого нет, чтоб вот так с Оле­гом разделаться. Значит, покушение с его работой не связано. Надо было браться за Тагаева, – вздохнул он. – Может, тогда… чувствую себя… – Он вновь махнул рукой.

В шесть позвонила жена Лялина, оставшаяся в больнице. Операция прошла нормально, но врачи по-прежнему ничего не обещают. Артем решил, что домой смысла ехать уже нет, я постелила ему в гос­тиной, а сама перебралась в спальню, но заснуть не смогла, и коньяк не помог. В девять позвонили, я бросилась к телефону, уронив по дороге стул, дума­ла, что это из больницы, сердце колотилось где-то в горле, а руки вспотели. Оказалось, звонит Дед, а я неожиданно разозлилась.

– Что там у вас происходит? – рявкнул он.

– У меня ничего, – съязвила я. – Я еще даже не проснулась.

– Что с Лялиным? – спросил он на полтона ниже.

– Пока не ясно. Во всех смыслах: ни кто стре­лял, ни чем все это кончится.

– Я ведь просил тебя… что, так трудно понять? Воевать с бандитами не твое дело. Ты втравила в свои делишки Лялина, и теперь он в больнице, неизвест­но, выкарабкается ли. А все твое неуемное желание до всего докопаться самой.

Вместо того чтобы послать его к черту, я угрюмо промолчала, потому что критика была справедли­вой.

– Ты вернулся из Москвы? – спросила я, желая сменить тему, когда он немного поутих.

– Нет. Завтра. Я хочу, чтобы ты переехала ко мне, хотя бы на время.

Я оставила последние слова без ответа. Пускать­ся в рассуждения о наших отношениях мне не хоте­лось, да и в том, чтобы переехать к нему, я не видела смысла. И дело вовсе не в бандитах. Дед, как всегда, обыгрывает ситуацию, надеясь выжать из нее мак­симум полезного. Он предвидел, да я не поверила, кара обрушилась, он пригрел на груди и спас, и я в порыве благодарности за отчую любовь забыла его былые прегрешения. Впрочем, теперь любовь отчей не назовешь, трахались мы вдохновенно.

– Чего ты молчишь? – спросил он. Теперь в го­лосе вместо грозного рыка слышались ласка и не­поддельная забота.

– Давай поговорим, когда ты вернешься.

– Своему Вешнякову передай: если с тобой что-нибудь… я его участковым отправлю в Тьмутаракань.

– А где это? – поинтересовался Артем, когда я повесила трубку, он стоял за моей спиной и все от­лично слышал. Трусы, футболка, волосы всклокоче­ны, вскочил, звонок услышав, небось тоже думал, что из больницы.

– Далеко, надо полагать, – вздохнула я.

– То подполковника сулят, то в участковые.