- У вас порой очень сложный характер, Китти Фрэмонт.
- Какой уж есть.
- Почему мы с вами всегда нападаем друг на друга, маневрируем, отступаем?
Китти бросила на него долгий взгляд.
- Может быть, потому, что я не привыкла жить по вашим несложным правилам вроде: вы мне нравитесь, я вам тоже, давайте полезем в кровать. В уставе Пальмаха, где-то на четыреста сорок четвертой странице у вас, верно, записано: парни и девушки не должны ломаться. Женщины Палестины, будьте передовыми. Если вы кого-нибудь любите, ложитесь с ним.
- Мы не ханжи.
- А у меня не такие передовые взгляды, как у Иорданы или у вашей бессмертной Дафны.
- Замолчите! - заорал Ари. - Как вы смеете думать, что моя сестра или Дафна - шлюхи? Иордана любила в жизни только одного мужчину. Что плохого в том, что она ему отдается, когда неизвестно - доживет ли она или он до конца недели? Вы думаете, я не предпочел бы жить мирно в Яд-Эле со своей Дафной, чем чтобы ее убили тогда бандиты?
- А я вот живу не ради благородных целей. У меня все очень просто, Ари. Если я люблю мужчину, я должна знать, что я ему нужна.
Да бросьте вы это, - ответил Ари. - Разве я не давал вам понять, что вы мне нужны?
Китти горько засмеялась.
- Да, я вам была нужна, Ари. Я вам нужна была на Кипре, чтобы проносить из Караолоса подделанные документы, а теперь я вам снова была нужна, ... чтобы вытащить пулю из вашей ноги. Кстати, у вас поразительно трезвый ум. Вы были тяжело ранены, испытывали адские боли, а ничего, поди, не забыли, предусмотрели решительно все: погрузить детей в машину, чтобы не вызвать подозрений, и все такое прочее. Вам не я была нужна, Ари, а кто-нибудь, кто сумел бы обмануть бдительность англичан.
- Я вас не виню, - продолжала она. - Я сама во всем виновата. У каждого свой крест, а вы, по-видимому, мой крест. Но я все-таки не могу нести его с вашим пресловутым сабровским наплевательством.
- И это дает вам право относиться ко мне как к зверю?
- Да, потому что вы и есть зверь. Вы бесчувственный зверь, вы настолько одержимы этим вторым Исходом Израиля, что забыли, что такое человек. Вы не знаете, что такое любовь. Вы умеете только воевать. Хорошо же, Ари Бен Канаан, буду воевать и я. Я побью и забуду вас навсегда.
Она стояла, нагнувшись над его кроватью, и от гнева нее появились слезы на глазах. Ари лежал молча.
Когда-нибудь вам действительно кто-то будет нужен, и это будет ужасно, потому что вы не способны просить о помощи.
- Вы ведь хотели пойти куда-то? - сказал Ари наконец.
- И пойду. Можете меня больше не ждать. Сестра Фрэмонт сделала свое. Через пару дней придет кто-нибудь из Пальмаха. Ничего с вами не станется.
Она резко обернулась и распахнула дверь.
- Китти, вы тут много наговорили, но я так и не понял: каким все-таки должен быть ваш герой?
- Он должен уметь плакать. Мне жаль вас, Ари Бен Канаан.
В то же утро Китти уехала из Далият эль-Кармиля.
Глава 19
Целых два дня Брус Сатерлэнд ждал Китти в гостинице "Сион" в Хайфе. У Китти было такое чувство, что она еще никогда не была так рада встрече с кем-нибудь, как теперь с Брусом. После ужина Сатерлэнд повез ее на Гар Гакармель, еврейский район города, расположенный на склонах Кармеля.
Они пошли в ночной ресторан, построенный так, что оттуда открывался вид на весь город внизу, на гавань, на весь залив вплоть до Акко и даже дальше - на Ливанские горы.
- Как девочка?
- Спасибо, Брус, гораздо лучше. Я ужасно рада, что вы приехали. - Она посмотрела вниз на город. - Я была здесь в первую ночь после приезда в Палестину. С Ари. Помню, мы беседовали тогда о том, что значит жить в постоянном напряжении.
- О, евреи привыкли к этому, как американцы к бейсболу. Оттого они такие суровые.
- Эта страна мне так вошла в душу, что я не способна больше рассуждать трезво. Чем больше я пытаюсь разобраться, тем больше берут верх чувства и какие-то необъяснимые силы. Надо бежать отсюда, пока не поздно.
- Китти, теперь уже известно, что Дов в безопасности. Он скрывается в Мишмаре. Карен я об этом еще не сказал.
- А, по-моему, ей нужно знать. Брус, что теперь будет?
- Кто его знает?
- Вы думаете, ООН уступит арабам?
- По-моему, будет война.
На сцене протрубил горн. Вышел конферансье, рассказал несколько анекдотов на иврите, затем представил публике рослого и красивого сабру. На нем была обычная белая рубашка с отложным воротничком, вокруг шеи тоненькая цепочка с Маген-Давидом; усы у него были черные. Он настроил гитару и страстно спел патриотическую песню о возвращении евреев в Обетованную землю.
- Я должна знать, что будет с Ган-Дафной.
- Видите ли, какое дело. Арабы могут собрать войско из пятидесяти тысяч палестинцев и двадцати тысяч диверсантов из-за рубежа. У них там некий Кавуки, который возглавил эти банды во время беспорядков 1936-39 гг. Он снова сколачивает банды головорезов. Арабам достать оружие гораздо проще, чем евреям... у них кругом друзья.
- А остальные?
- Остальные? Египетская армия насчитывает около пятидесяти тысяч человек. У Ирака примерно такая же армия. Саудовская Аравия тоже выделит войска, которые вольются в египетскую армию. Сирия и Ливан выставят около двадцати тысяч. У Трансиордании есть Легион... превосходные солдаты и хорошо вооруженные. Если приложить современные мерки, арабские армии нельзя назвать первоклассными, но, тем не менее, у них много по-современному вооруженных частей с артиллерией, танками и авиацией.
- Вы ведь что-то вроде советника Хаганы, Брус. Что вы им сказали?
- Я им предложил создать оборонительную линию между Тель-Авивом и Хайфой и пытаться всеми силами удержать эту полосу. Потому что оборотная сторона медали, Китти, довольно неприглядная.
У евреев четыре или пять тысяч пальмахников, на бумаге в Хагане числится около пятидесяти тысяч бойцов, но у них не более десяти тысяч винтовок.
Маккавеи тоже соберут тысячу человек, не больше, и то - легко вооруженных. У них нет артиллерии, все военно-воздушные силы состоят из трех Пайперов, а флот - из тех лоханок, на которых они переправляли нелегальных иммигрантов, и которые стоят теперь на якоре в Хайфе. Если говорить о живой силе, то у арабов численное превосходство в сорок к одному, в населении - сто к одному, в снаряжении - тысяча к одному, а в территории - пять тысяч к одному. Тем не менее, Хагана отвергла мое предложение. Не только мое, но и любого и каждого, кто предлагал им создать мощную линию обороны. Они собираются бороться за каждый мошав, за каждый кибуц, за каждый населенный пункт. Это касается и Ган-Дафны. Продолжать?
- Не надо, - сдавленным голосом ответила Китти. - С меня хватит. Не странно ли, Брус? Как-то ночью я была с этими молодыми пальмахниками на горе Табор, и у меня было тогда такое чувство, что эти люди непобедимы, ... что они солдаты самого Бога. На меня сильно действуют свет костра и луна.
- На меня тоже, Китти. Все, чему я когда-либо учился, весь мой военный опыт говорит о том, что евреи не могут победить. Но когда смотришь, какие они чудеса совершили в этой стране, ты просто не реалист, если не веришь в чудеса.
- О, Брус... если бы только я могла верить!
- А какая у этих евреев армия! Парни и девушки без оружия, без знаков отличий и воинской формы, без жалования. Командующему Пальмахом всего каких-нибудь тридцать лет, а командирам его трех бригад нет и двадцати пяти. Но есть вещи, которые хоть и не поддаются учету, но арабам очень и очень придется считаться с ними. Эти евреи готовы пролить свою кровь до последней капли. А сколько крови готовы отдать арабы?
- Неужели они победят? Вы верите, что они победят?
- Назовите это божьим вмешательством, если вам так больше нравится, или скажем лучше, что у евреев хоть отбавляй... Ари Бен Канаанов.
Наутро Китти вернулась в Ган-Дафну. Она очень удивилась, когда застала в своем кабинете ожидавшую ее Иордану. Рыжая девушка чувствовала себя неловко.
- Вы зачем пришли, Иордана? - холодно спросила Китти. - У меня масса дел.
- Мы слышали, что вы сделали для Ари, - смущенно пробормотала Иордана в ответ, - и я хочу выразить вам глубокую благодарность.
- Вот как. Я вижу, ваша разведка снова докладывает точно. Мне очень жаль, что пришлось отложить отъезд. Иордана заморгала и ничего не ответила.
- Впрочем, лично вы мне ничем не обязаны, - добавила Китти. - Для раненого пса я сделала бы совершенно то же.
Китти снова стала готовиться в путь. Однако доктор Либерман уговорил ее остаться еще на несколько недель. Прибыла новая партия детей, прибыл также новый персонал, и его нужно было обучить. Немедленно построили новое жилье. Многие из детей были в очень тяжелом состоянии: они провели больше двух лет в лагерях для перемещенных лиц.
И снова Китти строила планы. Вскоре до ее отъезда с Карен из Ган-Дафны и вообще из Палестины осталось всего два дня.
К концу августа 1947 года комиссия ЮНСКОП представила из Женевы свои планы максимум и минимум. Каждый из этих планов предусматривал раздел Палестины на отдельные еврейскую и арабскую территории, для Иерусалима же предусматривался международный статус. С нравственной точки зрения не могло быть никаких возражений, потому что комиссия ООН призывала к немедленной иммиграции шести тысяч евреев в месяц из лагерей для перемещенных лиц, а также к отмене запрета на продажу земли евреям.
Евреи просили, чтобы пустыню Негев включили в их территорию. У арабов были миллионы квадратных миль невозделанной земли. Евреи требовали эту небольшую полосу в несколько тысяч квадратных миль, надеясь на то, что им удастся освоить эту пустыню. Комиссия ООН дала свое согласие.
Устав от полувековых изнурительных препирательств Еврейский Национальный Совет и Всемирная Сионистская Организация заявили, что они идут на компромисс и принимают предложение комиссии ООН. Выделенная им территория, даже после включения Негева, была скорее похожа на ублюдка, чем на жизнеспособное государство.