«Эксодус». Одиссея командира — страница 24 из 51


Греческие моряки, работавшие на «Анне», уже давно предупредили Йоси и Биньямина, что до Палестины вместе с ними не поплывут, и было решено, что за ними пришлют принадлежавшее агентству «Алия-Бет» рыболовецкое судно, которое доставит их обратно в Пирей. Однако, как неожиданно выяснилось, вместе с моряками в Пирей предстояло отправиться и Биньямину: во-первых, руководство поручило ему начать подготовку к отплытию нового корабля, во-вторых, именно его пассажиры судна избрали своим представителем на конгресс сионистов, а в-третьих, англичане только что назначили за его голову крупную награду, а потому в Палестине его могли арестовать.

Биньямин предложил произвести пересадку возле каменистого и безлюдного острова Камилла-Ниси, в центре которого возвышалась гора, поскольку с этим островом он уже был немного знаком. В 1946 году он прибыл туда на пароходе «Генриетта Сольд», которым командовал Самек. Греческие матросы рассказали ему тогда, что несколькими годами ранее, в 1940-м, возле этого острова потерпело крушение вышедшее из Братиславы маленькое судно под названием «Панчо», приобретенное на деньги пассажиров. Их было пятьсот девять человек. Англичане не позволили кораблю проследовать в Палестину, и он разбился о скалы. Капитан и экипаж сбежали, а людям пришлось высадиться на острове. У них не было ни воды, ни пищи, ни крова над головой. Их заметил пролетавший мимо итальянский летчик и вызвал военный корабль. Корабль отвез их на Родос, где предполагалось передать их в руки немцев, но немцы почему-то ими не заинтересовались, и в конечном счете их доставили в Италию. Там они и пробыли до самого конца войны, после чего репатриировались в Палестину.

Командиром корабля теперь стал Йоси. Он созвал заседание корабельного комитета, сообщил его членам, что греческий экипаж их покидает, и рассказал о тех проблемах, с которыми им предстоит столкнуться. Члены комитета пообещали оказывать ему всяческое содействие.

Когда «Анна» бросила якорь возле Камилла-Ниси, к ним, как и ожидалось, подплыло рыболовецкое судно, и перед тем как Биньямин и греческие матросы на него пересели, Йоси и Реувен Гирш (который до того был на судне штурманом, а теперь стал капитаном) сделали последнюю попытку уговорить матросов остаться. «У нас на борту несколько тысяч человек, — сказал им Йоси, — и нам нужны, по крайней мере, несколько профессиональных моряков». Однако большинство греков категорически отказались. Судя по всему, они боялись репрессий со стороны англичан. Согласился остаться только второй механик, и Йоси назначил его начальником машинного отделения. Тем не менее, чтобы доставить этот «плавучий Освенцим» в Палестину, одного только начальника машинного отделения было недостаточно. Требовалось срочно создать новый экипаж, который мог обслуживать корабль. Однако набрать его можно было только из пассажиров, а для этого их следовало обучить. Между тем это было не так-то просто. Во-первых, все познания Йоси в морском деле ограничивались в основном теми сведениями, которые он в свое время приобрел на курсах вождения малых судов в устье Яркона. А во-вторых, после всего, что пассажирам судна пришлось пережить во время войны и после нее, большинство из них находились, мягко говоря, не в лучшей физической форме. Однако в конце концов удалось найти несколько более или менее крепких парней и девушек. Йоси и Реувен (у него опыта было больше) научили их держать штурвал, ориентироваться по карте, пользоваться компасом и поддерживать связь с машинным отделением (которое, кстати, еще только предстояло укомплектовать). Когда наконец новый экипаж прошел обучение, «Анна» взяла курс на восток.

Пока они шли вдоль турецкого берега, состоялось очередное заседание корабельного комитета, в который входили представители всех находившихся на судне партий, и на нем разгорелся спор о том, какие именно плакаты надо будет вывесить, если их остановят англичане. И хотя Йоси был на этом заседании председателем и сам принимал участие в дискуссии, в какой-то момент ему показалось, что он играет в сюрреалистической пьесе. Они плыли на корабле, где на несколько тысяч человек приходилось всего тринадцать туалетов; на корабле, в трюме которого на шатких столах лежали только что родившиеся младенцы; на корабле, где подходили к концу запасы воды и ощущалась нехватка продовольствия, а то, которое еще оставалось, уже частично заплесневело, — но при этом они воодушевленно, до хрипоты спорили о том, что следует написать на каких-то там плакатах.


Как-то раз Йоси сказал мне, что «Анна» для него стала чем-то вроде Ханиты, только в тысячу раз сложнее.

После войны, лагерей, издевательств, потерь, нечеловеческих трудностей, тяжелых переходов по горам, холода, жары и голода молодым ребятам хотелось чувствовать себя не жертвами, а воинами, смелыми и отчаянными бойцами партизанских отрядов, и, когда Йоси обращался к ним с какой-нибудь просьбой, они откликались с огромным энтузиазмом. Но хотя Йоси очень это ценил и их энтузиазм даже служил для него своеобразным источником духовной силы, зачастую он представлял для него и непростую проблему. Ведь при всем их энтузиазме у них совершенно не было опыта. Кроме того, как сказал один умный человек, пламя идеи способно вдохнуть жизнь даже в высохшие кости, но в этом пламени можно и сгореть дотла.

Среди ребят, которых Йоси набрал в экипаж, особенно выделялся один парень родом из городка Бирмич на реке Неман. Он хромал, даже с трудом стоял, потому что в лагере ему пришлось работать на лесоповале по колено в снегу и он отморозил себе ноги. Однако когда Йоси предложил ему работу, тот охотно согласился. Его задачей было доставлять уголь со склада в машинное отделение. Парень рассказал, что немцы согнали всех евреев Бирмича, включая его родителей и родственников, на берег Немана и выстрелами загнали в воду, но, когда вода дошла людям до горла и виднелись только головы, им приказали выходить на берег и при этом танцевать. «Ведь немцы — нация Бетховена, — сказал он с горечью. — Они любят музыку и танцы». Потом людей снова загнали в воду и снова велели им выйти, танцуя, и так несколько раз, пока они совершенно не обессилели. После этого их расстреляли. Он видел, как их тела плыли по реке, и, по его словам, никто из евреев за все это время ни разу не закричал и не попросил о пощаде.

Вот таких ребят и приходилось Йоси обучать работать на мостике и в машинном отделении. Ведь когда они шагали по горам и лесам и мечтали добраться до берегов Палестины, название которой звучало для них как имя сказочной страны, их никто никаким профессиям, тем более морскому делу, естественно, не обучал.

Кстати, на пароходе были и проблемы с электричеством. Время от времени требовалось устранять неполадки с проводкой или устанавливать временное освещение. Поэтому пришлось набрать и обучить бригаду электриков.


Надо сказать, что Йоси всегда выручала способность импровизировать и находить нестандартные решения. Именно эта его способность и позволила ему быстро доукомплектовать экипаж судна, на котором после ухода греческой команды оставалось всего два профессиональных моряка, и она же помогла ему обеспечить детей и беременных женщин относительно питательной и горячей пищей. Среди пассажиров он разыскал нескольких поваров, и те сочинили простой, но остроумный рецепт: перемешивали хлеб с луком и сардинами и лепили из этой смеси «котлеты». Жарили они эти «котлеты» на раскаленных котлах в машинном отделении.


Расчеты, сделанные в Бакаре, к сожалению, оказались неточными. «Анна» плыла очень медленно, и, несмотря на все усилия экипажа, увеличить ее скорость не удавалось. Кроме того, нагружать двигатель сверх меры было небезопасно. От излишней перегрузки старое и неустойчивое судно могло легко пойти ко дну. В результате они сильно отставали от графика.

Запасы продовольствия и воды подходили к концу, и пайки пришлось урезать, но, несмотря ни на что, жизнь на судне продолжалась.

Бесперебойно продолжала выходить ежедневная газета на четырех языках. Корабельный комитет придавал ее изданию большое значение, считая, что она позволяет людям хоть немного отвлечься.

Был создан отдел пропавших вещей, где посменно работали молодые женщины. Имущество пассажиров являлось их единственной собственностью, и было очень важно, чтобы в случае потери они могли его найти.

Через громкоговорители транслировались лекции. В одной из них, например, рассказывалось о Пунических войнах, в другой — о заселении евреями в тридцатые годы одного из прибрежных районов Палестины, именуемого «Эмек-Хефер», а в третьей — о немецком философе Иммануиле Канте, который никогда не покидал пределов родного Кенигсберга и пунктуальность которого была такова, что по его ежедневным прогулкам жители города сверяли часы.

На палубе «Анны» снова играл оркестр — теперь в нем, кроме мандолин, были также флейты. Впрочем, время от времени Йоси просил музыкантов поиграть и в трюме, чтобы хоть немного облегчить страдания больных, которые не могли выходить на палубу, а иногда оркестр играл специально для детей. Например, когда с ними занимались хоровым пением или организовывали для них игровую площадку. Некоторые дети были очень слабенькими. У них не оставалось сил петь, они не принимали участия в играх и часто падали в обморок. Таким детям Йоси приказал выдавать дополнительную порцию хлеба.

Однажды вечером на корме устроили праздничный концерт, на который пришло несколько сот слушателей, и по этому случаю, кроме обычных мандолин и флейт, в состав оркестра ввели несколько скрипачей, аккордеониста и трубача — они, как выяснилось, вместе играли в одном из концлагерей. Концерт закончился исполнением гимна «Пальмаха».

Чтобы как можно быстрее дойти до Александретты, откуда предстояло свернуть направо, к Палестине, Йоси и Реувен решили пройти между Турцией и Кипром.


Время от времени у штурвала стояла высокая и сильная девушка по имени Рут, которая очень хорошо справлялась со своими обязанностями. Управление штурвалом требует умения, но она научилась этому без труда и старалась делать свою работу как можно лучше. Она словно сливалась со штурвалом в единое целое. Йоси несколько раз пытался ее разговорить, но поначалу она отмалчивалась. Было видно, что ей не хочется вспоминать о пережитом во время войны. Однако в конце концов она все-таки разговорилась, стала время от времени что-нибудь рассказывать и даже начала улыбаться, как будто пытаясь спрятать за улыбкой накопившиеся у нее слезы. Когда она говорила, то часто машинально дотрагивалась до лагерного номера на руке.