Снова посол своим командует. Те начали из повозок выносить всякие ящики, тюки, свёртки… Подарки, значит. Хм. Картинки разные. Манера только исполнения странная. Непривычная. Книги на их языке, похоже. Словно жучок по бумаге лапками топтался. Ничего не понятно.
Это – ткани. Такие же лёгкие и прозрачные, как одежда посла. Меч в ножнах изукрашенных. Ну-ка, глянем… Вытащил на свет, скривился. Взял двумя руками, одной за лезвие, другой за рукоятку. Чуть поднапрягся… А чего это рожи то у них вытянулись? Ну, вначале клинок что-то тужился, а потом того… завязался… Ладно. Отдарюсь. Так и быть, дам им один меч. Ничего они не успеют с ним сделать, не зная секрета булата. А это что? Лук?! Ничего себе уродец… Хват на две трети. Как-то не так. Да ещё простой. В середине деревяшка сушёная, а с лица и тыла – обычный бамбук. Глянем… Взял в руки. Пальцем тронул. Мать моя, он что, на женщин рассчитан?! Пискнул жалобно уродец несчастный да распался на части. У посла глаза как у слава размером стали. Он что, своему зрению не доверяет?
– Прокша, сбегай в обоз, пусть принесут меч простой воинский да лук боевой. Ещё нож прихвати. Отдариваться будем.
Кивнул тайник младший, исчез незаметно, как лишь они умеют.
Снова тронул ткань невиданную. Лёгкая. Прочная. Ровная. Хм… Из чего же они нити делают? А вот это понятно – шерсть. Тут у нас что? Пергамент? Нет… Но как похоже! Надо будет секрет узнать. Писать на нём можно?
– Перо мне дайте и чернила.
Подали. Провёл черту, едва не прорвался лист. Недолго думая, взял подаренную дощечку, лаком покрытую, положил на неё лист. Ого! Как легко идёт сталь пера! Только лист не такой прочный, как пергамент. Но это не страшно… Посол смотрит довольный. Хоть чем-то нас удивил. Ничего, мил-человек. Сейчас наш парнишка вернётся с подарками, вот тогда я на тебя гляну… Тут у нас что? Никак золото никчёмное? Отодвинул презрительно. Мерзость. Нутро Распятого Раба. А тут? Серебро.
– Ладислав, дай мне гривну имперскую.
В пальцы монета легла. Положил её рядом с ниппонским золотом. А тут и Прокша появился. Принёс, что велено. Дар первым меч принял. Вынул из ножен, показал послу. Тот даже дыхание затаил, когда клинок вокруг пояса обернули, отпустили и снова в ножны вставили. Потом опять на свет извлекли. Дар у себя волосок выдернул, на лезвие положил, показал. Дунул – тот на две части распался. Опять у посла глаза круглые. Ладно. Смотри дальше. Нож положил перед послом. Тоже вначале показал, что тот из такой же стали, что и меч. И, напоследок, лук. Свой, боевой. Накладками стали особой усиленный, с выгнутыми плечами, тетивой стальной и перчаткой особой. Такой бьёт на четыре сотни саженей[83]. Правда, вряд ли кто из низкорослых натянуть это оружие сможет. Ну ладно. Сам покажу. Надел перчатки, упёрся в седло, напрягся… Есть! Петелька легла на место, тронул её – запела, словно струна. Подал послу – тот зовёт воина, сам не берёт. Явился солдат с мечом, крест-накрест белыми полосами полотна перетянутый, в штанах широченных. Рубаха на нём синяя, штаны чёрные. Волосы – спереди выбрито до блеска, а сзади в пучок связаны. И – повязка, как у невест славов, через лоб. Посол ему приказывает. Тот лук взял и охнул даже. Всё верно. Это же тебе не деревяшка! Потянулся к тетиве, да успел его князь за руку схватить, ведь без пальцев останется. Тот было дёрнулся, да куда там… Потом увидел, что ему перчатки протягивают, сообразил. Даже побледнел поначалу. М-да… На жёлтой коже занятно выглядит. Ну-ну… Едва боец пуп не сорвал, а тетива лишь чуть прогнулась. Слав улыбается откровенно. Потом князь забрал лук и – раз! Вот тут-то карликов и проняло… Дошло, кажется.
Затарахтел было посол что-то торопливо, но сам сообразил, что тщетно. Ведь друг друга не понимают. Повернулся к чертежу своему, ткнул пальцем в далёкий, по их меркам, град:
– Киото.
Столица их, что ли? Похоже.
Посол нож подаренный вынул, ткнул лезвием в нарисованную кучку домиков, смотрит на князя со страхом. А тот кивнул, распорядился:
– Выделите им место для отдыха. Пусть утром назад отправляются. Отвезут подарки наши своему государю. Мы сюда не ради забавы пришли. А как завоеватели.
И спокойно в лагерь пошёл. Посол было дёрнулся, да ему путь сразу преградили стеной сомкнувшихся щитов. Вперёд сотник, что провожал карликов до лагеря, вышел, поманил за собой. Расступились щитоносцы. Дали проход. Все подарки, что посол привёз, снова на телеги погрузили и повели лошадей под уздцы, куда им путь показали. Пока суть да дело, крепкорукие три шатра больших поставили. На всех желтокожих. Да изладили коновязь. Дров привезли. Вода – вот, рядом. Река полноводная. На всех хватит. Располагайтесь, гости дорогие.
…– Ваша светлость!
– Что?
Старший охраны склонился перед чиновником, потом негромко произнёс:
– Я видел кое-кого из пленников и даже говорил с ними.
Посол оживился:
– И тебе не помешали?
– Нет, ваша светлость. Мне даже показалось… – На мгновение затих.
И Сайто Досан не выдержал:
– Говори!
– Наши люди довольны, что попали к этим варварам.
– Что?! Почему?
– У них лёгкая работа. Их очень хорошо кормят. Даже дают мясо. Водят мыться каждые два дня на реку. Каждый седьмой день – отдых.
– Как?!
– И… их не обижают. Не издеваются. Не пытают. Иногда даже… помогают. Были случаи, когда пленники ранили себя, и их, вместо того, чтобы добить или наказать, лечили.
Досан схватился за сердце, которое вдруг защемило. Потёр грудь, потом глухо спросил:
– Это всё?
– Нет, ваша светлость…
– Что ещё?
– Я видел княжну Асуну Ошимоцу среди пленников. Вначале я её не узнал, но благородная дама окликнула меня сама.
– Она жива?!
– Да, ваша светлость. Но издевательства над ней не имеют никакого оправдания! Её заставляют работать наравне с простолюдинами! Женщина благородного происхождения сама стирает себе одежду, таскает песок и камни и даже…
– Что?! Её обесчестили?
Старший охраны замотал головой:
– Нет, ваша светлость. Пока нет. Но один из варваров заинтересовался ею, и госпожа боится…
Посол опустил голову. Потом коротко бросил:
– Иди. Я подумаю, чем можно помочь. Надеюсь, завтра мне удастся договориться, чтобы её отпустили.
…Алекс фон Гейер вновь шёл привычным маршрутом, надеясь, что ему удастся увидеть ту самую желтокожую. После его разговора с Даром князь отделил женщин от мужчин, и поселили их в палатках, тогда как мужчины ночевали под навесами из бамбука. Да использовать первых стали больше по хозяйству – как прачек, уборщиц, помощниц на кухне. И женщин почти не охраняли. Так, можно сказать, скорее для очистки совести обозначили четырёх часовых на разных концах их городка.
Палатка, где та обитала вместе с добрым десятком других девушек её возраста, была крайней. И иногда, когда бывший тамплиер шёл на реку купаться, он видел, как девушка что-то делала возле своего жилья. Повезёт? Не повезёт? Она маленькая и хрупкая, словно цветок. Чем-то напоминала ему покойную мать его сына, хотя между ними не было ничего похожего. Но вот чувства…
На этот раз девушки не было. Интересно, кто она такая? Уж больно не похожа на остальных соплеменниц. Даже чертами лица. Скорее, больше напоминает европейский или славянский типаж… Бывший тамплиер вздохнул, на мгновение замедлил шаг, но тут же вновь двинулся дальше – вода в реке была просто чудесной в это время… Подошёл к срезу берега, стянул с себя рубаху, порты. Тело обдало прохладным вечерним воздухом. Хорошо-то как! Вошёл по колено, зачерпнул тёплую, словно парное молоко, влагу, плеснул на грудь со старым шрамом, полученным во время стычки с неверными под Иерусалимом. Как давно же это было…
– Что задумался?
Обернулся на знакомый голос – сам Соколов! Привычно уже склонил было голову, но тот нахмурился, махнул рукой:
– Оставь. Одни мы, друг. Так что давай сегодня забудем, кто мы и что мы. Просто побудем людьми.
– Как хочешь.
Рыцарь вышел из воды, взял тряпицу, развернул, вытащил кусок мыла. Потом опять вернулся в воду, окунулся, стал намыливаться. Рядышком пристроился князь, протянул руку, Алекс дал кусок ему. Тот тоже нырнул, потом с шумом вынырнул, быстро намылился, взбил пену, бросил кусок на берег, причём так ловко, что тот упал прямо на оставленную на берегу тряпочку. Затем оба вновь нырнули, чтобы смыть мыло.
– Смотрю, ты на ту желтокожую запал, Алекс?
Тевтон пожал плечами:
– Скорее, она мне кое-кого напомнила, Дар.
– Мать твоего ребёнка?
– Как догадался? – Рыцарь ошарашенно взглянул на князя.
Губы того тронула слабая улыбка.
– Да вот… Видел, как ты на неё смотришь. Влюблённые иначе смотрят. А ты глядишь, и как будто что-то пытаешься вспомнить… Поначалу-то я не понимал, потом сообразил. А сейчас – убедился.
– Жалко мне её. Слабенькая. Худенькая. Прочие куда крепче. А она чахнет. Сам ведь в её шкуре был. Так что понимаю.
Дар неожиданно рассмеялся:
– Ну ты и сказал!
– Что такого? – бывший храмовник даже обиделся.
– Извини. Девчонка куда крепче, чем тебе кажется. Поверь. Я специально попросил жрецов за ней посмотреть – есть в ней нечто, что держит. Не даёт сломаться. Такие, как она, могут согнуться. Но одолеть их – невозможно. Поверь. Льот моя из подобной породы. Оленька тоже, супруга брата. Да много их среди нас. И сам ты из того же материала сделан. Поверь. Иначе не взял бы я тебя с собой.
Алекс расслабился:
– За то тебе век благодарен буду. За сына. За себя.
– Хватит. Смотрю, с матушкой его приёмной ты общего языка не нашёл?
Фон Гейер махнул рукой.
– Увы. Характерами не сошлись. Что она, что я – по натуре одиночки. Ни один под другого подстраиваться не будет. За Марка я ей, конечно, признателен. Но и под её дудку плясать не стану.
Дар расплылся в улыбке:
– Быстро же ты славом стал. Уже и словечек наших нахватался.
– А то…