Изображение сменилось. Теперь перед ними появился человек, которого невозможно было спутать ни с кем другим. Узкие, напряжённые глаза, твёрдый взгляд, суровая складка рта.
– Иосиф Виссарионович Сталин, – негромко сказал Иван, ощущая странное напряжение от одного лишь взгляда на его проекцию.
Пока Керн не сводил взгляда с голограммы, его голос был ровным, но в нём слышалось что-то большее, чем просто передача фактов.
– Вначале он занимал пост советника, курировал дисциплину, следил за общественным порядком и механизмами контроля за населением. Его влияние быстро росло, он выстроил мощную систему безопасности, разработал методы подавления потенциальных угроз, а также лично курировал исполнение законов и регулировал структуру внутренней власти.
Лиана внимательно изучала его голограмму, её глаза слегка сузились.
– Но теперь его нет? Что случилось?
Керн медленно покачал головой, задержав взгляд на проекции, как будто вспоминая детали, прежде чем ответить.
– Его устранили. Система, которую он помог создать, не могла позволить ему выйти за рамки своей функции. Он пытался перехватить власть, но Орд-Нок не терпит тех, кто угрожает установленному порядку.
Голограммы снова изменились. Теперь перед ними появилась другая запись – закрытые заседания, напряжённые лица людей в строгих мундирах.
– Он попытался устроить переворот, – продолжил Керн. – Считал, что Орд-Нок должен быть ещё жёстче, что система недостаточно контролирует людей, что необходимо ужесточение идеологии и административного аппарата. Он пытался перекроить структуру государства по собственному образцу, но это привело к конфликту с теми, кто строил его до него.
Лиана качнула головой.
– Он стремился к большему контролю? – переспросила Лиана, её голос был напряжённым, будто она пыталась осмыслить сказанное.
– Он не просто хотел усилить контроль, – Керн выдержал паузу, позволяя словам осесть в сознании собеседников. – Он стремился к полной власти, к полному подчинению всех аспектов жизни Орд-Нока под свою единоличную концепцию.
Иван долго вглядывался в голограммы, словно пытался найти в них скрытый смысл. Наконец, он заговорил, его голос был твёрд, но в нём звучала некоторая неуверенность.
– Значит, его устранили. Они не позволили ему перейти черту?
Керн спокойно кивнул, его выражение оставалось неизменным, но в глазах читалось понимание неизбежности.
– Да. Он стал угрозой системе, которую сам же помог выстроить. В Орд-Ноке нет места для тех, кто ставит свою власть выше структуры. Он знал это, но попытался изменить правила.
Перед ними возникло последнее изображение – короткая запись, пустой кабинет, документы, оставленные на столе, словно человек ушёл, собираясь вернуться, но не вернулся.
– Теперь в Орд-Ноке нет места для таких фигур, – добавил Керн. – Их государство выстроено на логике, где нет нужды в диктаторах. Они решили, что стабильность важнее, чем культ личности.
Иван провёл языком по губам.
– Но ведь они создали культ Брежнева, превратили его в нечто большее, чем просто лидера, – Лиана слегка наклонила голову, изучая реакцию Керна. – Разве это не противоречит их страху перед сильной личностью?
Керн чуть приподнял брови, словно вопрос её не удивил, но ожидание ответа он считал важным.
– Они создали не культ личности, а его иллюзию, – пояснил он. – Символ, который может существовать в строго определённых рамках. Он стабилизирует систему, но сам по себе не может её изменить. Это разница между иконой и диктатором.
Лиана нахмурилась. Её пальцы легко касались края стола, будто помогая сосредоточиться.
– Получается, они боятся самих себя? Боятся, что символ может стать чем-то большим?
Керн внимательно посмотрел на неё, его взгляд сузился, но в голосе прозвучало спокойствие.
– Они боятся не самого символа, а хаоса, который может породить его неправильное восприятие. Они помнят, к чему приводят революции, и не собираются давать истории повториться.
В комнате воцарилась тишина. Иван перевёл взгляд на голограммы, затем на Лиану. Он чувствовал, что Керн ещё не рассказал всего, но уже понимал, что мир, который они знали, остался далеко в прошлом.
Голограммы вновь изменились, и перед Иваном и Лианой развернулся совершенно другой мир. После холодной логики Орд-Нока, строгих линий и выверенного порядка, этот город выглядел иначе. В отличие от чётко структурированных улиц и зданий военного государства, Летари напоминал сложную, но гибкую систему, где каждый элемент находил своё место, но при этом не сковывался жёсткими рамками.
Архитектура здесь не подчинялась единому стилю: органические формы переплетались с технологичными, здания казались продолжением ландшафта, а общественные пространства выглядели так, будто каждый житель имел право на участие в их формировании. В отличие от Орд-Нока, где будущее было предопределено жёсткой дисциплиной, в Летари всё развивалось естественным путём, на основе гибкости и адаптации.
– Здесь совсем другой принцип, – негромко заметила Лиана, наблюдая за тем, как проекции улиц оживают перед ними, демонстрируя ритм жизни города. – Это общество без строгих регламентов?
Керн кивнул.
– В отличие от Орд-Нока, Летари не строился по заранее продуманному проекту. Он развивался сам, меняясь под влиянием людей, которые его населяют. Здесь никто не задаёт строгие правила, но тем не менее, система работает. Это не анархия, а управление через баланс интересов.
На голограмме появились площади, заполненные людьми, конференц-залы, где шли открытые обсуждения, образовательные учреждения, работающие по принципу самообучения.
– Наше общество основано на равенстве и инновациях, – продолжил Керн. – Здесь никто не контролирует сверху, но и хаоса нет. Мы нашли способ управлять через ответственность, через понимание, что каждый участник общества влияет на него. В отличие от Орд-Нока, где приказы идут сверху, здесь власть распределена.
Лиана задумчиво провела пальцами по столешнице, словно пытаясь найти подходящие слова.
– И кто стоит во главе этой системы?
Керн сделал жест, и голограмма изменилась. Перед ними появилось лицо, которое сложно было спутать с кем-либо другим. Харизматичный взгляд, уверенность, выраженная в каждом движении, энергия, способная вдохновить и увлечь за собой.
– Джон Фицджеральд Кеннеди, – представил Керн.
Иван посмотрел на Лиану, та слегка приподняла брови:
– Это неожиданно, – произнесла она, наблюдая за тем, как голограмма оживает, демонстрируя фрагменты его речей, встреч с жителями.
– Летари выбрал его за способность вдохновлять. Он не диктатор, не жёсткий стратег. Он символ развития, человек, который умеет вести за собой, не используя силу. Именно его харизма и убеждённость сделали Летари таким, каким он стал, – пояснил Керн.
Голограмма изменилась, показывая новые сцены. Городские собрания, обсуждения, дебаты, люди, принимающие участие в принятии решений.
– Но один человек не может управлять всем, – заметил Иван.
– Верно, – кивнул Керн. – У него есть советники.
Проекция вновь изменилась. Перед ними появился невысокий, но энергичный мужчина, выразительно жестикулирующий на одном из собраний. Его движения были резкими, но голос звучал уверенно.
– Никита Хрущёв, – произнёс Керн. – Его роль заключается в социальной политике. Он реформирует экономику, адаптирует общество к переменам.
– Интересный выбор, – заметил Иван.
– Он знает, как ломать старые структуры, если они мешают прогрессу, – пояснил Керн. – В Летари часто происходят изменения, и его задача – сделать так, чтобы они были плавными, чтобы люди адаптировались к нововведениям.
Лиана кивнула, её взгляд скользнул по следующей голограмме. Теперь перед ними возник мужчина с холодным, но цепким выражением лица, смотрящий прямо в объектив камеры.
– А он? – спросила она.
– Уинстон Черчилль, – ответил Керн. – Его роль – дипломатия, стратегия, защита интересов Летари. Он отвечает за то, чтобы баланс между мирами сохранялся, чтобы Летари оставался независимым, чтобы внешние угрозы не могли повлиять на их систему.
Иван выдохнул.
– Значит, их мир строится не на приказах, а на убеждении, на поиске компромиссов и на развитии. Они поставили во главе людей, которые способны вдохновлять и договариваться, а не контролировать силой.
– Именно, – Керн чуть улыбнулся. – Они верят, что эволюция важнее жёсткой дисциплины.
Лиана внимательно посмотрела на проекцию, на лица людей, управляющих этим миром:
– Но насколько это эффективно?
Керн посмотрел на неё.
– Это мы и должны выяснить.
Голограмма исчезла, оставляя после себя ощущение, что история, которую они только что увидели, ещё не завершена.
Иван откинулся на спинку кресла, его взгляд был устремлён на пустоту, оставшуюся после исчезновения голограмм. Информация, которую они только что получили, не просто переворачивала представление о мире – она ставила под сомнение само понятие свободы, власти и баланса. Лиана, обычно не склонная к резким эмоциям, в этот раз не скрывала потрясения.
– Вы сознательно сделали это? – медленно проговорила она, её голос звучал ровно, но в глубине сквозило напряжение.
Керн спокойно кивнул.
– Это не просто прихоть, – сказал он. – Мы хотели понять, что делает общество сильным.
Иван усмехнулся, но в этом не было веселья.
– Сильным? – он покачал головой, словно осмысливая сказанное. – Вы взяли фигуры из прошлого, вложили в них власть, дали им управлять миром, а теперь наблюдаете за последствиями?
Керн смотрел на него без раздражения, но в его взгляде читалось понимание, что рано или поздно этот вопрос должен был прозвучать.
– Мы не наблюдаем. Мы участвуем.
Лиана сложила руки на груди, недоверчиво прищурившись:
– Участвуете?
– Орд-Нок и Летари не были созданы стихийно. Мы не просто пытались восстановить общество после катастрофы – мы стремились найти лучшую форму его существования. Развитие человечества всегда шло через эксперименты, а это – один из самых важных.