Пройдя через несколько извилистых улиц, они вышли на просторную площадь, окружённую зданиями, выполненными в совершенно разном стиле, но объединёнными общей идеей – здесь чувствовалась открытость и внутренняя свобода архитектуры, в которой не было строгих симметрий, но было ощущение уместности. В центре возвышалось здание Совета – не массивный административный комплекс, не мрачный монумент власти, а скорее место для собраний, для общения. В его конструкции сочетались дерево, стекло и металл, но не в стандартных сочетаниях холодного расчёта, а так, будто это было здание, выросшее само по себе, подчиняясь не жёстким планам, а естественному развитию города.
Керн провёл их внутрь, не прерывая разговора, не подготавливая их к встрече, но создавая у них ощущение, что этот момент – всего лишь ещё один шаг, ещё один виток их знакомства с Летари. Здесь не было охраны, не было металлодетекторов, не было необходимости предъявлять документы. Всё работало на доверии, но это доверие ощущалось лучше, чем любые внешние меры предосторожности.
Они вошли в просторный зал, в котором не было громоздких колонн и массивных конструкций, давящих на сознание. Свет проникал внутрь естественным образом, рассеиваясь мягким сиянием по стенам, создавая впечатление, будто здесь всегда было утро – то утро, которое обещает ясность, но не требует спешки. Люди внутри зала – а их было немного – не выглядели как чиновники. Обычные жители Летари, некоторые в простых одеждах, другие в нарядах, подчёркивающих их индивидуальность, свободно перемещались, общались, обсуждали что-то, не создавая ощущения строгого протокола.
Керн провёл их вглубь здания, к двери, за которой, как они уже поняли, их ожидал тот, ради кого они сюда пришли.
– Он ждёт вас, – просто сказал Керн, жестом указывая на вход.
Дверь плавно отъехала в сторону, и они вошли.
Человек, который сидел за длинным, но не официальным столом, не выглядел строгим правителем. Высокий, стройный, с лёгкой сединой на висках, он поднялся им навстречу с той естественной грацией, которая отличала людей, привыкших к вниманию, но не злоупотреблявших властью.
Черты лица – те самые, знакомые по архивным записям, по старым фотографиям и видеоматериалам. Всё в нём напоминало того человека, который когда-то был символом целой эпохи на Земле, но при этом он не выглядел копией, не казался тенью ушедшего времени. В его взгляде не было застывшего прошлого – только настоящее и будущее.
– Рад вас видеть, – произнёс он голосом, в котором звучала та же уверенность, что и в его знаменитых речах, но теперь мягче, спокойнее, без показного пафоса.
Иван и Лиана переглянулись, а затем шагнули ближе.
– Джон Фицджеральд Кеннеди, – представился он, протягивая руку, будто они не знали, кто перед ними.
Иван пожал его руку, чувствуя неформальную силу этого жеста. Не давление власти, а уверенность человека, который знает, кем является.
– Нас предупреждали, что вы впечатлитесь, – с лёгкой улыбкой добавил Керн. – Удивительно, как быстро легенда становится частью реальности.
Кеннеди усмехнулся.
– Легенда – это то, что остаётся в книгах. Я – это просто я.
Он жестом пригласил их присесть за стол. Здесь не было трона, не было помоста, не было формального разграничения «правитель» – «гости». Они были на равных. Но даже так было очевидно – его влияние в Летари огромно.
– Наверное, вам уже рассказывали, кто я, – спокойно продолжил он. – И наверняка у вас есть вопросы.
– Каково это – осознавать, что ты цифровая копия человека, который когда-то жил? – первым спросил Иван.
Кеннеди посмотрел на него внимательно, но в его взгляде не было ни капли раздражения, ни усталости от повторяющихся вопросов. Он словно заранее знал, что этот вопрос будет первым.
– Это сложнее, чем кажется, – ответил он после небольшой паузы. – Вначале я действительно чувствовал себя копией. Как текст, который переписали слово в слово, но в другом формате. Однако со временем пришло понимание: я – не он. Я – личность, созданная на его основе, но прожившая уже другую жизнь.
– Вы считаете себя отдельным человеком? – уточнила Лиана.
– Не просто считаю. Я им являюсь, – спокойно произнёс он. – Те воспоминания, которые у меня есть, – это не мои воспоминания. Они принадлежат тому, кем я был когда-то в другом времени. Я помню их, но живу настоящим. С момента, когда я пробудился здесь, я не следую сценарию прошлого. Я адаптировался, я сделал свой выбор.
Иван внимательно наблюдал за ним, ловя интонации, малейшие изменения выражения лица. Кеннеди говорил так, как если бы это был не заученный ответ, а мысль, которая родилась в этот же момент.
– Летари – это лучшее из возможных обществ? – спросил Иван.
Кеннеди чуть склонил голову.
– Я верю, что да. Иначе зачем бы я продолжал этим заниматься?
– Но ведь любое общество несовершенно, – заметила Лиана.
– Разумеется, – кивнул он. – Мы не создали рай. Мы просто создали место, где у каждого есть право выбрать, каким должен быть его мир.
Он посмотрел на них чуть внимательнее.
– Вам ведь уже рассказали, почему Летари не копирует Орд-Нок?
– Потому что здесь нет центрального контроля, – ответил Иван.
– Именно. Мы сознательно отказались от идеи жёсткого управления, от структуры, в которой решения принимаются наверху, а потом спускаются вниз. Здесь каждый человек сам определяет свою судьбу. Мы не вмешиваемся в личную жизнь, не диктуем правил, которые должны соблюдать все. Мы лишь создаём условия, в которых люди могут строить собственные системы.
– А если кто-то хочет создать что-то похожее на Орд-Нок?
Кеннеди усмехнулся.
– Они могут. Здесь есть такие общины. Закрытые, строгие, с чёткой иерархией. Но разница в том, что они добровольные. Если человек хочет уйти – никто его не остановит.
Лиана задумчиво провела пальцами по гладкой поверхности стола.
– Вы уверены, что этот мир останется стабильным?
Кеннеди внимательно посмотрел на неё.
– Никакой мир не бывает полностью стабильным. Но если его строят люди, а не системы, он остаётся живым.
Иван слушал его, анализируя, сравнивая. Этот человек не просто говорил. Он верил в то, что говорит.
– Вы управляете Летари?
Кеннеди улыбнулся.
– Я всего лишь один из тех, кто помогает ему двигаться.
Но Иван заметил – его мнение здесь имеет вес. Его уважают. И, несмотря на всю открытую свободу Летари, он обладал реальной властью. Вопрос был лишь в том, как далеко распространялось его влияние.
Дом в Летари был наполнен тишиной. Не той глухой, мёртвой тишиной, которая давила в Орд-Ноке, а живой, текучей, в которой слышалось дыхание города, приглушённый шёпот ночного ветра, далекие голоса людей, не спешивших засыпать. Здесь никто не заглушал звуки искусственным вакуумом, не отделял себя от мира многослойными перегородками. Всё существовало вместе, но при этом у каждого оставалось пространство, в котором можно было остаться наедине с собой.
Иван сидел в глубоком кресле, раскинув руки на подлокотниках, глядя в потолок. Он чувствовал себя странно. Ощущение свободы было почти физическим – оно не просто существовало в этом городе, оно проникло в него самого, заполнило лёгкие, заставило кровь пульсировать новым ритмом. Впервые за долгое время он не думал о правилах, не пытался соотнести свои действия с кем-то установленными нормами. Здесь никто не следил за ним, не контролировал его выборов, не требовал подтверждений лояльности.
Но странность была не только в этом. Летари был противоположностью всему, что он знал, чему его учили. Это место разрушало привычные представления о порядке, об организации общества, о том, как люди должны сосуществовать. Ему говорили, что без контроля мир погрузится в хаос, что свобода без строгих рамок приведёт к разложению и беспорядку. Но здесь всё было иначе. Люди не боялись друг друга, не скрывали мыслей, не оглядывались в поисках невидимого наблюдателя. Они просто жили – не подчиняясь правилам, но не выходя за границы той незримой, добровольной структуры, которая связывала их в единое целое.
– Ты молчишь, – Лиана вышла из спальни, и её босые ноги бесшумно скользили по деревянному полу.
Она выглядела расслабленной, но в глазах читалась задумчивость. Она изучала Ивана, словно пыталась понять, о чём он думает, прежде чем задать вопрос.
– Размышляю, – ответил он, не отводя взгляда от потолка.
– О чём?
Он медленно повернул голову, встретившись с её взглядом:
– О том, насколько этот мир реален.
Лиана подошла ближе, опустилась на край подлокотника его кресла, скрестив руки на груди.
– Думаешь, это иллюзия?
– Думаю, что слишком долго жил в другой системе, чтобы принять это сразу.
Она кивнула:
– Я тоже.
Тишина наполнила пространство между ними, но оно не было напряжённым, натянутым. Скорее, это был момент, когда слова кажутся лишними, потому что мысли слишком объёмны, чтобы выразить их сразу.
Через некоторое время Лиана поднялась и, сделав знак следовать за ней, вышла на террасу.
Воздух был тёплым, напоённым лёгким ароматом растений, которые встречались на крышах домов и в открытых садах, которые были здесь повсюду. Город жил своей жизнью – не шумно, но ощутимо. Люди всё ещё гуляли по улицам, а на одной из площадей кто-то играл на струнном инструменте. Его мягкие вибрации мелодичных звуков растекались по воздуху, будто сливаясь с пульсацией самого города.
Они уселись на широкий выступ террасы, свесив ноги, наблюдая за тем, как далеко внизу медленно движутся фигуры людей. Ни спешки, ни напряжённости – только размеренная, плавная жизнь, не прерываемая страхом, что кто-то наблюдает, оценивает, контролирует.
– Как ты думаешь, – наконец спросила Лиана, – это действительно возможно?
Иван не сразу ответил. Он наблюдал за светом фонарей, мягким и ненавязчивым, за тем, как силуэты людей свободно пересекали улицы, не думая о маршрутах, не следуя заранее обозначенным траекториям.