Винсент вглядывался в изображения на голографическом экране, нахмурившись. Он уже видел подобное в теоретических выкладках учёных, которые исследовали аномальные зоны, но одно дело – академические рассуждения, и совсем другое – наблюдать это в реальном времени, понимая, что там, в этом нестабильном пространстве, находятся двое людей, которых он отправился искать.
– Вы уверены, что это реальные следы? – голос Хэйварда звучал отстранённо, но в нём чувствовалось напряжение.
– Они слишком свежие, – Винсент не отрывал взгляда от данных. – Если бы Иван и Лиана погибли, здесь не осталось бы такой чёткой активности. Либо они всё ещё где-то рядом, либо мы имеем дело с чем-то, что мешает нам их увидеть.
– Возможно, это что-то мешает им самим вернуться, – заметил навигатор Хенсли, сверяясь с показателями плотности материи в исследуемой зоне.
На экране всплывали новые данные, сопровождаемые короткими вспышками тревожных сигналов. Сенсоры, работающие в разных спектрах, регистрировали не просто вариации гравитационных показателей, но и нечто более сложное – временные задержки в передаче изображений, разрывы в целостности пространственного слоя, аномальное преломление электромагнитных волн. Некоторые участки выглядели так, будто сканеры пытались одновременно зафиксировать два состояния одной и той же материи, но не могли решить, какое из них истинное.
– Мы видим наложение пространственных структур, – проговорил один из аналитиков, перебирая потоки данных. – Это может указывать на параллельные карманы реальности или нечто, что изменяет восприятие нашего измерения.
Винсент сжал челюсти. Если это так, то шансы найти Ивана и Лиану резко усложнялись. Теперь речь шла не просто о физическом поиске, а о том, как именно они могли пересечь границу, за которой оказались, и главное – удастся ли её пересечь обратно.
В это время Клим Мюррей стоял у большого панорамного окна административного комплекса Орд-Нока, наблюдая за мерцающими точками на тёмном небе, понимая, что каждая из них – это сигнал, знак того, что пришли земляне, и с их прибытием у него появился долгожданный шанс вырваться из этой проклятой системы, где он вынужден был коротать свои дни, оставаясь в тени, служа безвестным винтиком в механизме, который ненавидел всей душой.
Внутри него не всколыхнулось ничего похожего на страх или волнение, не возникло ни малейшего сомнения в том, что делать дальше, потому что за долгие годы он выучил простую истину – возможности появляются только у тех, кто готов их схватить и удержать любой ценой. Он не был трусом и не был глупцом, он всегда действовал осторожно, методично, и даже когда оказался здесь, на задворках человеческой цивилизации, не пал духом, не позволил себе разочароваться или поддаться депрессии, как это сделали многие другие. Нет, он ждал.
Все эти годы он жил с мыслью, что однажды Земля всё же протянет сюда свою руку, пусть даже не ради спасения, не ради тех, кто, как и он, оказался здесь против своей воли, а из более прагматичных соображений, ради контроля, ради власти, ради выгоды, как это всегда делало человечество, и в этот момент он должен быть первым, кто предложит себя в качестве незаменимого союзника. Это не был страх перед будущим, это была торопливо зарождающаяся надежда, смешанная с жадностью.
Он видел себя на мостике военного корабля, видел, как командование заносит его имя в списки проверенных агентов, видел, как прежние связи восстанавливаются, а его положение стремительно возвращается к тому уровню, которого он был лишён из-за обстоятельств, на которые, по его глубокому убеждению, он никак не мог повлиять.
Клим был сенатором, был человеком власти, искусным дипломатом, тонко чувствующим механизмы влияния, человеком, который не просто принимал решения, но и формировал события, вел за собой людей и выигрывал самые сложные политические игры. Но вот теперь ему приходилось влачить существование наблюдателя в заброшенном углу галактики, среди тех, кто не понимал даже самой сути власти, кто жил по законам, в которые он никогда не верил, и которые презирал с самого первого дня.
В Орд-Ноке он был ничем, просто исполнителем, винтиком в системе. Но его разум никогда не переставал работать, никогда не переставал анализировать, искать лазейки, выстраивать сложные схемы, раз за разом примеряя возможные пути отхода. Он не принадлежал ни этому месту, ни его убогим идеалам, ни этим людям, чья ограниченность вызывала у него только презрение.
Он терпел, он скрывал свою злобу, он изображал покорность, но всегда знал, что это временно. Орд-Нок не был его домом, но и Летари он не считал чем-то большим, чем утопическую химеру, которая рухнет при первой же серьёзной угрозе. Он не верил ни в какие общественные идеалы, ни в системы, ни в красивые слова о свободе и равенстве. Он верил только во власть. И вот игра началась.
Мюррей медленно отошёл от окна, заставляя себя не спешить, не выдать нетерпения, хотя пальцы машинально сжимались в кулаки. Он должен был действовать осторожно, потому что если сделает хоть одно неосторожное движение, может потерять этот шанс. Обычная паника в городе начнётся, когда в небе появятся военные корабли, но он уже знал, что будет дальше.
Люди Орд-Нока, те, в чьей жестокой эффективности он никогда не сомневался, начнут собирать информацию, отслеживать движения землян, пытаться оценить ситуацию, но он должен быть быстрее, должен действовать немедленно, потому что пока остальные будут осторожничать, он будет уже на шаг впереди.
Подойдя к терминалу, он замер на долю секунды, глубоко вдохнул, затем быстро ввёл код связи, прокручивая в голове возможные сценарии. В любом другом месте, в любое другое время связь с земным командованием была бы для него открыта, он просто ввёл бы нужные данные, и система автоматически идентифицировала бы его как человека, имеющего допуск. Но не сейчас. Теперь он был никем, просто обитателем затерянной среди звёзд системы, и он не мог рассчитывать, что его просто так примут.
Поэтому его запрос был отклонён. Строчка на экране, короткая, сухая, не оставляющая места для надежды.
На миг в нём вспыхнул гнев, оголённый, чистый, разъедающий сознание, но он его подавил. Он был не тем человеком, кто поддаётся эмоциям, не тем, кто позволит себе вспышку раздражения. Он глубоко вдохнул, выпрямился, сбросил напряжение. Хорошо. Пусть так. Они его не знают? Они узнают. Они его не признают? Он заставит их признать.
Если ему не дали возможности заговорить напрямую, значит, он будет говорить иначе. Они не слушают, но услышат.
Он достал из кармана небольшой портативный передатчик – устаревший, но всё ещё рабочий, обладающий достаточной мощностью, чтобы отправить сигнал на частоты земного флота. Конечно, его не примут сразу, но если он правильно подберёт слова, если даст правильную информацию, они вынуждены будут обратить внимание.
В сообщении не было имён, не было объяснений, только ключевые слова, от которых у любого аналитика Земли сожмётся грудь от предвкушения:
«Секретная информация. Местоположение выживших. Координаты матриц. Подробности при личном контакте. Срочно».
Отправив сообщение, он закрыл глаза и медленно выдохнул. Теперь они его найдут. Теперь они ему ответят. А если не ответят?
Он посмотрел в отражение на гладкой поверхности терминала. В его глазах не было ни страха, ни сомнений, ни жалости, только расчётливое ожидание. Он не допустит, чтобы его проигнорировали.
Если придётся, он сам выйдет к ним. Лишь бы снова занять место среди тех, кто действительно правит миром.
Клим Мюррей шёл через равнину, залитую мутным светом далеких звезд, ощущая, как каждый шаг приближает его к тому, ради чего он столько лет терпел, скрывался, копил ненависть и выжидал. Он оставил позади Орд-Нок, его холодные улицы, его серую, выхолощенную жизнь, его дисциплину, которую никогда не принимал, но научился имитировать, его систему, в которой он был вынужден играть роль пешки, ожидая момента, когда снова сможет стать тем, кто движет фигурами на доске. Теперь этот момент настал. Земляне прибыли, и он первый, кто предложит им то, за что они будут готовы заплатить.
Грунт под ногами был плотным, твердым, почти стеклянным, отполированным вечными ветрами Севантора. Лёгкие наполнялись сухим, раскаленным воздухом, неспособным утолить жажду, но он не замедлялся. Он знал, что где-то впереди, за этими холмами, уже начали развертываться земные десантные капсулы. Их двигатели прорезали тишину ночи гулкими низкими вибрациями. Вскоре он их увидит. Вскоре они увидят его.
Они должны его увидеть.
Дальше по равнине возвышались вытянутые гряды скалистых образований, образующих естественные лабиринты среди обветренных глыб. Именно там, в глубине каменных завалов, находилась точка предполагаемой высадки. Мюррей не бежал, но ускорился, ощущая, как с каждым шагом его сердце стучит всё увереннее, всё громче, как сознание вытесняет ненужные мысли, оставляя только цель.
Сначала он увидел слабое свечение в разломах скал. Затем услышал низкий гул генераторов, прерываемый короткими отрывистыми командами. Они уже здесь.
Когда он приблизился, пейзаж перед ним стал меняться: среди валунов и скальных массивов появились геометрически ровные очертания технических конструкций. В нескольких десятках метров серебристый корпус десантной капсулы блестел в сумрачном свете. Его посадочные опоры глубоко вдавились в рыхлый грунт, вокруг него суетились люди – вооружённые, в стандартных боевых костюмах земного спецподразделения, с масками, скрывающими лица. Они не видели его сразу. Он поднял руки вверх, показывая, что не несёт угрозы, но продолжил двигаться вперёд.
Через мгновение раздался короткий резкий крик:
– Стоять!
Он замер. Лучи нескольких тактических фонарей впились в его лицо, скрывая за собой фигуры солдат.
– Кто ты?
– Клим Мюррей, – голос его звучал чётко, без колебаний. – У меня информация, которую вам необходимо услышать.
Несколько секунд тянулись болезненно долго. Кто-то передал команду по внутреннему каналу. Два солдата двинулись вперёд: их оружие было направлено прямо на него, но он не дрогнул. Он знал, что, если они уже связались с командованием, его не убьют. Он слишком ценен.