Воздух вокруг него сгустился, словно сопротивляясь любой попытке движения. Мир дёрнулся, как живое существо, почувствовавшее на себе взгляд того, кто был способен изменить его. Иван чувствовал, как пространство скручивается, подчиняясь его воле, как материальный мир начинает перетекать в нечто новое.
Лиана стояла напротив. В её глазах отражалась тень чего-то необъяснимого. Она не боялась, но её дыхание стало редким, а движения – напряжёнными. Девушка не могла понять, но уже чувствовала.
– Ты что-то задумал?
Её голос прозвучал приглушённо, будто сам воздух поглощал звуки, делая их мягче, глубже, насыщеннее.
Иван посмотрел на неё, и в его взгляде не было ни тени сомнений. Всё уже произошло. Теперь оставалось лишь принять это.
– Это уже не Севантор, – произнёс он, и его голос, казалось, звучал глубже, чем раньше, словно сам мир теперь внимал ему. – Теперь это мой мир.
Он сделал шаг вперёд – и всё изменилось.
Мир содрогнулся, как живое существо, испытавшее на себе прикосновение силы, которой не должно было существовать. Вибрация, прошедшая по всей планете, сотрясла воздух, пронизывая плоть, разрывая невидимые узы, державшие реальность в её привычных рамках. Волна энергии прокатилась по Севантору, сметая не просто руины – разрушая саму основу старого мира, заставляя пространство перекраиваться, подчиняясь новой воле.
Это было не просто восстановление, не хаотичный всплеск всепоглощающего сияния, не безликая сила стихий, сокрушающая всё на своём пути. Нет. Это было нечто более фундаментальное.
Реальность, подчинённая разуму Ивана, не рушилась, а переплавлялась, соединяя прошлое и будущее в одно единое целое. Граница между старым и новым оказалась зыбкой, но несокрушимой. Одно перетекало в другое, словно река, меняющая своё русло, но остающаяся той же самой рекой. Это не был акт создания и не был акт уничтожения – это было пробуждение.
Пространство сдвигалось, перекраивалось, менялось, словно кто-то невидимый переписывал правила, по которым оно существовало. И этим «кем-то» был он.
Небо изменилось первым.
Разорванная, сожжённая атмосфера, зияющая трещинами, сквозь которые просачивался холод космоса, исчезла, будто её никогда и не было. Вместо неё возникло нечто иное – не привычный небосвод, не просто купол цвета рассвета или заката, а нечто глубже, живее. Там, где раньше клубились зловещие разрывы, теперь плавно переливалась энергия, похожая на жидкий свет, текучая, но нерушимая, как будто сам воздух обрёл плотность.
Цвета, которых не существовало в старом мире, разливались по горизонту, впитывая в себя последние отголоски хаоса. Они не ослепляли, не угрожали – они просто были, естественные, как дыхание, как сердцебиение самой планеты. Голубизна прежнего неба теперь вибрировала, переливаясь сотнями оттенков, отражая не разрушение, а восстановление.
Летари и Орд-Нок не исчезли, но больше не были прежними.
Здания, улицы, мосты – они не просто восстанавливались, они перестраивались, словно всегда ждали этого момента. Разрушенные фасады не возвращали былой облик, а вплетались в новые формы, подчиняясь не законам физики, а законам воли. Материал сам находил своё место, стены поднимались, меняли очертания, становились более совершенными, впитывая в себя структуру, которой раньше не существовало.
Те, кто стоял среди руин, ощущали изменения каждой клеткой тела. Их окружала сила: невидимая, но ощутимая, будто воздух стал плотнее, богаче, живее. Он оживлялся не просто свежестью, не просто чистотой, а чем-то большим. Словно энергия самой жизни наполнила пространство, заставляя людей вдыхать её глубже, наполняя их существование новой целью.
Люди, что скрывались в руинах, почувствовали больше, чем спасение. Они ощутили, как мир вокруг них меняется, как то, что они знали, уступает место чему-то неизведанному, но не враждебному. Стены, что ещё недавно были холодным, мёртвым камнем, теперь дышали, жили. Улицы, ещё мгновение назад погребённые под обломками, теперь раскрывались, будто никогда не знали разрушения.
Где-то вдали фонари, некогда разбитые, вновь вспыхнули, но уже не электрическим светом. Их сияние не зависело от проводов, не зависело от топлива – оно исходило из самой материи, словно сама ткань реальности теперь несла в себе способность освещать тьму. Тогда земляне осознали, что что-то пошло не так.
Солдаты, державшие оборону среди руин, почувствовали тревогу раньше, чем успели её осознать. Они ещё не видели изменений, но уже ощущали, как воздух вокруг становится иным, как незримая сила окутывает их, словно пытаясь вытеснить. Приборы начали сбоить – экраны мерцали бессмысленными символами, тогда как датчики показывали данные, которые не имели смысла.
Кто-то попытался отдать приказ, но голос дрогнул, а слова потеряли свою силу. Их оружие было здесь, в их руках, но они уже знали – оно ничего не изменит.
Тела землян ощущали дрожь пространства. Солдаты чувствовали, как оно перестраивается, отторгая их присутствие. Они были окружены чем-то, что не поддавалось их пониманию. Мир изменился. И это был уже не их мир.
Новый мир сомкнулся над Севантором, охватывая его, словно гигантский кокон, вытесняющий всё, что не принадлежало ему. Это не было столкновение двух стихий, не случилось яростного схлеста сил, не было ни взрыва, ни обрушения – реальность просто изменилась, перестав признавать то, что ещё мгновение назад казалось незыблемым. Земная техника, военные укрепления, боевые машины, командные центры – всё, что было воздвигнуто здесь для войны, теперь теряло свою материю, словно время, внезапно ускорившись, размыло их существование.
Первая волна прошла бесшумно, но её влияние ощущалось повсюду. Оккупанты сначала даже не поняли, что происходит – всё выглядело так, будто обычный энергетический выброс прошёлся по поверхности. Но через секунду всё изменилось.
Гигантские форты, которые земляне строили в стратегических точках, внезапно начали терять свою материальность. Их бетонные стены, усиленные нанотканями и многослойной бронёй, ещё мгновение назад казавшиеся неуязвимыми, начали мерцать, словно изображения на экране, который теряет связь с реальностью.
Тени внутри укреплений дрогнули и размылись. Металл, ещё минуту назад сиявший полированной гладью, покрылся сетью микротрещин, а затем осыпался, словно ржавчина, словно древние руины, которые пролежали в песках не тысячелетия, а мгновения.
Некоторые укрепления стояли чуть дольше, чем другие. Их стены, разрываемые невидимой силой, давали трещины, словно под воздействием колоссального давления. Изнутри начали проступать золотистые всполохи, напоминающие свечение звёздного газа в глубоком космосе.
Затем всё разрушилось. Огромные строения, способные выдерживать удары орбитальных бомбардировок, потеряли свою форму, осыпались в белёсую пыль, которая тут же растворилась в воздухе.
Боевые машины теряли устойчивость. Танки, установленные вдоль разрушенных улиц, сперва просто замерли. Их экипажи, видя, как системы управления выдают ошибки, пытались что-то исправить, жали на рычаги, но ничего не происходило. Массивные гусеницы начинали трескаться, рваться, их сегменты отваливались один за другим, осыпаясь, словно карточные дома.
Башни накренялись, металлические пластины, прежде выдерживавшие мощнейшие удары, покрылись сетью глубоких разломов. Некоторые танки рассыпались мгновенно, другие же разваливались медленно, плавно, будто сами осознавали свою неизбежную гибель. Командный центр землян погрузился в хаос.
– Нас выкидывает из этого мира! – голос оператора дрожал, словно сигнал, который вот-вот сорвётся. – Генерал, что происходит?!
Голографические экраны мерцали, их изображения прыгали, отказывались передавать данные. Связь с войсками разрывалась одна за другой, как будто сама сеть информации больше не имела права существовать в новом мире. Указатели координат беспорядочно метались, системы наведения отключались, боевые алгоритмы вылетали в критическую ошибку.
Тактические карты искажались, как сломанный сигнал, превращаясь в бессмысленные линии, скручивающиеся в спирали, будто перед ними больше не существовало пространства, которое можно было бы зафиксировать.
– Оружие не работает! – другой офицер резко обернулся к генералу Хэйдену, его глаза, обычно холодные и безразличные, теперь расширились от ужаса. – Нам нужно срочно уходить!
Но они не знали, где искать спасение, ведь привычные маршруты больше не существовали, а пространство само становилось их врагом.
Радиоканалы были забиты криками экипажей. Они видели, как их техника исчезает прямо у них на глазах, и сразу же попытались эвакуироваться. Бросились к шлюзам, но двери бункеров, люки транспортов, шлюзы командных центров больше не открывались. Они сливались со средой нового мира, теряли связь с прежней реальностью, стали бесполезными, как бумажные декорации, намокшие под дождём.
Именно в этот момент началось нечто необратимое: созданные землянами пауки, некогда безжалостные машины войны, вдруг замерли, словно ощущая, что мир, которому они служили, более не признаёт их существования.
Они были оружием землян – искусственными тварями, сотворёнными для войны, для убийства, для порабощения. Биомеханические машины, лишённые разума, но исполненные инстинктов. Их создали, чтобы они подчинялись только тем, кто дал им команду, только тем, кто породил их. Но этот мир больше не признавал их.
Их движение оборвалось в один миг, словно неведомая сила лишила их цели, превратив хищную поступь в неподвижность ржавого механизма.
Тысячи хитиновых тел, многолапые тени, заполнившие разрушенные улицы, замерли в едином моменте. Вспышки глаз, отражающих безмолвную жажду охоты, начали гаснуть. Один за другим. Словно кто-то невидимый отключал их.
Те, что ещё секунду назад стремительно охотились, перегоняя людей и вгрызаясь когтями в металл зданий, теперь не могли сделать ни шага.
Их тела дрожали. Но это не была вибрация жизни. Это была судорога конца.