Он перевёл взгляд на горизонт, туда, где едва заметно переливалось зыбкое небо Севантора, затем снова посмотрел на Ивана.
– Я видел такие попытки. Читал о них. В каждой эпохе, на каждой планете всегда находится тот, кто решает, что сумеет изменить всё. Кто-то пытался построить утопию, основанную на разуме. Кто-то верил, что может создать общество, в котором все равны. Другие хотели стереть разницу между бедными и богатыми. И знаешь, что их объединяло?
Он сделал небольшую паузу, но это не было колебанием.
– В конце концов, каждый из них приходил к одному и тому же. К власти, которую нельзя было контролировать. К системе, в которой одно решение становилось важнее человеческой жизни. К обществу, где слова «ради общего блага» превращались в оправдание для самых ужасных поступков.
Виктор шагнул в сторону, отошёл на пару шагов, словно желая лучше разглядеть лицо Ивана.
– Ты веришь, что твой мир будет другим. Ты уверен, что сможешь удержать его от тех же ошибок. Но рано или поздно он подчинится тем же законам. Потому что власть всегда переходит в руки немногих, а деньги решают всё. Люди начнут искать способы использовать этот новый мир в свою пользу, торговать им, подчинять его своим желаниям. Они найдут лазейки, создадут свои правила, а потом, шаг за шагом, всё вернётся к тому, с чего начиналось.
Он замолчал, позволив словам осесть в воздухе, проникнуть в мысли собеседника.
Иван не сразу ответил. Он посмотрел на отца, но без вызова, не с раздражением, а с вниманием человека, который действительно слушал.
– Да, – произнёс он наконец. Его голос был ровным, но в нём звучало нечто, похожее на лёгкую усмешку, ту, что появляется у людей, когда они слышат нечто очевидное. – Деньги решают всё. Во всяком случае, в вашей системе координат.
Затем он чуть склонил голову, но не как человек, признающий правоту собеседника, а как тот, кто собирается развернуть его аргумент в другую сторону.
– Но не власть делает людей узурпаторами, не система создаёт авторитаризм. Люди сами решают, как им жить. Они выбирают – подчиняться или нет. Твоя ошибка в том, что ты видишь историю только в одном свете. Ты веришь, что все пути ведут в одно место.
Он поднял руку и едва заметно провёл пальцами по воздуху перед собой, словно улавливая что-то невидимое.
– Этот мир создан иначе. Здесь нет денег, которыми можно было бы купить влияние, нет власти, которую можно узурпировать. Здесь никто не зависит от чьего-то одобрения. Каждый создаёт свою реальность, и потому нет силы, способной подчинить всех.
Виктор усмехнулся, но это была усталая усмешка человека, который слишком долго видел одно и то же, слишком много раз слышал подобные слова.
– Ты слишком идеалистичен. Это лишь вопрос времени.
Иван чуть улыбнулся без наивности и юношеского задора.
– А ты слишком пессимистичен, – ответил он. – Может быть, потому что всю свою жизнь видел только одну сторону мира. Но это не значит, что другой не существует.
Он посмотрел на небо, на мягкое свечение, на потоки изменённой материи, которые плавно текли по просторам Севантора, подчиняясь не законам Земли, а чему-то новому, ещё не изученному землянами.
– Вы считаете, что знаете, как устроена вселенная. Но это только потому, что всю свою жизнь проводите в рамках одного порядка, подчиняетесь его законам. Вы забыли, что реальность может быть иной, —он снова посмотрел на отца: – И именно поэтому вы её боитесь.
Виктор бросил последний взгляд на сына. Это был не просто прощальный жест, не просто попытка запомнить черты лица человека, который когда-то был частью его жизни. В этом взгляде сквозило что-то большее – нечто, чему сложно было дать название. Он видел перед собой не того юношу, которого отправлял в первое космическое путешествие. Этот человек был другим, совсем другим.
Он медлил лишь мгновение, будто в последний раз взвешивал все варианты, пытаясь найти хотя бы крупицу надежды на иной исход. Но исход был ясен.
– Ты сделал свой выбор, – произнёс он, его голос был спокоен, но за этой спокойностью скрывалась тяжесть, осознание того, что точка невозврата уже давно пройдена.
Иван не отводил взгляда. Он принял этот выбор, шёл к нему осознанно, и теперь, когда момент настал, не чувствовал ни сожаления, ни страха.
– Я надеюсь, ты не пожалеешь о нём, – добавил Виктор, и на этот раз в его голосе слышалась усталость, тяжесть прожитых лет, бесконечных решений, каждое из которых было шагом по неизменному пути.
Он развернулся и уверенным шагом направился к капсуле. Воздух был густым, тягучим, словно сама реальность на мгновение замедлилась, растягивая этот момент, будто пытаясь удержать его здесь, не давая уйти. Но Виктор не останавливался.
Лиана молча наблюдала за ним, её пальцы непроизвольно сжимались, ногти впивались в ладони, но она не двигалась. В глазах отражалась борьба – не та, что велась на поле битвы, а внутренняя, личная, с самой собой.
Виктор шагнул внутрь капсулы, не оборачиваясь. Для него этот момент уже завершился, все слова были сказаны.
Дверь захлопнулась с глухим металлическим лязгом, и капсула ожила. Двигатель вспыхнул, огненные отблески скользнули по металлическим стенам, разбрасывая длинные тени. Мгновение – и челнок оторвался от земли, оставляя после себя мерцающий след. Он быстро набирал высоту, растворяясь в слоях атмосферы, словно никогда здесь не был.
Иван стоял, не двигаясь. Его взгляд был устремлён вверх, но в глазах не было ни ожидания, ни сомнений. Только спокойствие человека, который осознаёт, что всё идёт так, как и должно было.
Лиана первой нарушила тишину.
– Они уйдут? – её голос прозвучал глухо, но в нём было больше, чем просто вопрос.
Иван медленно выдохнул, его губы чуть дрогнули, но он не обернулся.
– Они проиграли, – сказал он наконец, и в этих словах была не радость, не торжество победителя, а что-то большее – холодное понимание того, что судьба уже решена.
Где-то в вышине корабли всё ещё находились на орбите, но теперь это ничего не значило. Земляне сделали свой выбор, и теперь им оставалось только принять поражение.
Через несколько минут в эфире раздались первые сообщения с орбиты. Они были сухими, чёткими, без эмоций. Операторы земного флота передавали данные о движении кораблей, подтверждали полученные приказы, сообщали о курсах выхода из системы. Но за этой технической точностью скрывалось нечто большее – осознание проигрыша.
Один за другим земные корабли начинали разворачиваться. Вначале это были одиночные судна – разведывательные дроны, перехватчики, вспомогательные катера, которые всегда уходят первыми, освобождая пространство для тяжёлых боевых машин. Затем последовали эсминцы – стремительные, гладкие, созданные для атаки, но так и не сделавшие ни одного выстрела. Они двигались слаженно, следуя выверенным маршрутам, будто исполняя последний приказ в давно проигранной войне.
Вскоре флот начал движение в полном составе. Медленно, величественно боевые крейсеры и линкоры сдвинулись с орбитальных позиций. Они больше не висели тяжёлым грузом над планетой, не заполняли небесный свод металлическими силуэтами. Теперь их курс был предопределён – уход из системы, возвращение туда, где их власть ещё имела значение.
Севантор смотрел на них молча. Он не пытался удержать, не создавал преград. Он просто существовал, переливаясь мягким светом своей новой реальности, чуждой земным законам.
Главные флагманы начали манёвры последними. Их массивные корпуса оставались неподвижными дольше всех, словно командование ещё раздумывало, стоит ли смириться с этим поражением. Но выбора не оставалось.
Сначала отошёл «Марс» – флагманский корабль адмирала Вейра. Его корпус, усеянный боевыми шрамами от предыдущих кампаний, медленно развернулся, направляя нос в сторону внешних рубежей. За ним последовали остальные.
Патрульные корабли замыкали строй, охраняя отход. Их двигатели вспыхивали один за другим, прорезая черноту космоса полосами энергии. Манёвры были отточены, точны, словно даже в момент поражения земной флот не мог позволить себе небрежность.
Секунда за секундой, минута за минутой, система Севантора опустошалась. Там, где ещё недавно кипела подготовка к атаке, теперь оставалась лишь пустота. Там, где корабли заполняли небо металлическими конструкциями, теперь был только космос.
Последним ушёл тяжёлый дредноут «Тирен». Он оставался на орбите дольше всех, медля, будто надеясь на отбой. Но его не последовало. Его гравитационные стабилизаторы вспыхнули, и с рывком он отправился вслед за остальными.
И вот, наконец, пространство очистилось.
Звёзды снова засияли на небосклоне без преград, без теней человеческих машин, без тех, кто думал, что способен подчинить этот мир своей воле.
Глава 27
Небо над Севантором наконец очистилось. Исчезли громоздкие силуэты земных кораблей, которые ещё несколько часов назад висели над планетой, подобно гигантским хищникам, готовым обрушиться на добычу. Теперь в вышине не было ничего, кроме мягкого, переливающегося света, проникающего сквозь зыбкую атмосферу нового мира.
Этот свет, неземной, сотканный из самой материи Севантора, окутывал пространство, заливая его спокойствием. Здесь больше не звучали приказы, не раздавались выстрелы, не гремели двигатели тяжёлых крейсеров. Наступившая тишина не казалась пустотой, в ней не было той гнетущей обречённости, что предшествует битве. Это была наполненная тишина, глубокая, осмысленная, словно мир наконец вздохнул свободно.
Выжившие стояли на возвышенности, откуда открывался вид на бескрайние просторы. Они смотрели в небо, впитывая происходящее, позволяя осознанию проникнуть внутрь, стать частью их самих.
Кто-то облегчённо прикрыл глаза, словно пытаясь сохранить в себе это чувство тишины, навсегда запомнить его, как знак того, что всё действительно закончилось. Другие же, наоборот, стояли напряжённо, будто ждали, что в следующую минуту что-то изменится, что корабли Земли вернутся, что объявление о победе окажется ошибкой. Привычка к борьбе, к ожиданию нового удара, к бесконечному страху не уходила так просто.