– По-настоящему. Валить деревья.
– Зачем?
– Это единственный способ убежать.
– Бежать из этих болот?! Днем?! Ты с ума сошел? Это же самоубийство!
– Как тебе сказать, Серхио… – туманно ответил он. – Даже Хесус Морено, при всей своей влиятельности, не сможет долго укрывать нас в «городской» команде. Немного окрепнешь – и нас переведут обратно, в барак для беглецов.
– Тебя-то за что? Ты ведь не бегал.
– Бегал, – усмехнулся Мартин. – Еще в Базалет-де-Энарьо. Пытался убежать из тюрьмы.
– Поймали?
– Если уж я здесь…
– Сильно били?
– Как тебе сказать… – Он поморщился. – Не сильнее, чем тебя. Так что в этой команде я тоже не задержусь.
– Как понимаю, это очень дорого стоило.
– Наш перевод в другую рабочую команду? – уточнил бывший таможенник. – Половину золота, которое было найдено в тайнике Себастьяно.
– Ничего себе. – Я даже присвистнул. – Получается, я здорово тебе задолжал?
– Да, – ответил Мартин. Причем без какого-либо укора в голосе. Он констатировал факт, не более того.
– Тогда зачем я тебе понадобился? Можешь убежать и без меня. Карту Линареса видел, так что не промахнешься.
– Не хочу и не могу рисковать, а золота одному не взять. Такова уж его сущность! Оно всегда требует людских жизней и крови.
– Хочешь принести меня в жертву золотому тельцу? – усмехнулся я.
Мартин покосился, но ничего не ответил. Некоторое время он молчал, наблюдая за возней каторжан, а потом продолжил:
– После твоего рассказа, Серхио, о твоем истинном происхождении, еще больше уверовал, что лучшего напарника не сыскать. Тебя, как понимаю, сокровища не интересуют? Или я ошибаюсь?
– Нет, не ошибаешься. Меня интересует нечто другое.
– Ты хочешь найти дорогу домой?
– Да. Я что-то засиделся в этом… в этом мире.
– Будь на моем месте какой-нибудь церковник, тебя бы объявили исчадием ада!
– Анхело-де-Сорр ничем не отличается от преисподней.
Как рассказал Мартин Вильяр, в бумагах убитого антрополога упоминались несметные сокровища, найденные в заброшенном городе. Это вполне возможно. Даже в нашем мире эти края полны тайн и загадок, а уж здесь, да еще в эту эпоху…
– Давай найдем этот заброшенный город, и кто знает, может, там кроется ответ и на твои вопросы. Как бы ни случилось, золото лишним не будет.
– Золото, значит… – протянул я. – Ты уверен, что оно там есть?
– Уверен. Недаром Альварес Гарса отправился в такую даль. Оно там есть, и его много. Очень много.
– Скажи, Вильяр, из моего тайника ты забрал все вещи?
– Нет. Это было слишком опасно. Мою жену могли обыскать или ограбить. Альварес не так глуп, чтобы оставить Эрнесту без внимания.
– Эрнеста… Красивое имя.
– Она святая, – немного смущаясь, улыбнулся он.
Меня удивила его реакция. Почему? Не знаю. Может, я отвык от улыбок.
Даже не знаю, почему я поверил. Скорее всего, у меня просто не было выхода. К тому же он слишком много знал. Вынужденный союзник, не больше. План побега, предложенный Вильяром, был более опасным, нежели авантюра с покойным Роберто. Как бы ни случилось, без крови нам не вырваться. По словам таможенника, как только нас переведут в команду беглецов, его жена проберется на лесоповал и сделает там закладку, где оставит несколько револьверов и два абордажных тесака. Дальше… Дальше все будет зависеть от нашей удачи.
– Ну что же… – протянул я. – Давай попробуем отсюда выбраться, сеньор Вильяр.
– Вот и славно. Я рад, что ты согласился. Тем более что мы ничем не рискуем.
– Неужели?
– В худшем случае нас просто скормят акулам.
Увы, этому плану, пусть и далекому от совершенства, не суждено было воплотиться в жизнь. Все произошло совершенно иначе… Через три дня в лагере вспыхнул пожар. Он начался ночью, вскоре после полуночи. Сначала полыхнуло здание администрации, а потом огонь перекинулся на соседние бараки. Не знаю, что послужило причиной, но горело так, словно земля была пропитана керосином!
Каторжане, снося друг друга с ног, выбирались из пламени горящих бараков, сбивались в неуправляемую толпу и неслись к воротам. Не прошло и нескольких минут, как испуганные караульные открыли огонь. Сначала из ружей, а потом толпу накрыла визжащая картечь! Несколько кулеврин, стоявших на стенах, разрядили свои утробы, выкашивая ряды обезумевших заключенных…
Начался настоящий ад. Стоны, хрипы и крики ужаса смешались воедино. Кто-то рванул к берегу океана, но там, на пристани, тоже стояло несколько пушек. Рявкнул еще один залп!
У нас хватило ума держаться подальше от толпы. Когда началась эта заваруха, я схватил Вильяра и потащил в сторону. Мы продирались сквозь обезумевших и мечущихся людей, освещенных кровавым светом пожара. В черное небо взлетали высверки искр, трещал огонь. Где-то завывали несчастные, прикованные к барачным койкам. Они сгорали заживо, пытаясь освободиться от своих оков.
Вдруг Вильяр споткнулся и рухнул на землю.
– Дьявол! – Он схватился за ногу и зарычал. – Серхио!
– Не переживай, не брошу!
Я закинул его руку себе на шею и потащил Мартина дальше. Туда, где еще царил слабый полумрак, разбавляемый редкими вспышками выстрелов. На нашем пути возник кто-то из каторжан – человек стоял на коленях, схватившись руками за обожженное и окровавленное лицо. Сквозь булькающий хрип этого несчастного я разобрал слова молитвы. Совсем рядом гремели выстрелы – охрана пыталась отогнать заключенных. Судя по ужасным воплям, им это удавалось. Пока что удавалось. Грохнул еще один залп! Я даже боялся представить, что творилось у центральных ворот! Месиво – иначе не назовешь.
Не успели добраться до первого, еще не загоревшегося барака, где надеялись укрыться от царившего безумия, как увидели небольшую группу каторжан, штурмовавших караульное помещение. Я заметил парней из числа приятелей Морено. Они перли вперед как безумные! Откуда-то взялось бревно, которым они вынесли ворота, и уже через несколько секунд схватились с охраной. Ожесточенная схватка переместилась к зданию. Выстрелы стали затихать, но грохот пушек за нашими спинами не оставлял нам выбора. Бежать! Бежать, пока хватит сил…
28
Эту грязную, пропахшую по́том каморку размером в несколько квадратных метров я запомню на всю оставшуюся жизнь. Еще нигде и никогда мой уставший мозг не подвергался подобным испытаниям. От призрачных надежд на избавление до постоянного страха быть пойманным. Мы провели здесь около трех недель, и каждую минуту я ждал, что нас найдут и схватят. У Вильяра началась лихорадка, он впадал в забытье, бредил, а я сидел, уставившись на закрытую дверь, сжимал в руках револьверы и ждал, что вот прямо сейчас распахнется дверь и сюда ворвутся солдаты.
Обессиленный, я засыпал и видел сны из своего прошлого. Они были такими яркими, что я чувствовал запах сгоревшего пороха. Видел городские развалины, сгоревшую бронетехнику и раненого парня, которого мы тащили на носилках из плащ-палатки. Сашка Захаров… Он тогда потерял много крови – лицо было алебастрово-белым, а обострившиеся черты лишь подчеркивали сходство с мраморным изваянием.
Вымотанные до предела бойцы, капельница с реополиглюкином – кровезаменителем, которая болталась перед моими глазами, и вопли преследователей за нашими спинами. Эти видения были такими яркими, что я просыпался мокрым от пота, пялился в темноту и слушал удары обезумевшего сердца, которое билось где-то под горлом, требуя движения, а не этого трусливого прозябания…
Охранники Анхело-де-Сорр не удержали толпу заключенных. Не помогла даже картечь. Периметр был прорван в трех местах, и каторжане начали разбегаться. К этому времени был поднят гарнизон, и подоспевшие солдаты изрядно порезвились, добивая штыками раненых заключенных, которыми были усеяны окрестности.
Нам, в отличие от этих бедолаг, здорово повезло. Мы каким-то чудом вырвались на берег и ушли на север. Причина, по которой Вильяр споткнулся, оказалась серьезной – шальная пуля, выпущенная кем-то из охранников, попала в ногу, чуть выше колена. Рану перевязали, но пулю требовалось извлечь – ранение было «слепым».
Еще двое суток понадобилось, чтобы добраться до жены Мартина – Эрнесты, которая снимала небольшой дом на краю города. Сразу отправиться не рискнули и отсиживались в случайно найденном гроте.
Эрнеста подготовила убежище, где мы могли отсидеться, пережидая первые дни после побега. Она же принесла оружие и одежду. Этим местом оказалась потайная каморка в доме отставного корабельного доктора. Я не знал, что заставило довериться этому человеку, но надо отдать ему должное – старик нас не предал.
Загорелое лицо, покрытое сеткой глубоких морщин, длинные седые волосы, борода и карие, вечно прищуренные глаза. Довольно высок ростом, из-за увечья он казался ниже. Когда-то ему сильно не повезло и он превратился в калеку: одно плечо выше другого, правая рука почти не работала. Ходил сгорбившись, шаркал ногами по полу и размахивал левой рукой, словно не шел, а маршировал.
Доктор вел жизнь затворника, но, польстившись на хорошую плату, не задавал лишних вопросов. Он же и сделал операцию Вильяру, вырезав из ноги пулю. Несмотря на увечья, старик довольно ловко управлялся с хирургическими инструментами. Его имени мы не знали. Хозяин предпочитал, чтобы его называли Доком. Тем не менее и на почтительное «Док» старик качал головой и неодобрительно хмурился, словно это напоминало ему о чем-то неприятном. Странный старик. Чистокровный англичанин, а уж испанцев не любил так же сильно, как я не люблю британцев. Единственное живое существо, с которым он находил общий язык, жило в его кабинете. Этим существом был серый мангуст по имени Тэдди.
Сеньора Вильяр, опасаясь слежки, приходила один раз в неделю. Чтобы не вызывать ненужных пересудов, Док нанял ее приходящей служанкой, которая приводила в порядок его захламленное жилище. Она приносила нам еду и рассказывала свежие новости. В округе шныряли солдаты, разыскивая убежавших бедолаг. По городу ходили слухи, что скрылось около сотни заключенных, но двадцать из них были уже пойманы и повешены прямо у стен каторжной тюрьмы. Их подцепили крюками под ребра, словно звериные туши, и оставили подыхать. Красноречивое предупреждение.