Вот тут проходила Главная улица, а здесь Торговая… Вон развалины западных ворот, а там восточные.
Да, были дома, храмы, базар, оживленная толпа, говор, смех, дети, женщины, воины. Тут кипела чужая, непонятная жизнь. А теперь здесь безмолвие, квадратный пустырь, пересеченный высокими и низкими развалинами, куполообразные субурганы, кирпичные фундаменты. Спит Черный город в песках пустыни, и редко кто тревожит его молчаливый покой. Придет человек, пресытит свою любознательность и снова уведет караван в лазоревые дали. А пески все надвигаются и надвигаются на стены мертвого города…
…Верблюдов уложили возле развалин глинобитного дома, устало расселись возле них, вынули из сумок еду. Лубсан, подобрав на земле старые монеты — чохи с отверстием посредине, гадал на них о дальнейшей судьбе экспедиции.
Когда насытились, молчавший до этого Карст сказал:
— Я требую немедленно освободить меня, отвязать эту дурацкую веревку. В конце концов, мы не на территории МНР, а в Китае, куда вы пробрались незаконно, а я имею разрешение проживать здесь.
— Ну, положим, мы сюда не пробирались, а просто заблудились, — сказал Сандаг. — А вот вы в нашу страну пробрались незаконно. Это уж точно: ваши документы подложные!
— Это еще надо доказать.
— За тем и держим вас! Докажем. Погранзастава не так уж далеко.
— Ну, до нее еще нужно добраться!
— Доберемся! И вас приведем.
— Вы понесете ответственность за произвол!
— А вы — за расхищение богатств МНР. Вы их припрятали в пещере еще до двадцать пятого года, а теперь делаете вид, будто нашли сейчас.
— Эти богатства принадлежат не только мне, но и известному ученому профессору Бадраху, и вы не вправе… Он-то монгол! Он выслал мне разрешение на вывоз костей динозавров.
Сандаг и Тимяков заинтересовались.
— Ну это меняет суть дела! — сказал Сандаг. — Бадpax пока что находится в моем подчинении. По всей видимости, тайно спекулирует палеонтологическими ценностями или задумал удрать за границу. Вернемся— выясним…
— Не утруждайте себя: по моим подсчетам, профессор Бадрах уже давно ушел в Маньчжурию, вернее, во Внутреннюю Монголию, в ставку князя Балдана… Господин Очир, подтвердите истинность моих слов: ведь князь Балдан — ваш отец, не так ли?
— Так. Я, еще будучи в Улан-Баторе, передал профессору Бадраху приглашение моего отца в его ставку. Думаю, профессор сейчас гостит у нас. Я тоже заявляю протест! — неожиданно заговорил он на ломаном русском языке. — Вы связали мне руки, спутали, как верблюда. Не забывайте: мой дом — Внутренняя Монголия— почти что рядом. Я хорошо знаю правителя здешних мест князя Торгоут-Даши-гуна, он близкий друг моего отца, и он сгноит вас в тюрьме. Немедленно развяжите меня!
— Князь Торгоут-Даши-гун и его сын хорошо знают меня и начальника учкома Сандага, — ответил спокойно Тимяков. — Насколько мне известно, японцев, которым вы служите, он недолюбливает. А вы, как теперь выяснилось, японский шпион. Так что берегитесь! Мы ведь можем сдать вас князю Торгоут-Даши-гуну! Вы убийца, и мы сейчас вправе поступить с вами по закону…
Очир прикусил язык. Откуда ему было знать, что и Тимяков и Сандаг не раз бывали до этого в гостях у местного правителя Торгоут-Даши-гуна.
Сандаг прислушался, сказал с деланным воодушевлением:
— Ну вот, бог ветра, кажется, выдыхается. Думаю, к ночи небо прояснится. Вода у нас есть, с голоду не помрем, так что особенно торопиться не будем: переждем денек-другой, отдохнем, наберемся сил. Здесь некого опасаться: место считается заклятым, никто сюда не заглядывает. До реки близко, от жажды не умрем.
— Благодарите судьбу, друзья, — поддержал его Тимяков. — Без всяких виз мы очутились в мертвом городе Хара-Хото! Изучайте, записывайте; расскажете потом знакомым — не поверят.
— Лично я в восторге! — отозвался Пушкарев. — Если бы наш поход обошелся без приключений, я был бы разочарован. Правда, судьба несколько перестаралась. Теперь бы выбраться отсюда тихо-мирно, ну, без всяких там погонь, выстрелов и прочего.
— Вы слишком многого хотите, — сказал Сандаг, косясь на Очира и Карста. — Пока мы не избавимся от этих двух господ, погони и выстрелы не исключены. Авантюризм кроется в самой их природе. Нужно бдительно присматривать за ними.
— Вон Лубсан-гуай закончил свое гадание на монетах, и по его лицу вижу, что все обойдется, — пошутил Тимяков.
— Хорошо, — подтвердил Лубсан.
Тимяков и Сандаг пытались ободрить товарищей, но все понимали: за их спокойными словами крылась глубокая тревога: по капризу случая они очутились в чужой стране без права находиться в ней; до границы километров семьдесят; на руках — японский шпион и международный авантюрист, бандит; очень беспокоили предсмертные слова Цокто о заговоре и восстании в сомоне. Что там происходит сейчас, живы ли остальные члены экспедиции, успел ли радист сообщить в Улан-Батор обо всем? В течение многих дней они были оторваны от большого мира и не знали, что происходит в нем, не слышали о событиях у озера Хасан. Они напоминали потерпевших кораблекрушение, выброшенных на необитаемый остров. Только здесь опасностей было больше.
За Карстом и Очиром требовался глаз да глаз, а все измотаны до крайности. Какие еще фокусы могут выкинуть эти двое?..
Двигаться обратно — пока нечего и думать. Нужно отлежаться, отдохнуть, всячески поддержать измученных людей, развлечь их, делать вид, будто все в порядке вещей — бывает, мол, и хуже. Очень важно, чтобы они не погрузились в апатию.
— А после Козлова и вас в мертвом городе бывали другие экспедиции? — спросил Пушкарев, любознательность которого проснулась с неожиданной силой.
Он понимал, что сейчас с ними случилось нечто необыкновенное и, как бы ни повернулись обстоятельства, этого уже не вычеркнешь из жизни: он был, он видел, все будет занесено в его тетрадь и станет достоянием других… Ведь и Марко Поло, сидя, возможно, на этом самом месте, где расположились они, думал о своей далекой родине, куда вернуться было намного труднее, чем им на свою.
— После Козлова здесь побывали английская, американская, шведская экспедиции, они нашли большое количество древних памятников.
— Значит, искать здесь больше нечего?
— Ну не скажите! На мой взгляд, главные сокровища еще не найдены. Да и трудно их взять. Все потонуло в песке.
— А я все думаю, — не унимался Пушкарев, — нет ли связи между храмом-пещерой в Гурбан-Сайхане, где изваяние Тары, и Хара-Хото, где Тара считалась главным божеством? Может быть, тангутское царство простиралось до Гобийского Алтая?
Тимяков рассмеялся:
— А почему бы не наоборот?
— В каком смысле?
— Ну, предположить, что после распада тангутского царства Хара-Хото вошел в Великую монгольскую империю.
Пушкарев смутился и признался:
— Историю стран Центральной Азии я знаю плохо. Вернее, совсем ее не знаю. Кто такие тангуты, куда они делись?
— Да никуда не делись. Тангуты есть и сейчас. О них писали все путешественники, начиная с Пржевальского. Тангутами монголы, в общем-то, называют тибетцев, а понятие «тангут» в литературе впервые ввел все тот же Пржевальский. Речь, по-видимому, должна идти о разных тибетских племенах, а возможно, о народе, родственном тибетцам. Себя они называли минягами.
— Ну, и какие они из себя, тангуты?
— Высоки, широкоплечи, носят бороды и усы, глаза у них не косо прорезанные, как у китайцев, а круглые, лица смуглые, волосы черные, скулы маленькие. За плечами у них винтовки с приделанными к ним рогатинами. Носят овчинную шубу и кошемные сапоги с загнутыми кверху носками. Ни шапки, ни белья. Единственное украшение у мужчин — воротник из леопарда да серебряная пряжка на виске, в волосах, или разноцветные бусы на шее. Женщины к мелко заплетенным косичкам прикрепляли множество мелких медных и серебряных украшений.
— Но ведь тангутское государство было?
— Да, государство Си-ся; оно просуществовало около двухсотпятидесяти лет, пока в 1227 году его не завоевали монголы. То было могучее государство. Китайцы выплачивали тангутскому двору большую дань. Чингисхану долго не удавалось покорить его. И лишь завоевав полмира, полководец за год до смерти решил уничтожить любой ценой непокорное государство. После упорных, кровопролитных боев пал Хара-Хото, первый город на пути конницы монголов. Но в следующем сражении за город Сучжоу Чингис понес большие потери. Долго длилась осада и столицы Си-ся. Под ее стенами в год свиньи скончался Чингисхан. А Хара-Хото, то есть «Черный город», стал монгольским, здесь поселились монголы.
Разговор оборвался как бы сам собой. Некоторое время все лежали в каком-то забвеньи. День только начинался, и никто не мог знать, чем он закончится. Может быть, кто-то враждебный уже напал на их след и спешит сюда… Не подозревая, что находятся на чужой территории, в области Ганьсу, провинции Нинся, в низовьях реки Эдзин-гол, они шли открыто, даже как-то пытались привлечь к себе внимание криками и выстрелами из винтовок, их верблюды своим противным ревом способны были поднять на ноги всю эту провинцию. Неужели их никто не заметил?..
Непонятно было, спят люди или не спят? Пушкарев окликнул Валю, но она не отозвалась. Долгор лежала с закрытыми глазами, свернувшись клубочком. Не подавали никаких признаков жизни Карст и Очир, они тоже отдыхали. И только Тумурбатор сидел, поджав ноги под себя, и не спускал глаз с пленников. Иногда он переводил взгляд на спящую Долгор, и лицо его прояснялось.
К вечеру стало прохладнее. Люди оживились. Валя и Долгор поднялись на ноги, занялись приготовлением чая.
— Как самочувствие, девушки? — спросил Сандаг.
— Хочется поскорее уйти отсюда, — призналась Валя. — Страшно… Мы хорошо отдохнули.
— Вот уж не подозревал, что вы такая трусиха. Я же говорил: мы в полной безопасности. Местные жители считают Хара-Хото заклятым и объезжают его далеко стороной.
— У меня предчувствие беды.
— Ну-ну, стыдитесь. Мне-то казалось, что человек, окончивший гидрогеолого-геодезический техникум, теряет веру и в бога и в черта. Если уж вы так суеверны, то почему не верите результатам гадания Лубсана на монетах-чохах? Он ведь заверил нас, что все будет хорошо.