Ветер дальних странствий гнал по степи сухие травы, звал за собой в лазоревую даль. Волновались белесые ковыли; и эти беспредельные степи, словно покрытые легкой зыбью, ни с чем, кроме моря, сравнить было нельзя.
Кони шли медленно. Валя и Александр молча ехали по степи. Они задумчиво смотрели вдаль. Из лагеря экспедиции, оставшегося позади, доносилось ржание лошадей, глухое урчанье автомашины.
Вот и работы экспедиции скоро подойдут к концу… Осталось три месяца. Много это или мало? Огромный район детально обследован, накопился солидный материал. И хотя Сандаг был прикован к постели, работа не прекращалась.
— Страшные мы с тобой стали, — неожиданно сказал он, смеясь. — Погляди на себя в зеркало: на головешку черную похожа.
— Ты не лучше, не воображай: высох, как столетний саксаул. Всех нас перекорежило. Хорошо, хоть домой вернулись…
Да, теперь здесь, на краю монгольской земли, был их дом.
Они остановили лошадей, застыли в седлах. Смотрели на юг, где неугомонные миражи без устали плели свои горячие сказки, прикидывались то водной гладью, то зелеными оазисами с высокими тополями, то невиданными белыми городами с крылатыми храмами и субурганами.
Там, за чертой горизонта, остался мертвый город Хара-Хото… И как-то не верилось, что всего лишь несколько дней тому назад они брели по пустыне, умирали от жажды и шансы на жизнь были не так уж велики. Все это было с ними, и в геологической сумке Валя носила бледно-розовую глиняную печатку цаца с изображением Тары, подобранную в мертвом городе.
Да было ли все?.. Угрюмые черные субурганы мертвого города, хранящие до сих пор вековые тайны…
Они вошли в привычную колею экспедиционной жизни, но недавние приключения изменили что-то в характере каждого из них.
И глаза стали словно бы прозрачнее, светлее.
— Я больше всего боялся, что ты умрешь от жажды тогда, — сказал он ей.
— Гидрогеологу, умирающему от жажды, грош цена.
— Ну это ты сейчас такая храбрая, когда все позади. Только не воображай, что мы уже причалили к тихой пристани. Мы в Южной Гоби, а здесь жизнь соткана из необычайного. Здесь все может быть.
— А знаешь, мне хочется, чтобы все так считали: в Гоби все может быть!
— Зачем тебе?
— Нужно. Вот ты знаешь палеонтологию — расскажи немного о тех временах, когда здесь разгуливали ящеры. Как выглядел окружающий ландшафт?
Он поглядел на нее с недоумением.
— Изволь. Я произнесу известное тебе заклинание, к мы сразу очутимся среди мегатериев, плещущихся в огромных озерах и резвящихся в зарослях дельт полноводных рек. Тут было царство воды. Пустыня все время тоскует по былой влаге и строит без конца водные миражи. Да, да, что касается полноводных рек, бывших якобы здесь, не берусь утверждать, а вот крупнейшие озерные впадины сохранились в Гоби до сих пор: ну, Заалтайская, назовем ее так, лежащая на севере и на востоке от нашего сомона, где мы ищем воду, Уланнурская и Восточногобийская. Все они составляли как бы единый огромный пресноводный бассейн. В этих местах даже раковины находят, панцири черепах и кости крокодилов. Как мне кажется (это лишь предположения), вся эта обширная территория набита костями и яйцами динозавров до отказа.
— Стоп! Объясни, ради бога, почему же сохранились кости динозавров, почему не растворились в воде?
— Их скелеты оставались в осадках древних водоемов. Только никак не пойму, к чему ты клонишь?
— Сейчас поймешь. Меня интересуют не динозавры, а то, куда девалась вода из этого бассейна, покрывавшего почти всю Гоби?
— Как говорят монголы, вода ушла!
— Куда?
— Тебе ли, гидрогеологу, не знать куда? Часть воды постепенно стекала в сторону восточных морей, во что я мало верю, а основные воды ушли на нижние горизонты. Если бы воды из Гоби стекали в восточные моря, то они, конечно, уносили бы с собой и скелеты гигантских животных. Но увы, кладбище динозавров в Гоби уникальное.
— Все! Ты подтвердил мою догадку: под всеми этими костеносными горизонтами должно находиться озеро пресной воды! Не водоносные пласты, которые мы ищем, а озеро… Большую воду надо искать в озерных впадинах!
Он потер ладонью лоб.
— Ну что ж, если тебе удастся нащупать контуры этого озера, считай, что ты совершила переворот в представлениях геологов. Сногсшибательная гипотеза!
Впрочем, оба понимали: это даже не гипотеза — просто догадка, острое желание иметь в Гоби много пресной воды.
Но с этого дня Пушкарев «заболел» гидрогеологией, как в свое время заболел «алмазной лихорадкой». Что-то было в догадке Вали очень существенное, бесконечно привлекательное. Озеро пресной воды… Она рассказала ему, что подобные озера часто находят в Казахстане.
Он усаживался под кустом тамариска и разворачивал карту Монголии. Теперь он смотрел на нее как бы другими глазами. Еще более грандиозная догадка, чем догадка Вали, зрела и зрела у него в голове. Александр даже боялся поверить в нее — так она была неправдоподобна. Под эту догадку нужно подвести прочный фундамент…
Ему очень хотелось побывать еще раз в Котловине пещер, в подземном храме, где горит вечный огонь, довести до конца дело с разведкой природного газа; об алмазах он больше не думал, они не заботили его (всему свое время! Пусть поиском пиропов займется специальная экспедиция…). Сейчас он отодвинул в сторону всё и занимался только гидрогеологией.
— Ты сделался каким-то странным, — сказала Валя. — Что-нибудь не ладится?
— Все ладится. Скоро всем экспедиционным работам конец, и мы должны будем вернуться в Улан-Батор.
— Я считаю свою задачу выполненной, — проговорила она. — Остальное сделают гидрогеологи из Восточной экспедиции, а я займусь обработкой материалов, которые нужны Ученому комитету. На это уйдет целая зима. А там видно будет…
— А я не хочу отсюда уезжать!
— Не хочешь? Все надеешься найти алмазы?
— Нет, об алмазах больше не мечтаю. Хочу переквалифицироваться на гидрогеолога!
— На гидрогеолога? — Она была крайне удивлена и не понимала, шутит он или говорит всерьез. — А зачем тебе это нужно?
— Хочу проверить твою гипотезу.
— О подземном озере в Гоби?
— О подземном море в Гоби! Не озеро, а именно море…
Он вынул из планшетки карту, развернул ее.
— Смотри сюда! Где оно, это море? Если оконтурить глубокими скважинами Нэмэгэтинскую котловину или даже всю Заалтайскую впадину, и впадину, лежащую севернее Гурбан-Сайханов, да в придачу сюда Восточногобийскую впадину — то есть территорию, равную по площади нескольким европейским государствам, то мы получим ясное представление о подземном море пресной воды, которое даст возможность превратить раскаленную Гоби в цветущую область. Пустыня как таковая будет стерта с карты МНР!
— Но это же фантастика! — протестующе воскликнула Валя. — Одно дело — озеро, а другое дело — твое бредовое море. Да ни за что я не поверю в эту химеру!
— А разве я заставляю тебя верить? Я и сам, может быть, не совсем убежден в своей правоте. Но неужели ты не понимаешь, что я говорю о деле грандиозном, небывалом, об идее исключительной, для проверки которой не жалко и самой жизни? А саму идею, ее суть, высказала все же ты. Я лишь домыслил, расширил ее границы. Это ты должна проверять правильность своего предположения, а я готов тебе помогать.
Она задумалась. Потом нерешительно спросила:
— А если нам не позволят здесь остаться?
Александр чуть наклонился, чтобы не выдать невольную улыбку.
— Кто не позволит?
— Ну, Сандаг, Тимяков.
— А мы с тобой попросим их, чтобы разрешили остаться. Мол, такое дело: хотим превратить пустыню в яблоневый сад, в заповедник кишмиша, кураги, изюма или во что там принято энтузиастам превращать пустыню.
— Пошли!
— Куда?
— К Сандагу и Тимякову проситься.
Александр откровенно рассмеялся.
— Эге! Очень быстро ты принимаешь решения. К Сандагу и Тимякову идти с голой гипотезой нельзя: сперва нужно тщательно подготовить документацию, а саму идею изложить скучным голосом — чтоб поверили. Или наряду с идеей подсунуть им еще что-нибудь интересное, отвлечь внимание от основного. Психологический прием. Неоднократно проверено. Дескать, просим оставить здесь на некоторое время с целью уточнения… Если доверишь это дело мне, то, пожалуй, постараюсь убедить их. А если не получится, подключим тебя.
— Доверяю. Значит, решено? Мы остаемся здесь!..
Она безвольно опустила руки, но на губах ее была улыбка.
— У нас с тобой в Гоби интересы… — пытался он утешить ее.
— Ладно, — сказала она, — Ты — мой главный интерес. С тобой я готова искать не только подземное море, но даже подземный океан, искать хоть всю жизнь…
— Ну вот и объяснились, — сказал он удовлетворенно. — А теперь — за дело!
Тимяков и Сандаг писали предварительный отчет, сопоставляли накопленные данные. Составу экспедиции еще предстояло много потрудиться, но главное было сделано: найдена вода, обследованы пастбища.
Новый город, центр Южногобийского аймака, нужно строить под защитой хребта Гурбан-Сайхан, не доезжая северного склона горы Дзун-Сайхан.
Над экспедицией в последний месяц словно бы пронесся некий смерч. А теперь вдруг все стихло, успокоилось. Но тот самый ураган пустыни, который крутил и вертел их в своих вихрях, едва не стоил им всем жизни и завершился покушением на Сандага, сделал свое дело: люди с невиданной силой потянулись к работе, стали на редкость изобретательными. Рабочие на буровых трудились и в праздничные дни, выстаивая иногда по две-три смены.
Теперь невероятные приключения, а вернее, открытия случались в самой работе. И начинало казаться, открытиям не будет конца. Творческая энергия проявляла себя на каждом шагу.
Как-то в юрту Сандага, где в это время находился Тимяков, зашел Пушкарев. Он положил на стол округлый камень величиной с огурец, тот самый, что взял с алтаря Тары, — яйцо динозавра.
— Яйцо раскололось или раскрошилось — не знаю, да я и забыл о нем. Ну, взял недавно лупу, решил проверить, не камень ли? И вот что увидел!.. Может быть, это заинтересует ученых?