Ну, для египтян такими ориентирами были династии их фараонов.
А вот древним грекам, как вы сами понимаете, никакого дела до фараонов не было. И потому они начинали свое летоисчисление от первых Олимпийских игр… А древние римляне — с основания Рима. А когда в Европе повсеместно распространилась христианская религия, церковники заявили: «Подумаешь, Рим! Нет главнее события, чем рождение Иисуса Христа! Летоисчисление начинается с него!..»
Так начался счет лет «с р. Х.» — с рождества Христова. Только это не всех устраивало. Магометане, например, признавали не Христа, а Магомета, буддисты — Будду, безбожники — никого. А календарь нужен был всем — единый. И потому договорились — отсчет лет оставить тот же, но называть иначе — не от р. X., а от начала нашей эры. И ведется он так, что отдельно считаются годы «до н. э.» — до нашей эры и отдельно годы, которые входят в нее. Вот почему, когда мы говорим, например, что солнечный календарь был изобретен в 5-м тысячелетии до н. э. — это значит, что с тех пор прошло более шести тысяч лет: 4 241 год до начала н. э. и еще почти 2 000 после того.
29. На первых порах сколько бы Чарли ни ковырялся на своем поле, он собирал так мало, что едва мог прокормить одного себя, да и то впроголодь. Поэтому в поле выходили все и работали от зари до зари. Но, по мере усовершенствования способов земледелия и орудий обработки земли, труд людей приносил все больше и больше продуктов. И, наконец, наступило время, когда один человек мог уже вырастить больше хлеба, чем ему требовалось для своего личного пропитания. Тут-то и появился смысл не убивать побежденных в бою врагов, а брать их в плен, обращать в рабство и заставлять работать. За работу раб получал еду. И так как он производил больше, чем требовалось на его кормежку, — весь избыток доставался тому, кто владел рабами. Это привело к очень важным последствиям…
Последствие первое. Избыток продуктов, которые производили рабы, накапливался у рабовладельцев, превращался в частную собственность и становился богатством. Само собой, что самыми богатыми делались военачальники — во время походов они захватывали себе больше рабов, земли и скота.
Последствие второе. Раз появились богатые, значит, появились и бедняки. Так человеческое общество разделилось на КЛАССЫ. С одной стороны — класс богачей-рабовладельцев, с другой — классы бедняков и рабов.
Последствие третье. Когда возделывание полей, рытье оросительных каналов, уход за скотом и всякие строительные работы стали уделом только бедняков и рабов, у богатых высвободилось время для разных других занятий. И те из них, кто не был пьяницей или оболдуем, постарался этим воспользоваться, чтобы совершенствоваться в военном деле, заниматься науками, инженерным искусством, медициной, изобретательством… Короче говоря, произошло новое и очень важное разделение труда. Физический труд достался в удел беднякам и рабам, а умственный стал привилегией богатых… Несправедливо!
30. Хотя Чарли на каждом шагу встречался со смертью, он ничего в ней не понимал. Мертвые, бывало, являлись ему во сне и вели себя, как живые. И звери, которых он убил и съел, тоже снились.
Размышляя над этим вопросом, Чарли пришел к выводу, что существует смертное тело и бессмертная душа — дух. Так он окружил себя духами умерших предков, которые могли распоряжаться его, Чарли, судьбой, духами зверей, которые могли мстить ему за обиды, духами тех мест, где охотился и ловил рыбу. Ну да, ведь он еще не отделял живую природу от мертвой и вполне естественно считал, что если у каждого человека и зверя есть дух, то должен существовать и дух Реки, и дух Леса, и дух Горы…
По мере того как род объединялся с родом, возникали племена, появились земледельцы и скотоводы, ремесленники и воины, и в сознании Чарли духи стали уступать место богам. Боги были гораздо могущественнее духов. Они обладали совершенно сверхъестественными возможностями. А главное, их власть распространялась уже не на одного только Чарли, не на одну Реку или одну Гору, а на ВСЕХ людей, на ВСЕ реки, на ВСЕ горы и ВСЕ леса!..
Каждый бог имел свое собственное «хозяйство», в которое другие боги не вмешивались. Один был властелином Неба; другой — Земли, третий — Дождя, четвертый заботился об Урожае, пятый распоряжался Войной…
Когда же общество стало делиться на классы с богатеями и бедняками, повелителями и подчиненными, Чарли сообразил, что и среди богов не может быть никакого равенства. Кто-то из них должен управлять другими! Но кто?
Почти у всех народов этим самым высокопоставленным божеством на первых порах становился бог Солнца. Происходило это одновременно с образованием государств и возникновением царской власти.
31. Богатство необходимо охранять и растить. Власть следует укреплять. Иначе отнимут. Поэтому всякий военачальник должен был иметь постоянное войско. Такое войско называлось дружиной. В дружину входили его родичи и друзья. Он водил их грабить соседские племена и давал долю в добыче. А в промежутках развлекал охотами и пирами. С помощью дружины он властвовал над своим народом: собирал подати и устанавливал законы для рядовых земледельцев, пастухов и ремесленников. Он говорил им, что охраняет их от набегов врагов, грабежа и угона в рабство…
И это была сущая правда, потому что угроза таких нашествий была всегда. Но в то же время это была не вся правда, потому что каждый военачальник думал в первую очередь о своей личной выгоде! Не зря ведь сказано: «Паны дерутся, а у холопов чубы трещат!..»
В конце концов, самый сильный военачальник, победив и ограбив тех, кто был слабее, подчинял их себе и становился царьком. А племя его делалось самым главным и пользовалось всякими преимуществами. Так начали возникать государства.
Выходить за пределы своего государства безоружный человек не мог, там его сразу бы взяли в плен и обратили в раба.
32. Как только, примерно за 4000 лет до нашей эры, люди начали делиться на классы, так между ними завязалась классовая борьба. Бедняки и рабы восставали против богачей. А богачи усмиряли бунты. Борьба шла не на жизнь, а на смерть. Справедливость была на стороне угнетенных, а сила, как правило, на стороне угнетателей. Лилась кровь. Горели и дворцы, и хижины…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,в которой описывается наше непродолжительное и совершенно не предусмотренное программой пребывание в Древнем Египте
У нас даже дух захватило, когда, встав на ноги, мы увидели, где находимся. Среди бескрайной песчаной равнины высились гигантские каменные сооружения, устремленные своими остроконечными вершинами в слепящую синеву небес…
— Пирамиды!.. — охнул я, сразу узнав их по изображениям, которые видел на почтовых марках Объединенной Арабской Республики.
— А там вон — Каир, столица ОАР! — объявил Каген, повернувшись в противоположную сторону. — Глядите!..
Вдали виднелся великолепный, озаренный палящими солнечными лучами город. Его храмы, дворцы и сады, словно сказочное видение, вставали по ту сторону небольших пальмовых рощ, длинных земляных дамб и рассеченных прямыми оросительными каналами изумрудно-зеленых полей. Город стоял над рекой…
— Вот, наверно, удивится Диспетчер, когда увидит пустую капсулу! — расхохоталась Нкале. — Придется радировать ему из Каира. А возвратимся на самолете…
— Радио нет… Самолета не будет!.. — Академиков поднял руку с браслетом таймера. — Машина Времени высадила нас в Древнем Египте, за четыре с половиной тысячи лет до наших дней. Каира еще нет и в помине. Город, который мы видим, — это Мемфис, один из самых первых городов на свете, столица Древнего Царства. Оазис, около которого мы находимся, называется Гизэ. Фараоны, правители Египта, из века в век сооружают здесь эти каменные громады — свои посмертные усыпальницы. Мемфис погибнет и будет погребен песками. Ветер пустыни разнесет прах оазиса. А пирамиды останутся! Своими каменными, высеченными у вершин глазами они будут взирать на смену царств народов и тысячелетий!..
— Прекрасно сказано! — воскликнул Каген. — Пусть же теперь, пока Машина Времени починяется, они поглядят на наш скромный завтрак. Считая туда и обратно, мы путешествуем уже почти сто тысяч лет. Я здорово проголодался!
— И ужасно хочется пить, — подхватила Нкале. — Жарковато!
Удобно устроившись в тени финиковых пальм, мы накинулись на свои запасы. Даже то, что шоколад совсем размяк и прилипал к пальцам, а вода стала теплой, как полуостывший чай, не мешало нашему пиршеству. Плитки исчезали одна за другой, фляжки быстро пустели.
Конечно, мы бы отведали и фиников. Их спелые, медовые гроздья, заманчиво золотились на солнце сквозь листья пальм. Но… «Есть, да не про вашу честь!» — как говорится в одной известной пословице. Даже когда Нкале попыталась вымыть руки в воде протекавшего у наших ног оросительного канала, ничего из этого не вышло — шоколад так и остался на пальцах… Мы могли только смотреть и слушать.
На фоне безоблачного, эмалево-синего неба и песчаной равнины высились вершины трех главных громад. А внизу, вдоль их оснований, вставали другие, гораздо меньшие пирамиды и ряды каких-то странных прямоугольных построек, похожих на дома, но только без окон. Несмотря на свою немалую величину, они казались карликами у ног великанов.
— Большие пирамиды, — сказал Академиков, — усыпальницы фараонов Хеопса, Хефрена и Микерина. А маленькие — гробницы цариц…
— А дома?
— Это тоже гробницы. Они называются «мастаба». В них находятся тела фараонских родственников, прославленных военачальников, особо отличившихся чиновников, богатых вельмож… Египтяне верят в бессмертие души и оживление тела в загробном мире. Они убеждены, что фараон и там останется фараоном. А потому каждый, кто пользовался его милостями при жизни, старается обеспечить себе такую же близость к царю и на том свете.
От подножия одной из пирамид к окраине оазиса тянулась похожая на прямой коридор крытая каменная дорога. Она вела к храму, который был расположен у передних лап исполинского сфинкса — колоссальной статуи лежащего льва с человеческим лицом. Статуя была высечена из целой скалы. Выкрашенное в кирпично-красный цвет лицо обрамляла ниспадающая с головы каменная повязка, поперек которой были нарисованы красные и синие полосы. Такую повязку, как сказал нам Александр Петрович, имели право носить только боги и фараоны…