Впоследствии Бальмису не удастся вспомнить никаких подробностей о путешествии в Новую Испанию на борту корабля Саморского полка; он настолько ослаб, что большую часть пути провел в забытьи. В конце концов судно бросило якорь в порту Веракрус. Это был самый крупный в мире морской транспортный узел, место, где желтая лихорадка укоренилась столь же прочно, как пороки и контрабанда. Сотни негров, рабов и свободных граждан, вместе с индейцами из внутренних областей страны, трудились на погрузке и разгрузке кораблей. Преобладали индейцы с плоскогорья – их легко было узнать по необычной формы сомбреро и по огромным тюкам какао на плечах. Бальмиса сразу же перевезли из этого нездорового города, кишащего москитами и застывшего от удушливой жары, в госпиталь в Халапу; там, на горных склонах, воздух был прозрачен и чист, а монахи – внимательны и доброжелательны.
– Оспу можно смело отбросить, доктор Бальмис, – сообщили ему, едва он оправился. – Возможно, у вас сформировался иммунитет, вы же побывали во многих госпиталях, как мы поняли.
Бальмис кивнул и с облегчением засопел.
– Тогда… что же это было?
Монах пожал плечами:
– Есть столько недугов, о которых нам ничего не известно… Главное, что вы поправились.
Выздоровление затянулось на несколько недель; все это время Бальмис предпринимал долгие прогулки по окрестным лесам, навещал деревни индейцев, которые здесь разительно отличались от тех, что он наблюдал в сельве Эль-Гуахиро. Индейцы Новой Испании блюли древнейшие культурные традиции, находившие отражение в их костюмах, ремеслах, языке и глубоких познаниях в лекарственных растениях.
– Нам предстоит многому у них научиться… – говорил Бальмис сопровождавшему его монаху.
Свойственная его характеру искренность вызывала удивление. В высших кругах американских европейцев было принято презирать индейцев и весь багаж их знаний и традиций. Но Бальмис, открытый новому и восприимчивый к знаниям, проявлял поистине детское любопытство. Когда он окончательно поправился, монахи предложили ему поработать в госпитале в Халапе, пока он ждет нового назначения из своего полка. Бальмис не раздумывая согласился.
В то время скоропостижно скончался вице-король Новой Испании Матиас де Гальвес-и-Гальярдо, человек порядочный и любимый в народе; среди прочих достоинств, по случайному совпадению, он был отцом Бернардо де Гальвеса, командира Саморского полка. Бернардо, который недавно обосновался в Гаване, был назначен преемником отца. Он отплыл в Мексику и семнадцатого июня 1785 года вступил в должность. Новый вице-король собирался продолжить дело отца, который, помимо прочего, учредил Королевскую академию Сан-Карлоса, по образу и подобию Академии Сан-Фернандо в Мадриде, где получали образование архитекторы, художники и скульпторы. Он также способствовал улучшению сельского хозяйства, строил дороги, продвигал картографию и, как истинный сын эпохи Просвещения, поддерживал все начинания, связанные с развитием науки и медицины.
Бальмис не проработал и трех месяцев в госпитале в Халапе, как получил письмо от Алонсо Нуньеса де Аро, архиепископа Мехико: прелат требовал присутствия Бальмиса в столице. Бальмис подозревал, что за этим вызовом стоит влиятельная фигура нового вице-короля. В высшей степени аристократический и гостеприимный город поражал контрастом между нищетой необъятных предместий и великолепием дворцов и монастырей. Бальмиса провели по залам архиепископского дворца – вдоль отделанных дамастом и бархатом стен располагались буфеты с драгоценным японским фарфором, серебряными чеканными кубками и изделиями из золота, а с потолка свисали прекрасные серебряные люстры. В роскошном кабинете его ожидал прелат, самый могущественный человек Новой Испании после вице-короля. Архиепископ был облачен в черную бархатную ризу, на груди его сияло рубиновое ожерелье с огромным рубиновым же наперсным крестом. Бальмис начал раскачиваться вперед-назад, как он делал в детстве, когда ему становилось страшно.
– Я пригласил вас, впечатленный великолепными рекомендациями вашим талантам, которые услышал от нового вице-короля.
Бальмис закашлялся и заморгал, наморщив лоб.
– В Оахаке началась новая эпидемия оспы. В прошлый раз вымерла половина индейцев. Поэтому мне нужна ваша помощь; насколько я понял, вы весьма сведущи в методе вариоляции.
– Я учился у доктора Тимотео О’Сканлана, выдающегося специалиста. Мы познакомились во время осады Гибралтара. На сегодняшний день это лучший способ защиты, но он несет много рисков.
– Понимаю, но по крайней мере он сможет неминуемую смерть перевести в разряд просто вероятных…
– Это действительно так, – согласился Бальмис.
– Я разослал циркуляр всем священникам своего архиепископства, чтобы они убедили верующих подвергнуться этой процедуре в их приходах. Но многие противятся этому. Из страха перед оспой они закрывают и покидают свои церкви, что вынуждает меня принять меры для поддержания религии. Бытует поговорка, что «от оспы и чумы бегут здравые умы». Индейцы тоже пускаются наутек, и проблема усугубляется тем, что они разносят болезнь по деревням в глубине страны. Я прошу вас отправиться в зараженные зоны вместе с другими врачами из госпиталя Сан-Андреса и привить столько людей, сколько сможете.
– Да, но… Ваше Высокопреосвященство, как вы упомянули, народ опасается прививать себе болезнь.
Архиепископ протянул ему пачку листов бумаги.
– Это списки жителей, которые я в чрезвычайном порядке истребовал из всех населенных пунктов этой области. Здесь указаны имена тех, кто согласен на вариоляцию, и тех, кто совсем беден: требуется оказать им необходимую помощь.
Бальмис смотрел на него в изумлении. Чтобы клирик такого ранга, как Нуньес де Аро, сделал ставку на медицинский прогресс – это воистину прекрасная новость.
– Для меня честь выполнить вашу просьбу, – промолвил он.
– Помогите нам остановить смерть, доктор Бальмис.
– Я положу на это все силы, – кивнул он в ответ.
Бальмис и его команда отбыли в город Оахака; испанцы называли его также Зеленой Антекерой за сходство с андалузской Антекерой и зеленоватый оттенок каменных стен церквей. Здания и соборы этого прекрасного города были задуманы так, чтобы солнце заглядывало в окна и двери во все времена года. Он славился жизнелюбием и веселым нравом горожан, а также пышностью религиозных праздников, организованных как католиками, так и сапотеками[20]. Но сейчас Зеленая Антекера превратилась в черную Оахаку. На въезде в город горели огромные костры, чтобы очистить воздух. На церковном кладбище люди с закрытыми тканью лицами скидывали трупы в свежевыкопанные рвы. Главная площадь была безлюдна, лишь тут и там можно было наблюдать небольшие группы индейцев – истощенных, как тени, с кожей, испещренной рубцами и пятнами, шрамами на глазах и вздутыми веками. У всех наблюдались симптомы оспы: зеленоватый цвет кожи, чудовищная слабость и непрерывный кашель. Почти не встречались красивые женщины без следов оспин. При приближении врачей многие из них напрягали последние силы, чтобы отползти и спрятаться. Большинство индейцев отказывалось от прививки. Бальмис узнал, что недуг они лечили с помощью паровых бань, что в итоге приводило к еще большему росту заболеваемости. Местные знахари прописывали больному пить и умывать лицо горячей мочой и прикладывать к пораженной коже желтый острый перец чили. «Они живут в плену у страха, – писал Бальмис отцу, – их пугает окружающая действительность; они погрязли в мире, населенном духами и демонами, которые контролируют их жизнь. Они верят, будто подношения их богам или молитвы нашему Господу дадут лучший результат, чем медицинские процедуры. Проблема в том, отец, что многие влиятельные священники точно так же невежественны». Когда Бальмис пытался объяснить одному священнику, что умерших от оспы следует хоронить подальше от церкви, тот ему ответил:
– Подальше от церкви? Подальше от Бога?
– Видите ли, падре, чтобы избежать заражения, следует самым строгим образом соблюдать правила гигиены.
И указал на пару индейцев, которые вместе плескались в пруду неподалеку, стараясь смыть шелушащиеся пятна и корки с гнойников.
– Вы не должны допускать подобного.
Затем он показал на ребенка, пившего из лужи, на рой мух, вившихся вокруг лежащей в гамаке больной женщины, на животных, снующих среди мусорных куч.
– Ни этого, ни этого…
– Мы делаем все возможное, чтобы Господь смилостивился и избавил их от кары, – молимся святым целителям, служим мессы, приносим покаяние…
– Падре, это не работает.
Бальмису и его команде удалось сделать прививку всем, кто значился в списке прелата. В своем отчете о путешествии, который произвел в высшей степени благоприятное впечатление в архиепископстве, Бальмис особо подчеркивал необходимость борьбы с недоеданием, голодом, физическим насилием и загрязненностью индейских поселений. Также он предлагал обучить местные власти – чиновников и священников – практике вариоляции, чтобы они могли уже сами применять этот метод in situ[21]. В знак признательности Нуньес де Аро предложил Бальмису место хирурга в госпитале Сан-Андрес, где лечили самые разные заболевания; это была больница на тысячу коек, расположенных в тридцати девяти корпусах.
– Такого любителя научных исследований, как вы, доктор, наверняка привлечет тот факт, что Сан-Андрес обладает самой большой в Новой Испании фармацевтической базой, а также имеет лабораторию и отделение анатомии и аутопсии.
Бальмис раскачивался вперед-назад. Руки моментально вспотели. Предложение звучало более чем заманчиво. С научной точки зрения Мехико был самым прогрессивным городом во всей Америке. Он мог продолжить изучение курсов анатомии, физиологии и ботаники. Ему еще не доводилось работать в такой крупной больнице, к тому же имеющей такие ресурсы.
Но существовала одна загвоздка.