– Мне нужны вы, – заявил медик.
Исабель вздрогнула. Бальмис сразу, без лишних разговоров приступил к делу: Исабель обязана примкнуть к благородной миссии по спасению мира. Помимо многообещающего будущего, он предложил ей хорошее жалованье. Исабель оцепенела от удивления; громкие слова не затронули ее душу. Ей бы себя спасти… Она так опешила, что сказала первое, что пришло в голову:
– Я никогда… никогда не плавала на корабле. – Затем, наконец, она собралась и ответила: – Нет, я не могу все это бросить.
Бальмис замолчал. Исабель подошла к окну и посмотрела на привычную суету во дворе.
– С вами отправятся двадцать два ребенка, но здесь остаются еще очень многие, – пояснила она.
– Конгрегация может нанять другую женщину на ваше место. А для экспедиции вы незаменимы; дети вас знают и уважают.
– Разве вы не говорили, что с вами едут и санитары, и врачи?
– Да, но ваше присутствие – это совсем иное. И вам, как и мне, это прекрасно известно.
Исабель испытывала досаду: она сама не хотела ехать, но и не хотела отпускать детей одних. Бальмис, более прозорливый, чем позволяла предположить его неуклюжесть, а также вооруженный полученными от Поссе и дона Херонимо сведениями, нашел наконец верный тон:
– Вне всяких сомнений, Бенито поедет с вами, хотя он уже привит и не подойдет нам для наших планов. Не знаю, известно ли вам, но в Америке число непризнанных детей столь велико, что никто не проводит никаких различий в общении с ними. Это новый мир, где жизнь будет намного проще и для вашего сына, и для вас.
Эти слова напомнили Исабель речи другого Бенито, старшего: «Когда они чего-то хотят, то для них все люди равны». И под влиянием момента она в который раз задала себе вопрос, где может сейчас находиться человек, обманувший ее. Затем Исабель взяла себя в руки и ответила:
– Мой сын все равно будет незаконнорожденным, что здесь, что там.
– Ошибаетесь, – возразил Бальмис.
– Почему в Америке должно быть проще?
– Послушайте меня хорошенько, – промолвил врач, пристально глядя ей в глаза и готовясь выложить на стол свой главный козырь. – Я обещаю вам следующее: в обмен на ваше участие в экспедиции – со всей славой, привилегиями, обязанностями и трудностями, которые она предполагает, – в Америке вы избавитесь от всех предубеждений и предрассудков, докучающих вам здесь.
Исабель не понимала, куда клонит Бальмис.
– Я намерен ходатайствовать о королевском указе для вас и вашего сына, благодаря которому ваше положение изменится.
При звуке этих слов Исабель застыла. Не веря своим ушам, она переспросила:
– Указ… для меня?
– Да, для вас. Это возможно благодаря моим привилегированным отношениям с королевским двором, – продолжал Бальмис. – Подобным образом пятно незаконного рождения навсегда исчезнет из вашей жизни; в новых бумагах, которые я вам передам, вы будете значиться приемной матерью вашего сына. Едва мы выйдем из гавани, вы сможете забыть о положении матери-одиночки, и ребенок перестанет быть бастардом. Вы же понимаете, что это значит, правда?
Исабель это понимала, как никто другой. До последнего времени незаконным детям не дозволялось учиться грамоте, получать образование, им разрешалось только работать ремесленниками. Закон недавно изменился, но предрассудки никуда не делись. Исабель долго молчала. То, что предлагал Бальмис, означало полное искупление вины и полную свободу; она вернет себе и, что самое важное, сыну доброе имя и достойное положение. Новая жизнь, новое будущее для ребенка. Помимо того, она могла надеяться, что участие в миссии зачтется ей заслугой в глазах дона Херонимо, а король ее отблагодарит… Бальмис добавил:
– В обмен на это я прошу вашего согласия сопровождать экспедицию до конца, до Филиппин. Затем вы сможете выбирать – вернуться в Испанию с детьми или устроиться в любом другом месте, где захотите.
Исабель, ошарашенная нарисованной Бальмисом перспективой, с трудом вымолвила:
– Мне нужно… нужно посоветоваться с доном Херонимо.
И Бальмис понял, что эту битву он выиграл.
Тридцатого ноября 1803 года корвет «Мария Пита» отчалил из порта Ла-Корунья. Хотя он и отправился в плавание с опозданием на два месяца, скорость, с которой решались все финансовые и организационные проблемы, казалась просто поразительной и могла объясняться исключительно прямым вмешательством короля. В тот же самый день в Америке французы захватили Новый Орлеан и начали ликвидировать испанские властные структуры. Экспедиция представлялась лучом света на фоне мрачного заката Империи.
Никогда еще таким закаленным морякам, как те, что входили в экипаж «Марии Питы», не доводилось видеть столь необычный груз. Вот уже несколько дней шлюпки перевозили на корвет, стоящий на рейде в бухте, парусиновые тюки, пузырьки с лекарствами, бинты, связки книг, ящики со стеклами, рулоны полотна… Двое моряков занимались укладкой груза, следуя указаниям Сальвани. Двое других, забравшись на мачты и ожидая распоряжений капитана, рассказывали всем желающим, что отправляются лечить индейцев при помощи крови этих сироток. Сами же дети на берегу переживали момент своей славы. Час назад они вышли из приюта и строем направились в порт под звуки городского оркестра; старшие вели за руку младших, гордясь великолепной униформой Мадридского Ботанического сада и испытывая ощутимые неудобства в новой обуви. Под конец Бальмису удалось-таки настоять на своем, и поэтому в команду включили трехлетних малышей, которые едва умели ходить. Помимо того, он получил обещанный королевский указ и особое разрешение, чтобы нанять Исабель, без которой не удалось бы набрать необходимое количество детей. Исабель и Бальмис вместе посетили сиротский дом в Сантьяго и отобрали недостающих маленьких участников экспедиции. Им даже пришлось отдельно уговаривать мать восьмилетнего Франсиско Антонио, чтобы она отпустила сынишку на службу Его Величеству – в обмен на обеспечение его будущего.
Последние дни пронеслись в лихорадочных хлопотах. Каждому ребенку требовались шесть рубашек, шапка, три пары холщовых штанов и одни шерстяные, куртка, три шейных платка и три носовых, расческа… А служительница приюта, отвечавшая за прием подкидышей, вдобавок ко всему настаивала, чтобы Исабель взяла с собой приданое:
– Я уверена, что в Америке ты найдешь себе мужа.
– Какой мужчина способен полюбить женщину, на попечении которой находятся двадцать два ребенка?
– Ты не знаешь мужчин, – отвечала подруга.
К круговороту последних приготовлений добавилась и еще одна сложность: начали стекаться родственники воспитанников – до этого они и близко не появлялись – и все, как один, требовали денег, потому что «их» детей выбрал сам Его Величество король. Стоило таких трудов избавиться от всех тех, кто пытался урвать свою выгоду, что служительница, забиравшая детей из «торно», взяла на себя общение с ними. Она строго напоминала, что, бросив ребенка в приютский лоток, они теряют родительские права и поэтому не могут ни на что претендовать. Однако те продолжали настаивать, прибегая к весьма малопочтенным уловкам – подсылали братьев, дальних родственников и даже кормилиц.
Перед отъездом в приюте разыгралась небольшая драма: Хасинто и Андрес, двое детей, вакцинированных еще в Мадриде, узнали, что не поедут в путешествие вместе со всеми, а должны вернуться в свой сиротский дом в столице. Они расплакались, умоляя, чтобы их не отправляли назад. Мальчики тоже хотели сесть на корабль и пережить приключения вместе с другими детьми; им вовсе не улыбалось возвращение к холоду, капустной похлебке, пению на похоронах и молитвам в трапезной. Исабель как могла утешала их, но безрезультатно. Эти подкидыши, которые больше всего на свете боялись расставаний, потому что однажды их уже бросили при рождении, рыдали, сучили ногами и не слушали никаких доводов. Светловолосый херувим Кандидо случайно оказался рядом; стоя в своей сверкающей форме, он внимательно следил за происходящим. «Если бы я дался сделать прививку, – подумал он, – я бы сейчас, как эти двое малышей, должен был бы вернуться в приют». В конце концов Исабель увела страдальцев на кухню и препоручила заботам служительницы, которая тут же начала пичкать их свежеиспеченными булочками. Но даже это не утешило мальчиков.
Через большие окна своих домов жители Ла-Коруньи наблюдали за необычной процессией: приютские подкидыши, превратившиеся в героев, шествовали строем под предводительством архиепископа и городских властей. Проходя по улице Реал, Исабель бросила взгляд на дом, где проработала столько лет, и ей показалось, что за солнечными бликами на стекле она различает у окна силуэт доньи Марии-Хосефы. Исабель помахала ей рукой, хотя знала, что госпожа уже почти ослепла из-за оспы. Каково же было ее удивление, когда хозяйка ответила на ее приветствие! Быть может, это простое совпадение? Исабель решила, что Мария-Хосефа их видит – если не глазами, то сердцем.
В порту городские чиновники не отказали себе в удовольствии выступить с многословными цветистыми речами:
– Вы увидите далекие земли, посетите удивительные места, познакомитесь с необычной культурой, переживете поразительные приключения, встретите нуждающихся и бедствующих; за то, что вы для них совершите, Господь вознаградит вас сторицей.
Звучали здравицы в честь короля, Бальмиса, экспедиции. Ветер усиливался – один из поводов назначить отплытие на этот день, – официальные речи едва были слышны, и дети начали выказывать беспокойство. Одни уже проголодались, другие не могли долго стоять на месте и начали развлекаться, бросая шапки в воздух. Были сказаны слова и про Исабель Сендаль; прежде ее так часто презирали и унижали, а теперь восхваляли за отвагу – она решила пересечь океан, единственная женщина в окружении полусотни мужчин. Под конец члены экспедиции, человек тридцать, по одному проходили перед коррехидором, который громко зачитывал их имена, и архиепископом, который окроплял их святой водой перед посадкой в шлюпку. Эта шлюпка должна была доставить участников на «Марию Питу». Всем аплодировали. Когда дети прошли, коррехидор провозгласил: