доваться прибытию на сушу. Единственным, кто от души ликовал, был кубинский барабанщик, предвкушавший скорое окончание своих мытарств. Для всех остальных довольно было и того, что плавание наконец завершилось. Они добрались до пункта назначения без особых злоключений и потерь, не считая бедняги Хуана Эухенио. И мадридского мальчика Андреса, хотя он и не входил в число морских путешественников. Само по себе это уже можно было рассматривать как чудо: согласно подсчетам торгового ведомства в Севилье, десятая часть пассажиров кораблей, следующих в Америку, погибала по дороге из-за болезней и несчастных случаев.
– Смотрите! – позвал Бальмис. Глаза его горели, голос дрожал от возбуждения.
Он указывал на мол – там царило обычное оживление; напротив возвышалось здание Таможни, а позади нее виднелась башня монастыря Сан-Франсиско.
– Смотрите на войска, которые вице-король выслал нам навстречу! Даже ополченцы стоят в парадном строю, чтобы приветствовать нас! Смотрите на этот салют! Разве вы не слышите пушечных залпов с бастиона Сантьяго? Не слышите звона колоколов?
Исабель оторопело глядела на него. Дети ничего не понимали. На берегу шла будничная суета: мелькали груженые товаром подводы, ослики тянули повозки, повсюду тележки для сбора мусора окружали стаи черных грифов, подъедавших все, что падало на землю. Но, как и в Пуэрто-Рико, их никто не встречал. Никто не собирался ни воспевать их титанический труд, ни даже хотя бы просто выразить за него благодарность. Герои филантропической экспедиции стояли одни, под руководством начальника, который от лихорадки повредился в рассудке; Бальмиса пришлось успокаивать, как еще одного малыша.
В сложившихся обстоятельствах Исабель была вынуждена просить помощи.
– Давайте сообщим обо всем интенданту, – предложила она Антонио Гутьерресу Робредо, помощнику Бальмиса.
Путь до берега они проделали на одной из спасательных шлюпок «Марии Питы». Город показался им более шумным, суетливым и беспорядочным, чем все уже виденные в Америке, – многоязыкое и нищее вавилонское столпотворение, невообразимая смесь королевских чиновников, войсковых и морских офицеров, пьяниц, побирушек и уличных девок. Продавцы фруктов и рыбы, пекари и водовозы, торговцы тромпадой – местными сластями с кунжутом – все они сновали по улицам, где слышалась португальская, итальянская и голландская речь: рыбный промысел здесь держали мулаты, китайцы, португальцы из Анголы, андалузские негры, филиппинские индейцы, генуэзцы и африканские евреи. Веракрус оказался слишком маленьким городом для столь важного порта: несколько зданий, украшенных кораллами с ближайших рифов, двухэтажные жилые дома и множество лачуг, построенных из выброшенных морем досок от кораблекрушений.
В ратуше, одном из немногих внушительных зданий, их принял интендант, городской глава, человек любезный и доброжелательный. Он вручил гостям приветственное письмо от вице-короля Новой Испании. За отсутствие торжественной встречи он не стал извиняться попросту потому, что не получал соответствующих указаний. Вместе с письмом интендант передал экземпляр издания «Гасета де Мехико»:
– Прочитайте это… про вице-короля.
Выпуск был посвящен исключительно описанию и восхвалению подвигов вице-короля в его «титанической» борьбе по распространению вакцинации в Новой Испании. Это все объясняло. Вновь высокий королевский чиновник, на этот раз вице-король, поспешил опередить экспедицию. История повторялась. В действительности, как выяснилось позднее, циркуляр от сентября 1803 года, извещавший всех вице-королей, губернаторов и генерал-капитанов о скором отправлении экспедиции, открыл им глаза на существование вакцины и подтолкнул к тому, чтобы любым способом постараться раздобыть ее до прибытия миссии, дабы присвоить себе все лавры.
Робредо объяснил интенданту, что экспедиция находится в затруднительном положении в связи с болезнью начальника; пустулы у вакцинированных рабынь из Гаваны на грани исчезновения. Необходимо срочно привить других людей, чтобы не прервалась вакцинная цепочка.
– Существует неминуемая опасность потерять добытое столь тяжким трудом сокровище.
– Несколько лет назад у нас бушевала эпидемия, и большая часть населения – те, кто остался в живых, – имеет иммунитет, – ответил интендант. – Помимо того, сейчас вакциной торгуют даже цирюльники, поэтому вряд ли вы найдете желающих.
Делегаты вернулись на корабль вместе с интендантом и двумя рехидорами, которые поднялись на борт, чтобы поприветствовать Бальмиса. Он уже оправился от временного помрачения рассудка, но пребывал в крайнем унынии и разочаровании по поводу реакции на их прибытие и известия о том, что в очередной раз вакцина уже успела здесь появиться.
– Мне прекрасно известно, что главное – не столько быть первым в обеспечении вакциной, – произнес Бальмис, – сколько срочнейшим образом распространить ее среди всех – богатых и бедных, индейцев и испанцев.
Все настолько плохо себя чувствовали, что вынуждены были переждать несколько дней, прежде чем покинуть корабль, хотя горели желанием ступить на твердую землю. Пока капитан и команда готовили «Марию Питу» к обратному пути, Бальмис назначил своего племянника, санитара Франсиско Пастора, ответственным за новый экспедиционный отряд: он должен был отправиться в Гватемалу, оттуда доставить вакцину в Сьюдад-Реаль-де-Чиапас, а затем в Центральную Америку.
– Нам лучше разделиться… В Оахаке и Чиапасе, без сомнения, вы встретите лучший прием, чем здесь. С вами отправится барабанщик, его уже можно вакцинировать; а потом вам придется раздобыть следующих детей. Мы увидимся в Сьюдад-де-Мехико через два месяца.
Кубинец был рад поехать с Пастором. Он бы согласился на все что угодно, лишь бы находиться подальше от этой своры испанских мальчишек.
Настал момент прощания. Дети сошли с судна такими ослабевшими, что едва смогли помахать матросам. Исабель заставила каждого из них пожать руку барабанщику или обнять его, но Гонсало, его мучитель, наотрез отказался. Капитану опять пришлось вмешаться и пригрозить маленькому негодяю еще одной публичной поркой, если он немедленно должным образом не простится с кубинцем.
– Кроме того, я хочу услышать твои извинения, да погромче! – добавил Педро дель Барко.
Выхода не было: пришлось повиноваться.
– Из…вини, – через силу выдавил Гонсало. Капитан обернулся и потребовал к себе Кандидо. Едва Гонсало убедился, что его никто не слышит, он тут же, не переставая неохотно обнимать барабанщика, тихо процедил:
– Самбо, твою мать…
Услышав свое имя, Кандидо в испуге улизнул, боясь в последний миг схлопотать наказание за проступок, которого не совершал. Какой-то матрос перехватил его на палубе и на руках оттащил к капитану.
– Но я ведь ничего не сделал! – причитал мальчик.
И правда, на этот раз он действительно ничем не провинился.
– Я только хочу обнять тебя, – сказал капитан, прижимая его к груди. – Мы с матросами будем скучать по тебе. – Затем он обернулся к остальным и добавил: – И по всем вам.
И тогда все впервые увидели, как Кандидо заплакал на публике – от удивления, смущения и усталости.
Франсиско Пастор с кубинским барабанщиком и двумя санитарами немедленно отбыли из города, а Бальмиса, Исабель и детей разместили в монастыре, где в трапезной им сразу же, согласно мексиканским обычаям, подали такое количество еды, с которым они оказались не в силах справиться: пять рыбных блюд, дичь и рагу из мяса с луком, чесноком и картофелем, а потом шоколад с бисквитом. Кто-то из детей буквально ожил от этого изобилия, а остальным лишь стало хуже.
В последующие дни Бальмису с помощниками не удалось провести ни одной вакцинации в Веракрусе. Никто из жителей не пришел, потому что ни интендант, ни церковные власти не проинформировали население. Это был чистой воды саботаж, и Бальмис буквально сходил с ума, потому что вакцинные везикулы у детей могли сойти со дня на день. Доведенный до предела, невзирая на слабость, он без предупреждения ворвался в кабинет интенданта и без лишних реверансов приступил прямо к делу:
– Наш монарх Его Величество Карл Четвертый не оставит без наказания ваше нежелание сотрудничать, – выпалил он. – Вы рискуете совершить роковую ошибку.
Он перечислил все грядущие кары, и чиновник, человек осторожный, предусмотрительный и несклочный, пошел на попятную:
– Единственное, чем могу помочь, – это привести к вам десяток рекрутов из гарнизонного полка, – предложил он.
Бальмис заподозрил, что столкнулся с еще одним чиновником, более жадным до почестей, нежели до реального вклада в борьбу с оспой, но делать было нечего, пришлось соглашаться. Несколько часов спустя, даже не успев передохнуть, они уже иссекали пустулы на руках у девочек и прививали солдат, причем прямо в собственных покоях в монастыре.
Исабель очень беспокоилась за детей – они по-прежнему чувствовали недомогание, – а также боялась, что они заразятся желтой лихорадкой: это, по-видимому, и случилось с Бальмисом. Поэтому она предложила ему как можно скорее уехать из города, подальше от этого изнурительного удушающего климата.
– Нам больше здесь нечего делать, – согласился Бальмис, понимая всю бессмысленность пребывания там, где их так плохо приняли. – Мы доберемся до Халапы, а потом, когда восстановим силы, отправимся в Мехико. А там, надеюсь, при помощи вице-короля, наметим маршруты, чтобы распространить вакцину на территории всей Новой Испании.
На следующий день на нескольких конных экипажах, предоставленных интендантом в распоряжение Бальмиса, измученная экспедиция перебралась в более сухой и благоприятный климат предгорий. Бальмис вез с собой троих вакцинированных рекрутов; напоследок в Веракрусе он обсудил с интендантом цену, которую хотел получить за трех кубинских рабынь. Исабель простилась с девочками чуть не плача. Они казались такими хрупкими и ранимыми…
– Кто знает, что с ними станется? – посетовала она.
– Интендант пообещал пристроить их служанками в добропорядочный дом, – сообщил Бальмис.