ять на себя работу по насаждению и распространению в Мексике последнего слова медицинской науки – вакцины против оспы; об изобретении этой вакцины он узнал из циркуляра о прибытии вашей экспедиции, доктор Бальмис, так что он прекрасно осведомлен о вашем существовании.
– Он решил опередить нас, чтобы восстановить свою репутацию.
– Именно так. Итурригараю нужно было заполучить политический бонус, а такое многообещающее чудо, как вакцина, подходило для этого как нельзя лучше. Итак, он отправил Арболейю на Кубу, и тот вернулся с препаратом в виде шелковых волокон, пропитанных вакциной, наверняка взятой от привитых вами жителей этого острова. Затем он незамедлительно вакцинировал своего полуторагодовалого сына, причем в столичном Приюте для детей бедняков, чтобы произвести впечатление на плебс, полагаю. При этом действе присутствовали дворцовые сановники, школьные учителя, судейские чины и множество аристократов, которые до тех пор не бывали в столь жалких заведениях. Самое удивительное в этой истории, что вакцина не привилась…
– Да как она могла привиться? В таких условиях нельзя вакцинировать…
Произошедшее здесь живо напомнило ему события в Пуэрто-Рико, только в более крупном масштабе. Вакцину использовали не столько в медицинских, сколько в политических целях. Теперь становилось понятно, почему их так холодно приняли в Веракрусе.
– Я вам все это рассказываю, чтобы вы поняли, с кем придется иметь дело. Чтобы заручиться поддержкой населения, Итурригарай сразу же по прибытии в Мехико возобновил бои быков, запрещенные предыдущим вице-королем. Затем он отправился в Гуанахуато за подарком в тысячу золотых унций от тамошних горнозаводчиков в обмен на разрешение на эксплуатацию новой шахты. По возвращении в столицу Итурригарай с большой помпой открыл конную статую Карла IV, сделанную по заказу маркиза де Брансифорте, – еще одного вице-короля, известного своими махинациями, жульничеством и аферами ради обогащения.
– Они приезжают, чтобы воровать, а не управлять.
Насколько иначе встречали бы экспедицию, если бы страной руководили отец и сын Гальвесы! Или Нуньес де Аро… Ведь не все вице-короли были настолько развращены и коррумпированы; напротив, многие из них вполне успешно правили колониями. Как, например, Ревильяхихедо: он велел установить в Мехико тысячу шестьсот фонарей, извел разносивших болезни бродячих собак и ввел наказание в виде пятилетнего тюремного заключения для тех, кто станет бить фонари.
Бальмис надолго впал в задумчивость, а затем произнес:
– Несмотря на волю короля нести свет в заморские земли, свет этот надолго не задерживается.
– Верно, это непросто. А сейчас здесь каждый сам себе хозяин, – ответил епископ, – механизмы контроля отсутствуют, у Мадрида нет рычагов власти и… средств. Это конец эпохи, дорогой доктор, ничто уже не будет таким, как прежде.
Бальмис возлагал столько надежд на свой приезд в Новую Испанию, что ему трудно было смириться и принять поражение. Без помощи вице-короля, без помощи властей задача не просто усложнялась, но становилась попросту невозможной. Однако, несмотря на физическую слабость, Бальмис был уверен в том, что сила разума и король на его стороне, и посему решил всеми доступными средствами продвигать свою миссию.
Исабель же предчувствовала, что это путешествие подходит к концу. Скоро уже дети перестанут зависеть от нее, ей придется оставить их на милость их собственной судьбы. И, как всегда в подобных ситуациях, она очень переживала. Она уже не верила ни в доброту властей, ни в то, что они выполнят свою часть уговора. Ей довелось слишком часто наблюдать и нерадение, и попустительство; королевские чиновники не вызывали у нее былого уважения. Непримиримая борьба Бальмиса с бездушным механизмом власти открыла ей глаза. Быть может, именно поэтому она постаралась хорошенько отмыть и принарядить детей, чтобы они триумфально ступили на землю Мехико. Чтобы они казались не жалкими сиротками, а юными принцами.
Мощеная дорога, по которой экспедиция ехала в семи экипажах, называлась Кальсада-де-лос-Мистериос – «Дорога тайн»: по обе стороны от нее возвышались каменные монументы, «мистериос», у которых молились верующие, совершающие паломничество к Святой Деве Гваделупской. Когда показался город, сердце Бальмиса забилось сильнее. На него нахлынули воспоминания о прожитых там годах, о времени, когда он так много нового узнавал, так развлекался, так любил… Исабель же поразили нищета городских окраин, бескрайний лес хижин из необожженного кирпича и соломы, теснящихся между грязными улочками, горы мусора и навоза. Вонь стояла невыносимая. Бальмис объяснил, что этот неистребимый дух идет от скотобоен и кладбищ: слой земли здесь неглубокий, а почва всегда влажная и заболоченная, поэтому не удается хоронить покойников должным образом. Некоторые нищие – в основном индейцы – казались живыми трупами: одетые в лохмотья или вовсе голые, с грязными лицами и размалеванными телами, они еле держались на ногах под действием пульке, алкогольного напитка на основе перебродившего сока одного вида агавы, который называется «агавой пьяниц»[69]. Злоупотребление пульке наносило опустошительный урон местному населению: многие спали прямо на улицах и на церковной паперти, а иные падали ничком в лужи и захлебывались. В правительственных кругах поговаривали, что в Мехико царит самая омерзительная нищета во всей Испанской империи.
А также самая ослепительная роскошь. Подъехав к центру, путешественники оказались в совершенно ином мире, который Гумбольдт некогда окрестил «Городом дворцов» – прямые длинные улицы, широкие проспекты, по которым прогуливалась нарядная публика, и богато украшенные здания – многие из них были воздвигнуты на фундаментах древних ацтекских домов. Мехико превосходил все города, виденные ранее, и Ла-Корунью, и Гавану. Бальмис начал беспокоиться: похоже, никто не собирался устраивать им торжественный прием. В ту пору население Мехико составляло около ста тринадцати тысяч жителей. Неужели они не могли собрать хоть небольшую толпу, организовать трибуну, чтобы приветственной хвалебной речью показать народу, как важна эта экспедиция? «Может быть, встреча должна состояться на площади Сокало, в самом сердце города, где стоит дворец вице-короля?» – думал Бальмис, стараясь сохранять оптимизм. А тем временем он показывал Исабель и своим помощникам университет, школы – Горнорудную и Хирургическую, где когда-то преподавал; говорил о больнице Амор де Диос, где работал, – в Мехико существовала дюжина больниц и две психиатрических лечебницы, – и о великолепном Ботаническом саде, находящемся на территории вице-королевского дворца.
Когда процессия вступила на брусчатку огромной площади Сокало, казалось, экипажи развалятся на части, настолько неровно и грубо были уложены камни. В центре возвышалась бронзовая конная статуя короля Карла IV, которую недавно с помпой открыл вице-король. Бальмис слегка воспрянул духом: присутствие рядом самого вдохновителя экспедиции воодушевляло. Но в остальном площадь являла собой весьма унылое зрелище: лишь несколько торговцев задержались у своих лотков с товаром. В этот поздний час темный силуэт собора четко вырисовывался на фоне апельсинового закатного неба.
Дворец вице-короля располагался на этой же площади, напротив рынка Париан. Экспедицию никто не встречал – ни члены Городского совета, ни чиновники магистрата. Стражники у решетчатых ворот, казалось, были удивлены их запоздалым появлением. Их никто не удосужился предупредить.
– Сегодня утром из Гуадалупе я отправил письмо вице-королю… – начал Бальмис.
Стражник попросил их подождать и зашел во дворец. Все сорок человек, прибывшие в экипажах, – Бальмис, его помощники, дети в безупречно чистой форме, вакцинированные солдаты, – стояли, с недоверием поглядывая на пышное здание, где решалась их судьба.
Стражник вышел в сопровождении рехидора; судейский передал Бальмису извинения вице-короля.
– Его сиятельство не получал никаких сообщений о вашем прибытии…
– А письмо, которое я отправлял из Гаваны? А записка из Веракруса? А Королевский указ от августа тысяча восемьсот третьего года?
Бальмис сжимал кулаки. Исабель опасалась, что он взорвется, но доктор совладал с собой.
– Этого я сказать не могу, сеньор. Его сиятельство только приказал мне устроить вас на ночлег. Это временно, потому что мы не ожидали вашего появления так быстро. Вы же изменили маршрут, так? Вице-король считал, что вы на несколько дней задержитесь в Пуэбле…
Таким дипломатичным способом чиновник пытался переложить ответственность за самоуправство вице-короля на самого Бальмиса: он, дескать, приехал слишком рано.
– Нет, мы направились прямо сюда, но повторяю, что я послал несколько сообщений Его светлости. Мне необходимо срочнейшим образом переговорить с ним лично. Мы знакомы, вместе служили в Альхесирасе…
– Боюсь, в такое время это невозможно.
– Прошу вас, сделайте так, чтобы он меня принял. Эта экспедиция создана по воле короля Испании.
Рехидор снова скрылся во дворце. Ночь спустилась на площадь; дети носились, играя в догонялки и жалуясь на голод и жажду, но чиновник не возвращался. Подтянулось несколько побирушек и торговцев, привлеченных столь необычным зрелищем. Бальмис сидел в экипаже, уставившись в пол. Что это за империя, где не исполняются приказы верховной власти? Исабель сочувствовала начальнику: он столько раз говорил, будто в Мехико их ожидает великолепный прием, дескать, он личный друг вице-короля, а Новая Испания – это земля обетованная, что все с нетерпением предвкушали приезд. Форменная одежда детей к этому времени покрылась пылью и грязью. Человек, который сидел перед Исабель, этот состарившийся мечтатель, больной и разочарованный, не заслуживал подобного отношения, каким бы гордым и тщеславным он ни был. Собственно, никто из них не заслуживал.
Рехидор появился час спустя с известием, что вице-король не может принять Бальмиса. Врач сжал кулаки и воззвал к небесам, остро ощущая свое бессилие.