Оставалась Патриотическая школа, созданная на щедрое пожертвование капитана Франсиско Суньиги, богатого шахтовладельца: он вложил двести тысяч песо в профессиональное обучение сирот обоих полов. Однако сразу же выяснилось, что здание еще не достроено, а места и не начинали распределять. Ни одно из решений, предложенных вице-королем, не сработало.
Бальмис уже отчаялся получить ответ от вице-короля. Итурригарай даже не удосужился подтвердить получение документов, что само по себе выглядело как не слишком деликатный способ проигнорировать все рекомендации Бальмиса. Подобное поведение и затянувшееся молчание сильно задевали доктора. «Почему он видит во мне политического противника, ведь у экспедиции чисто филантропические цели?» – вопрошал себя Бальмис, отправляясь по вечерам навестить Антоньиту Сан-Мартин.
– Ты по-прежнему так же наивен, как и прежде, – объяснила ему актриса. – Горбатого могила исправит. Ты полагаешь, что все в мире так же просто устроено, как и твоя работа: делаешь укол, человек выдает реакцию и навеки спасен от оспы. Нет, дорогой мой, в жизни все иначе. Может, ты уже наконец усвоишь, что этого андалузского господинчика – нашего вице-короля – не интересуют вещи, которые не сулят ему личной выгоды. Вот такие дела.
Бальмису было сложно представить, что человек на таком важном посту, как вице-король, может действовать подобным образом. Помолчав, он заключил:
– В таком случае нет смысла дольше задерживаться в Мехико.
Престарелая актриса аккуратно потушила пахитоску в пепельнице и издевательски захлопала в ладоши.
– А ты сообразителен, лапочка. Ну как ты можешь быть умным в одних вещах и совершенным чурбаном в других? Ты слепец! Порой, чтобы выиграть войну, приходится проигрывать битвы: эту можно считать проигранной. Послушай меня, наконец, отправляйся в Пуэблу под крыло к епископу.
Бальмис кипел от злости. Он перестал спать, долгими ночами обдумывая, что ему делать. Ему было ясно, что конфликт с Итурригараем нельзя оставлять без ответа. И он поступил так, как привык поступать в подобных ситуациях, пустив в ход все доступное оружие, которое порой оказывалось весьма действенным. Первым делом он написал длинные письма в Королевское казначейство, в Квалификационную медицинскую комиссию и министру короля Хосе Кабальеро. С присущей ему дотошностью Бальмис описывал крах прививочной кампании, вызванный действиями вице-короля. Заодно он упомянул, что доверился людям малообразованным или и вовсе невежественным, а также ставленникам Итурригарая, которых тот собирался пристроить к кормушке; практически прямым текстом доктор обвинил чиновника в непотизме. Далее он переходил к подробнейшему разбору допущенных ошибок, включая самые грубые, как, например, использование незрелой вакцины, – та же ошибка была допущена и в Пуэрто-Рико. После многих бессонных ночей Бальмис почувствовал удовлетворение. Эти письма были написаны вовсе не для того, чтобы наладить отношения с вице-королем; напротив, доктор думал, что, когда того настигнет возмездие, экспедиция уже будет так далеко, что Итурригарай не сможет до нее дотянуться. Их путь лежал в Пуэблу.
Исабель сходила в приют, чтобы попрощаться с Кандидо.
– Мы уезжаем только на несколько дней…
– А почему мне нельзя с вами?
– Потому что у тебя уже есть прививка.
– У Бенито тоже…
– Да, но он должен ехать с матерью.
Кандидо нахохлился.
– Если ты усыновила Бенито, почему не можешь и меня усыновить? – спросил он.
– Если бы могла, я бы так и сделала…
– А почему ты не можешь?
– Я не смогу прокормить тебя, но, Бог даст, когда-нибудь…
Ей не хотелось лишать мальчугана последней надежды, но Кандидо так разозлился, что убежал не попрощавшись.
Восемнадцатого сентября 1804 года экспедиция с военным эскортом прибыла в Пуэблу-де-лос-Анхелес, второй по величине город вице-королевства. С ними ехал еще один приютский мальчик, носитель вакцинной лимфы, переодетый по старинной моде в камзол с брыжжами и кюлоты.
– Легенда гласит, что город был основан ангелами, – объяснили гостям.
Исабель подумала, что только ангелы смогли бы построить этот великолепный город в горной долине, окруженной заснеженными вершинами вулканов. Воздух казался хрустальным, стояла мягкая весенняя погода. Когда Бальмис увидел, что у городских ворот их поджидает многочисленная группа представителей королевской и церковной власти, а также толпа жителей, он сразу вспомнил слова Антоньиты Сан-Мартин о здешнем епископе и с облегчением вздохнул.
– То, что вы собирались найти в столице, мы найдем здесь, – сказала ему Исабель.
Г убернатор, заранее оповестивший горожан о прибытии экспедиции, произнес короткую речь, славословя «чудесную вакцину», и пригласил гостей проследовать за ним в собор. Бальмис и Исабель сияли от радости. Им казалось, будто они плывут по воздуху над этими мощеными улицами, обрамленными церквями, монастырями и дворцами из серого камня и красного кирпича. Было невозможно отвести взгляд от увитых глициниями и розами зданий; с балконов их приветствовали местные жители, бросая цветы.
– Никогда не видел таких ярких изразцов, – шепнул Бальмис; с недавних пор он питал слабость к мозаике, возможно, потому, что цветные панно свидетельствовали о высоком положении хозяина дома.
– Раньше мозаику доставляли с Филиппин, а сейчас Пуэбла стала самым крупным центром по производству керамики во всей испанской Америке, – сообщил губернатор.
«Филиппины… – подумал Бальмис. – Да мы уже по пути туда». Воодушевленная поддержка людей, их теплое отношение, атмосфера праздника, слова благодарности… Никакие сокровища мира не могли сравниться с этим ощущением полноты бытия. Признание плодов их труда заставило путешественников почувствовать себя на седьмом небе.
Процессия дошла до собора, самого большого на континенте; там собралось столько людей, что гостям едва удалось полюбоваться покрытой золотом часовней Девы дель Росарио[70]. Для членов экспедиции приготовили места в первом ряду, куда они пробрались с немалым трудом. В воздухе плыл запах ладана и тысяч цветов, украшавших алтарь. Когда показался епископ, в храме воцарилась тишина. Рикардо Мария Родригес дель Фреснильо отличался благородной осанкой, его серые глаза смотрели серьезно и спокойно; темные с проседью волосы были зачесаны назад, открывая высокий лоб, а бархатный голос звучал с необычайной мягкостью. Епископ, напомнив об ужасах эпидемии, опустошившей Пуэблу в 1797 году, возвеличил роль короля и мужество членов экспедиции. Затем, спустившись по ступеням с алтаря, он подошел к приютскому мальчику, носителю вакцины, и повел его с собой к амвону. Бальмис невольно подумал о девяноста семи песо – сумме, в которую ему обошелся детский костюмчик в староиспанском стиле.
– Костюмчик-то себя оправдал, – шепнул он Исабель.
Он купил его, чтобы произвести впечатление на публику, придав идее вакцины некий таинственный, волшебный ореол. Указав на мальчика, епископ произнес проникновенную речь: «Отцы и матери семейств, находящие отраду в лицезрении своих нежных отпрысков, а также справедливо полагающие в них опору своей старости! Не питайте сомнений и дозвольте, чтобы вашим любимым чадам при помощи легкой и безболезненной процедуры ввели жидкость, которая сделает их неуязвимыми для воздействия коварной оспы; они не подвергнутся ни малейшей опасности, а вы будете избавлены от дополнительных трат и забот». Когда епископ закончил речь, зазвучали трубы органа, торжественно и величественно исполняя благодарственный гимн в честь прибытия экспедиции.
Его Преосвященство происходил из богатой креольской семьи. Епископ появился на свет в Вета-Гранде в штате Сакатекас; как и Бальмис, он был человеком образованным, увлеченным историей, – истинный сын века Просвещения. Будучи филантропом, радеющим о благе своих прихожан, особенно неимущих, долгие годы он трудился адвокатом и защищал сирых и убогих, ни разу не взяв с них платы; он и сейчас отдавал им значительную часть епархиальных доходов. Епископ пользовался всеобщей симпатией – как у бедноты, так и в высшем обществе. Этот человек совершил нечто неслыханное: отказался от унаследованных от семьи благ, разделил львиную долю своего имущества среди нуждающихся и окружил себя тем, что по-настоящему ценил, – книгами, картинами и резными деревянными скульптурами. Его библиотека произвела глубокое впечатление на Бальмиса, причем не только своим масштабом, – она насчитывала более пяти тысяч томов, – но и своей просветительской направленностью: наряду с творениями отца Фейхоо, Кампоманеса и Ховельяноса[71], которые стремились использовать эпоху Просвещения как инструмент в борьбе за политические и социальные изменения в Испании и ее владениях, она включала произведения Руссо, Вольтера и Монтескье – авторов, запрещенных Инквизицией. Умный, открытый и дружелюбный прелат предложил Бальмису финансовую и любую другую помощь в организации Центрального совета и клиники, употребив весь свой энтузиазм в распространении вакцины по подчиненной ему провинции. В результате за месяц было привито десять тысяч человек, а через три месяца, к концу 1804 года, большинство жителей Пуэблы получило иммунитет от оспы.
Во время вылазок в окрестные деревни экспедиционные врачи распространяли отпечатанные епископом памятки, обучая местный персонал процедуре вакцинации. Помимо того, Бальмис сделал впечатляющее открытие: в соседней долине Атлиско обнаружились коровы, зараженные вирусом коровьей оспы. Это стало потрясающей новостью – в Новой Испании появился природный источник вакцины. Бальмис незамедлительно доложил об этом в письме министру Кабальеро.
Исабель мечтала о том, чтобы остаться жить в Пуэбле. Ей нравился просторный старый дом, увитый жимолостью и жасмином, где их разместили по указанию епископа. Ей нравилось бродить по извилистым улочкам и благоух