— Нам пора, — сказал тот, будто только этого и дожидался. — Скоро рассветет. Надо торопиться.
Не знаю уж, как он определил, что уже утро. Хотя, судя по моим часам, он оказался недалек от истины. Я прислушался. Шума снаружи не доносилось — видно, буря утихла.
— Где Муха? — спросил я.
Малыш появился бесшумно, откуда-то сбоку, будто тень от стены отделилась. До меня донеслись его пси-импульсы — жалобно-взволнованные и… он будто бы оправдывался.
— Не переживай, малыш, — я легонько похлопал его по хрупкому плечу. Окинул взглядом пещеру. — Ну что, выдвигаемся?
Бао, а за ним и Джамал кивнули. По очереди выбрались наружу через узкий лаз. Я отправился последним.
Тело ноет от вчерашних нагрузок, голова раскалывается от недосыпа, так что сама мысль о том, что предстоит еще один день провести на ногах, приводит в ярость и отчаяние. Но единственное, что я могу с этим поделать, — это поменьше думать. И просто действовать.
К счастью, это-то я умею.
21
Этот переход стоил всех предыдущих, вместе взятых. Я уже без зазрения совести горстями глотал стимуляторы, пока не прикончил весь запас, выданный мне перед отправкой. Но препараты уже мало что решали. По-моему, от них только голова начала кружиться, а по телу разлилось какое-то нездоровое онемение. Лишь кончики пальцев покалывало, как от слабого электрошока.
Мы упрямо карабкались вверх по склону, преодолевали почти вертикальные подъемы, перелезали через насыпи острого щебня, перепрыгивали через глубокие расщелины. День с самого утра выдался жарким, а когда Поллукс вышел в зенит, находиться на открытом пространстве стало совсем невмоготу. Повязали головы тряпьем и время от времени смачивали волосы остатками воды. Джамал — тот и вовсе пару раз помочился на свой тюрбан.
Мы уже не шли, а брели, едва переставляя ноги. Даже двужильный Бао, похоже, начал уставать. Искали, где бы укрыться от зноя и передохнуть, но подходящего места, как назло, не попадалось.
Когда оказываешься посреди такого вот раскаленного, как сковородка, пространства, первое время мозг сам подкидывает тебе спасительные фантазии. С ног валишься от усталости, голова закипает от жары, во рту вместо языка — шершавый камень, но где-то на задворках сознания теплится мысль, что все это скоро кончится. Нужно только потерпеть чуть-чуть. А если не сможешь дотерпеть — ничего страшного. Стоит только подать сигнал — и прибудет подкрепление с целой цистерной прохладной прозрачной воды, со жратвой, с мазями от ожогов. Но лучше потерпеть, ты ведь крутой. Ты должен показать всем, что ты и без всего этого справишься.
Самое хреновое начинается, когда осознаешь, что все это происходит с тобой на самом деле. И на самом деле ты — жалкая мошка, брошенная в середину пышущего жаром плато, и если ты через четверть часа не найдешь укрытия, то просто сдохнешь здесь, причем всем плевать будет на это. Вот тут-то и начинает подступать откуда-то из глубины, из самых отдаленных закоулков души, Ее Величество Паника. Поддашься ей — и все, конец.
Наверное, я действительно стал слишком много думать для представителя моего ремесла. А может, я просто был единственным, у кого оставались силы еще и думать. Потому что спутники мои просто брели вперед, прикрыв глаза, и я уже давно не слышал из их уст ни единого слова — лишь хриплое прерывистое дыхание.
Я окликнул Бао.
— Ты же говорил, что знаешь дорогу. Где тут укрыться?
— Там, — мотнул он головой на север. — Я думал, успеем дойти. Но теперь уже не дойдем.
— Как это не дойдем? — хотел было вспылить я, но сил не осталось даже на то, чтобы повысить голос. — Сколько еще осталось?
— Будем так плестись — часа два. Или три.
Тысяча черепогрызов! Действительно, не дойдем. Может, сделать привал прямо здесь? Нет, нужна тень, а нам не из чего соорудить даже плюгавенький тент.
— Хэй! — донесся до нас возглас Джамала. Уродец последние полчаса шагал впереди всех. Вот и сейчас он уже на вершине небольшого гребня, на который мы только собираемся забраться.
— Чего там? — крикнул я в ответ, щурясь от слепящего света.
Джамал лишь издал какой-то вопль, похожий на карканье, и скрылся по ту сторону склона. Что за…
Мы с Бао из последних сил бросились вперед. Мэри и малыш Муха остались у подножия склона. Девица плюхнулась на землю, явно собираясь плюнуть на все и тихонько помереть. Муха, добрая душа, крутился возле, то и дело поглаживая ее по засаленным космам. Наверное, уговаривает не сдаваться. Эх, малыш, мне бы твое самообладание…
Узкоглазый добрался до вершины раньше меня и замер, вглядываясь куда-то вниз. Я, последние метры подъема преодолев на четвереньках, плюхнулся на пузо и выдохнул:
— Ну что там?
— Капсулы, — будничным тоном произнес Бао.
Склон, который мы преодолели, по сути, был последней ступенькой, ведущей на вершину плато. Дальше перед нами расстилалась кажущаяся бескрайней каменистая пустыня, в которой изредка торчали одинокие скалы, похожие на чьи-то гигантские гнилые зубы. Наверное, в пасмурную погоду эта равнина просматривается на много километров вокруг, но сейчас горизонт тонет в колышущемся мареве разогретого воздуха. На севере, метрах в трехстах от нас, поблескивают металлическими поверхностями несколько яйцевидной формы аппаратов, вроде того, на котором я сам явился сюда уж не вспомню точно, сколько дней назад.
Джамал с завидной скоростью рванул вперед и теперь уже на полпути к капсулам. Я мотнул головой, смахивая капли пота с бровей, и проводил его взглядом. Сил на то, чтобы подняться и последовать за ним, пока не было.
— Надо идти, — сказал Бао и двинулся следом за уродцем.
— Надо помочь остальным, — прохрипел я.
Он обернулся, окинул меня взглядом своих узких, как щелки, глаз.
— Мэри — девка Джамала. Пусть он ей и помогает.
— А Муха?
— Пещер здесь нет. Муха не нужен.
Он развернулся и трусцой — откуда только силы взялись — побежал к капсулам. Я рванул было бластер из кобуры, но пальцы тут же расслабились, так что оружие мягко упало в песок. Смысл стрелять? Ведь он, по сути, прав…
Кое-как поднялся и оглянулся назад. Мэри по-прежнему сидит на земле, уткнув подбородок в грудь, Муха все так же суетится рядом, пытаясь ее растормошить. Вздохнув, я плюхнулся на задницу и, подгребая ногами, начал спускаться со склона. Он достаточно пологий для такого способа передвижения. Еще бы острые камни попадались пореже…
— Ну что у вас тут?
Муха поднял на меня запыленную физиономию, на которой, кажется, только одни глаза и остались. До меня донесся его жалостливый позыв и просьба о помощи. Я тронул девицу за плечо.
— Идти можешь?
Она покачала головой и что-то прохрипела под нос. Я выругался. Бросил взгляд наверх, вслед уже добравшимся небось до капсул зэкам. А мне тут с этой девицей возись… Какого, спрашивается?
Отстегнул от пояса флягу с остатками воды и споил всю замарашке.
— Ну все, хватит ныть. Расселась тут… Вставай!
На ногах Мэри едва держалась, так что пришлось придерживать ее за плечи. Муха и тот принялся помогать, зайдя с другого боку. Карабкаться по склону в таком положении было более чем несподручно, так что в конце концов пришлось взвалить девку на плечо и тащить всю дорогу, до самых капсул.
Капсул было пять, приземлились все довольно кучно, что меня, признаться, удивило. Насколько я понял, осужденных стараются разбрасывать по всей территории.
Джамал с Бао уже успели разобрать одну из них — одноместную, современного образца — на составляющие. Из листов обшивки наскоро соорудили навес — небольшой, едва хватило, чтобы мы впятером смогли укрыться в тени.
Я, не особенно церемонясь, сгрузил девицу рядом с Джамалом. Но уродцу, похоже, не до подружки — он, растянувшись прямо на камнях, прикрыл глаза и не то заснул, не то потерял сознание. Тепловой удар? А, плевать. Мы все сейчас примерно в том же состоянии.
Сбросил с плеча рюкзак и, слегка потеснив Джамала, расположился рядом. Здесь, в тени, ничуть не прохладнее, чем снаружи, но, по крайней мере, не пекут лучи Поллукса, а это уже немало. Я и так успел сжечь себе все лицо и шею. Кожа уже начала шелушиться, обнажая розовые внутренние слои, которые страдают от лучей еще сильнее. Эх, поздно я догадался повязать тюрбан так, как у Бао, — чтобы часть ткани свешивалась на спину, прикрывая уши и шею.
Переждать жару. Поесть… Нет, сейчас пока не до еды. Попить бы, но воду лучше экономить. Да и сил нет даже на то, чтобы отыскать в рюкзаке фляжку. Стоило принять горизонтальное положение, как голова стала тяжелой, как гиря, и глаза застлала красная пелена. Еще немного — и я вслед за Джамалом погрузился в забытье. Совсем старался не отключаться — с такими спутниками поневоле станешь параноиком.
Со временем творились просто невообразимые штуки. То чудилось, что мы уже не первый день здесь валяемся и все пропустили. Идти дальше нет смысла, возвращаться — тем более. Осталось только лечь и помирать, чем мы, собственно, и занимаемся. Но стоило подумать о том, что нужно подниматься и идти, как начинало казаться, что и пяти минут не успел отдохнуть. Да и не было сил идти куда-то. Все, выжались досуха. Удивляюсь, как мы вообще умудрились забраться так далеко. До Озерного лагеря, по подсчетам Бао, остается километров пятнадцать, не больше.
Когда Поллукс начал клониться к закату, стало полегче. К тому же и ветерок подул — жаркий, как из топки, но все же лучше, чем ничего. Бао очухался первый. Принялся бродить между капсулами, заглядывать внутрь. Да уж, мародерство у местных в крови.
Я, приоткрыв глаз, машинально наблюдал за Бао. Тот уже успел разжиться каким-то продолговатым свертком — похоже, сухой паек. Пошарив в дальней от нас капсуле, выудил еще два таких же и пару рожков для огнестрела. Свалил все это под навесом в одну кучу.
— Не взяли. Торопились, — мотнул он головой в сторону трофеев.
— Да уж… — пробормотал я, приподнимаясь. Сел, притянул колени к груди. Башка кружится, как у пьяного. Надо бы поесть.