А. Гумбольдт.
Астрахань, 2 (14) октября, при 18° R. 1829 г.
Его Превосходительству г-ну барону фон Гумбольдту,
государственному министру, в Берлин.
При его отсутствии вскрыть г-ну полковнику фон Гедеману.
Г-н фон Гумбольдт нанял для нашей поездки большой пароход Евреинова[186] с двумя паровыми машинами, каждая на 30 л. с., и 30-дюймовым паровым цилиндром. Мы собирались отплыть на нем уже утром, но разные необходимые починки и сильный ветер с вест-зюйд-веста отсрочили наше отправление на после полудня. Наконец, в 4 часа мы выбрали якорь и теперь уже быстро двинулись вперед. Погода стояла исключительно приятная, небо ясное, температура воздуха 12° R. Мы прошли мимо судовой верфи и многочисленных волжских кораблей, стоящих на якоре перед Астраханью, и еще долго видели высокий собор и прочие многочисленные башни города, пока около 5:30 солнце не село и наступившая темнота не скрыла вида. Всю ночь мы шли по широкой Волге, на ее заболоченном заросшем камышами берегу нашего внимания ничто не привлекало; в 7 утра мы добрались до небольшого острова Бирючья коса с правой стороны в устье Волги на расстоянии 85 верст от Астрахани. Мы прибыли бы сюда раньше, но ночью попали на мелководье и простояли до рассвета, чтобы ночью опять не попасть на такое же.
Собрав образцы этого (оставленного кораблями в качестве ненужного балласта на Бирючьей косе. – Прим. ред.) известняка, мы вместе с г-ном Странаком переправились на лодке через залив на более высокую часть острова, на которой немного далее слева стояла рыбная ватага (рыбацкая деревня) грека Варваци[187], а справа несколько калмыцких кибиток. Последние по большей части были закрыты, их обитатели отсутствовали. Лишь одну мы обнаружили открытой, там сидела молодая калмычка, занятая чесанием шерсти. Она была довольно симпатичная, с румяными щеками, черные волосы спускались толстыми косами на спину в знак того, что она еще девица; но при крайней нечистоплотности, отличающей калмыцкую кибитку, мы посчитали за лучшее не задерживаться[188]. Кстати, эта возвышенная часть острова кишела змеями (Coluber scutatus и Dione[189]), которые спокойно грелись на солнце; нескольких из них чрезвычайно ловко отловил проф. Эренберг. Под кустарником обнаруживалось много ящериц, исчезавших при нашем приближении, а в песке мы часто видели маленькие воронкообразные углубления, из которых виднелись лапки тарантула (Lycosa Tarantula?[190]). Помимо растущего там и сям кустарника, состоящего в основном только из Arctium Lappa[191], одного из видов Atriplex[192], одной из Artemisia[193], Urtica dioica[194] и Rubus fruticosus[195], остров был голый и песчаный.
Когда г‐н фон Гумбольдт закончил свои наблюдения, как раз прибыл казенный пароход, стоявший неподалеку, и после обеда мы сели на него, чтобы совершить поездку далее по Каспийскому морю […] За Бирючьей косой мы вышли в открытое море; по левому борту земля исчезла из вида, лишь по правому мы еще прошли несколько камышовых островов, которые тянутся вдоль северо-западного побережья Каспийского моря, пока за островом Четыре бугра не исчезли и они […] Был теплый прекрасный вечер, который еще надолго задержал на палубе, пока мы, наконец, не разошлись по каютам.
Мы пристали поблизости от красивого здания, которое г‐н Сапожников[196] распорядился выстроить по случаю поездки императора Александра I на Урал в 1824 г. в надежде, что император посетит Астрахань и будет осматривать рыбные ловли, чего, однако, не случилось. Извещенный еще до нашего приезда, г‐н Сапожников оказал нам радушный прием и сразу после завтрака отвел к ловцам. Рыба здесь, как и на других рыбных ловлях Волги, – та же, которая встречается и в реке Урал […] Для своего передвижения она предпочитает использовать одни и те же пути, выбирая преимущественно определенные рукава Волги, которые уже точно известны и на которых по преимуществу и закладываются рыбные ловли. Чаган – один из самых богатых рыбой рукавов дельты, может быть, из‐за особенно густо поросшего камышом берега. Здесь, как и на Урале, мы видели учуг – плетеную перегородку, которая идет зигзагом с тупым углом через всю реку. На входящих углах учуга, если идти вверх по течению, были сделаны отверстия, которые на внешней стороне на некотором расстоянии закрывались плетеными конструкциями полуциркульной формы, достававшими до дна. Большие белуги и осетры плывут вверх по течению через отверстие учуга в камеры, окруженные плетенкой, из которых уже не могут выбраться из‐за неудобства повернуть назад, и время от времени их вытаскивают багром.
Потом перешли к изготовлению икры, которое состоит лишь в следующем: чтобы отделить икру от сопутствующего жира и клетчатки, ее руками пропускают через грубое сито, стоящее на большом, открытом сверху ящике, а затем пропущенные через сито икринки солят. Количество соли зависит от того, какое по длительности время должна храниться икра. Для краткосрочного хранения добавляют лишь немного соли, для долгосрочного же икру помещают в очень сильно посоленную воду и перемешивают там. Затем ее раскладывают в льняные мешки, отжимают – сначала руками, потом специальными прессами – и упаковывают в определенные для пересылки бочки, где заливают сверху рыбьим жиром. Остающиеся в сите жир и клетчатку не выбрасывают, но вместе с внутренностями используют для ворвани.
Количество икры, содержащееся в этих рыбах, невероятно. Большие белуги, согласно Палласу, дают до пяти пудов икры; а так как согласно тому же естествоиспытателю пять икринок белуги весят один гран, то в таких белугах должно быть до семи миллионов икринок, чем объясняется их необычайное размножение. У осетров и севрюг икры меньше: первые, по Палласу, дают не более тридцати, вторые не более десяти–двенадцати фунтов икры. Икринки этих осетровых мельче, гран составляет семь икринок. В то же время осетровая, севрюжья и особенно стерляжья икра считается лучше по вкусу и продается дороже, чем белужья, которая из‐за большого количества слизи составляет низший сорт.
Для приготовления белужьего клея плавательные пузыри разрезают, промывают и оставляют на некоторое время на воздухе; затем, пока они еще влажные, внутреннюю белую кожу, которая только и идет в дело, отделяют от внешней, сушат, обычные сорта без дополнительных операций, лучшие же после того, как их сплетают и определенным способом выгибают лиро- или подковообразно […] Спинной хрящ разрезают в длину, сушат на воздухе и продают под названием вязига; в России ее употребляют для супов и соусов, чтобы сделать их более густыми благодаря содержащемуся в вязиге желатину; или добавляя мелко нарезанные куски в домашнюю выпечку, которую в России очень часто вместо хлеба едят с супом и называют пироги.
Разделанных рыб разрезают еще на несколько кусков, держат пару дней в соленой воде, а затем в специальных емкостях со слоями соли. Эти емкости лежат в своего рода подвалах, которые выкопаны на склоне возвышенного берега Волги так, что крыша находится вровень с землей, а передняя сторона на одном уровне со склоном высокого берега. В плане они прямоугольные; в центре передней узкой стороны подвала находится вход, и от него по всей длине подвала идет коридор, справа и слева от которого находятся емкости, по три больших углубленных четырехугольных ящика с каждой стороны, в которых слои разделанной рыбы чередуются со слоями соли. Сверху над центральным коридором сделано несколько люков, через которые в подвал проникает свет; чтобы сохранять в подвале холод, три его внешних стены под землей обложены толстым слоем льда в 2,5 сажени толщиной и 19 футов высотой. Этот слой тает летом до четверти своей первоначальной толщины и каждую зиму обновляется вновь.
Хотя белужье мясо более вкусное, но так как оно хуже усваивается, чем осетрина и севрюжина, то его ставят ниже их, во всяком случае осетрины. Больше всего среди осетровых ценится мясо стерлядей, поэтому их перевозят при больших затратах живьем из Астрахани и верхней Волги, а также ее притоков Камы и Оки, где они еще водятся во множестве, вплоть до Петербурга и там продают втридорога.
Кроме рыбной ловли г-на Сапожникова, в других местах рукавов Волги есть и другие; лучшие принадлежат уже упомянутому греку, майору Варваци. Хотя император Александр и объявил рыболовство на Волге свободным, оно все еще, как и раньше, остается монополией отдельных лиц, поскольку лучшие места, где предпочтительно ходит рыба, некогда уже были отданы в собственность, и богатые владельцы имеющихся рыбных ловлей употребляют все средства, чтобы не допустить новых.
Г-н Сапожников лишь берет свои ловли в аренду, выплачивая за них владельцам кн. Куракину, гр. Безбородко и Всеволожскому ежегодную плату – соответственно 500, 175 и 300 тысяч рублей[197]. Учитывая, каких расходов требует, кроме того, содержание оборудования и большого количества занятых при этом людей, можно составить себе представление о значении этих ловлей для Астрахани. Согласно Палласу, они намного превосходят прочие ловли не только в России, но и, исключая Ньюфаундленд, за границей. Их значение для России тем больше, что они дают основное питание для русского населения на время предписанных греческой церковью постов, составляющих более чем треть года.